ИМ ХОчется этого всегда

тери к тому времени уже не стало, на хлеб, хотя и с натяжкой, хватало, а мечта все сопутствовала его ходу, не оставляя ни на минуту. В двадцать шесть, у нас с ним дни рождения тремя днями разнятся, он не имел ни жены, ни семьи, да и квартиру пришлось отдать. После смерти матери, в начале девяностых, когда всех захлестнул «ваучерный бум», взял Илюша ссуду под залог жилья, скупил ваучеров и направился в Москву, где ценные бумаги удачно продал, нажил вдесятеро больше, чем было, и уже собирался вернуться, чтобы превратить мечту в реальность, как вдруг подвернулся скверный случай, испоганивший ему и без того нелегкую жизнь. В аэропорту «Шереметьево» подружился он с тремя кавказцами — это ему тогда казалось, что это он познакомился, а не с ним познакомились, да выпил чарку, друзьями предложенную. Выпил и захмелел некстати. В аэропортах хмель кстати никогда не бывает, но это он понял позже, когда уже все случилось. Когда же в себя пришел, то ни друзей, ни денег, пачками которых были плотно заполнены карманы, не оказалось. Вот тогда и понял Илья, что его обманули. Как всегда. А он-то полагал, что все изменилось… Ничего не изменилось. Глупость какая-то сплошь и рядом. Жизнь-сука наказывает за промахи без пощады.

С мечтой, равно как и с квартирой, пришлось расстаться и переехать в старенькое общежитие для строителей, где была одна уборная на восемь комнаток, кухня с проржавелой плитой и умывальником, из которого вечно сочилась вода. Срывалась с сопливого крана и громко барабанила по жестяной раковине, разносясь зловещим эхом по всему коридору.

Минул год. Ничего необычного в жизни Илюшиной не произошло. С утра до вечера: работа, магазин, простая еда и, как и положено, одиночество. Одна отрада — изредка, в выходные, выбирался дурачок во двор с мячом, за зарплату купленным (соседи по общежитию пальцем у виска крутили — ну, не идиот ли? — концы с концами едва сводит, а мячи покупает!), да играл с мальчишками. С теми, что помладше. Играл до исступления, поддавался, пропускал и доволен был, когда малыши радовались удачно забитому голу.

Однажды только беда приключилась. Один из мальцов с тяжелой ангиной в больницу загремел. Родители к нему вечером пришли в приемный покой, а Илюша уже там. С настольным хоккеем. Денег занял на работе (давали — знали, отдаст), купил, принес. А к малому не пускают. Спросили — вы кем ему приходитесь? Он возьми бы да соври — отец, а он, дурак, так и сказал — никто. А «никого» в палаты, как известно, не пускают. Родители такому факту удивились, конечно, несказанно, в смысле — факту появления с дорогостоящим подарком у палаты их чада совершенно незнакомого мужчины. И даже в милицию на всякий случай позвонили — дескать, может ли быть такое, чтобы взрослый человек имел благие намерения и чужими детьми до такой степени интересовался, чтобы к ним в больницу ходил с хоккеями?

Илюшу по звонку, конечно, приняли, как положено принимать в райотделах подобных фигурантов, однако, поскольку было совершенно невозможно доказать, что он мерзавец,