ИМ ХОчется этого всегда

рячься.

Пневматические ножницы с длинными ручками и большая черная сумка лежали под зеркалом, и если во мне и было к тому моменту какое-то сомнение относительно предположений Старика, то сейчас оно превратилось в пар.

Ах ты, сукин сын, подумал я, шагая по длинному коридору. Я знаю, что работники складов воруют во всех компаниях, как раз тот случай, когда человек имеет то, что охраняет. Тот, кто ворует на копейку, а из других рук рвет на рубль, куда лучше, чем тот, кто ничего не ворует и ни за чем не следит, — это мой совет тем, кто собирается стать президентом компании и присматривает на роль завсклада подходящую кандидатуру.

— Гросс!

Толкнув дверь, я отшатнулся и тут же вышел в коридор…

Размяв виски, уже никуда не торопясь, вернулся в прихожую и закрыл дверь на все обороты замка.

А потом пошел на кухню. Быть того не может, чтобы у этого парня, что сейчас в спальне, не нашлось огненной воды в холодильнике. С трудом разыскав среди консервов и горой наваленных овощей плоскую бутылочку коньяку, я сорвал крышку и с наслаждением прильнул к горлышку.

Отпив половину и едва не задохнувшись, я лег локтями на стол и опустил голову.

Целый день и всю предыдущую ночь я пью. Я выпил за эти сорок восемь часов столько, что пора исключать спиртное из рациона следующего месяца. И что удивительно, алкоголь не действует на меня привычным образом, он просто непринужденно вводит меня в депрессию. Я говорю без заминок, глаза ясны и чисты, походка уверенна, и движения мои точны и расчетливы. Но с каждым новым часом мне становится все тяжелее жить на этом свете.

Каждая вещь имеет свое место и свой смысл, учил Ницше. Мужчина создан для войны, а женщина для отдохновения воина. А чем сейчас, хочу я вас спросить, занимается Гросс?

Тяжело выпрямившись, я прихватил со стола коньячную бутылочку и направился в спальню.

Гросс лежал там, где я его оставил пять минут назад. Подогнув под себя ноги и уперев в потолок взгляд, мой кладовщик мочил ковер. Из ран на его груди кровь стекала и впитывалась в ворс, и ее было столько, что вокруг Гены образовался непредусмотренный художником рисунок — огромное черное пятно. Не знаю почему, я вдруг стал думать о ковре. Мой папа работал на ткацкой фабрике, и волей-неволей мне приходилось слушать о том, что говорили дома. Это особенность семейного быта — хочешь ты или не хочешь, но все равно будешь погружаться в тонкости ненавистной тебе профессии. Каждый мужчина в семье думает, что его профессия самая важная. Без нее мир бы встал, гравитация исчезла и мы, отвалившись от поверхности Земли, полетели бы в космос. А еще отцы не любят, когда их сыновья занимаются не тем делом, что они, поэтому они с настойчивостью, достойной лучшего применения, заставляют понимать то, что сыновьям, казалось бы, вовсе ни к чему. «Пойми, сын, — говаривал он мне, принося домой очередной кусок опытного образца, — когда-нибудь ты поймешь, как это важно». Так я узнал, чем «караман» отличается от «ладика», «тавриз» от «келима», а «бергамо» от