Анамнез декадентствующего пессимиста

длиною в мысль или в любовь.

За всё время существования основные правила человеческого общежития не поднялись в своём значении выше первобытного табу, поэтому, чем больших высот развития достигает разум, тем естественней он переступает через запреты.

Великое множество племен и народов сеяли хлеб и создавали на Земле линии культуры. На Земле жили и творили тысячи мыслителей и художников. На Земле говорили пророки. Писатели и поэты ловили единство мысли и чувства. Архитекторы и камнетесы дополняли природу. Ученые, инженеры и рабочие делали ее домом. Но все это теперь не важно.

Нельзя смеяться шутке, которая наскучила, нельзя есть, когда не хочется. Хорошо то, что хорошо кончается. Всё ближе к гнезду человек. Я любил всё, что я видел. Что задумано, то и сделано. Конец есть конец. А вот то будет, что и нас не будет. В искупление нашей вины мы скажем: мы были… Вот как бывает на свете. Завещаю на нужды народного образования… Бывает же… Звучит глупо и затасканно, но это так.

Глава 49. Факт смерти

Умер он мгновенно. Так умирают герои снов, когда пробуждается сновидец.

Снимают труп и во весь рост, а для фиксации особых примет – обнажённым. В необходимых случаях трупу перед съёмкой судебный медик придаёт прижизненный вид: умывает, причёсывает, открывает глаза, припудривает кровоподтёки. «Факт смерти, установленный на основании медико-биологических данных, удостоверяется в свидетельстве о смерти, выдаваемом органами ЗАГСа».

Видимо, похороны были очень скромные. Немногие пришли проститься в морозный день. В литературном мире его уход также прошёл незамеченным. Единственным откликом был некролог, написанный неким анонимом в городской газете: «Смерть таланта и талант смерти».

«Характерные для его трудов острота творческого ума, широта интеллектуальных интересов, тонкие психологические наблюдения, эмоциональная энергетика стиля изложения и необычные сюжеты и размышления о жизни дают мощный импульс для изучения явлений культуры. Ему принадлежат статьи о созерцании природы и смысле путешествий, о роли случая и неожиданных приключений в жизни человека. Глубокого смысла полны статьи о религии и личности Бога, о философии истории и культуры, о любви и судьбе. Неожиданны рассуждения о философии денег и богатстве, о скупости и щедрости, о смерти и бессмертии, о моде и ее непостоянстве, о мужской и женской культуре… Мыслитель, предложив немало новых и оригинальных проблем, обогатил культурологию новыми идеями и пророческими озарениями».

Я цитирую из того же интервью: «Но никто не может сказать, насколько длинной задумал он свою поэму, не исключено, однако, что оставленное им есть лишь малая часть произведения, которое он видел как бы в тусклом стекле».

Позвольте рассказать вам его историю. Он страдал от высокого кровяного давления, высокого уровня сахара, депрессии, одиночества, банкротства, развода и сексуальных извращений. Он был на грани саморазрушения. Он обращался к врачам, он обращался к адвокатам, он обращался к гипнотизерам, он обращался к проституткам. Он обращался к священникам, он обращался в клиники медитации, он обращался в террористические организации, он даже обращался к своей матери.

«Он, мысль которого никогда не истощалась, писал в это время историю своей жизни. Но изобразить историю его жизни трудно, ибо не было у него ни жизни, ни истории. Он жил почти абстрактной жизнью. «У меня ум земной, – говорил он. – Зачем же хотеть понять то, что не от мира сего?» Но жил он только ради этого, и такое гордое стремление к абсолюту отнимало его у земли, на которой он ничего не любил.

Он был застенчив, беспокоен, нежен и добр, но написанные им книги жестоки и болезненны. Он видел мир, наполненный незримыми демонами, рвущими и уничтожающими беззащитного человека. Он был художником и человеком со столь чуткой совестью, что слышал даже там, где глухие ошибочно считали себя в безопасности (совесть как фоpма невpоза). Как никто другой умел он передать ледяное дыхание кризиса.

Не был он и врагом Христа, который заворожил мир красотой смерти. Впрочем, это крушение не меняет сути дела. На вопрос, что дала ему философия, он однажды ответил: "По крайней мере, готовность ко всякому повороту судьбы"».

Кроме того, женщин, с которыми он расходился, ждали неизбежные разочарования – очень скоро после расставания с ним они убеждались, что так, как думал он, не думал больше никто: он оставлял в их воображении прочно установившиеся представления, резко противоречившие всему, что могло их в дальнейшем ожидать. Он обладал редчайшим даром, который я назвала бы добротой, если бы это слово не было так затаскано, скажем лучше: истинной заботой о людях. И еще он сказал, что мы снова увидимся, только неизвестно, когда и как.

Я задумчиво побродил по комнатам, где он пережил, безусловно, один из самых тяжёлых моментов в своей жизни; потом вышел на балкон, откуда он смотрел на городской пейзаж перед тем, как, по его выражению, «выйти на финишную прямую». Естественно, мысли мои вновь и вновь возвращались к любовной страсти у людей, её чудовищной силе, её роли в генетической структуре вида.

Этот сумасшедший карнавал, на котором он веселился, эта постоянная борьба полов, эта паучья свирепость, которая сделала его любимым писателем отупелых северных недотеп…

Отмечая однажды, что снег для него является весьма важным в жизни событием, поскольку в момент снегопада у него перед глазами встают картины детства, он, в частности, писал: «В Париже даже на самый незначительный снегопад смотрят как на катастрофу. А у меня на родине слой снега иногда достигал двух метров, и никто не жаловался».

Мужчина без пещеры, где он мог бы зализать раны и перевести дух, подвержен переутомлению, стрессу и негативному воздействию окружающей среды. Поэтому он долго не живет. Чаще всего его валит инфаркт, инсульт или другая болезнь из-за нервного перенапряжения и переутомления, например, язва желудка и снижение иммунитета. В древности его съедал хищник, или он погибал от холода. Даже наказание такое практиковалось – изгнание из племени. Та же смертная казнь.

В конце концов он, в ком было больше всего жизни, стал самым печальным из людей, и едва ли всё могло завершиться как-то иначе.

Вот запись в дневнике одной женщины: «Женщины никогда не расстаются с любимыми… И нелюбимыми. Женщины не способны расставаться. Вот мой вывод. Таким вот удивительным образом устроена женщина. Она, то есть я, мы никогда не сдаем свои земли. Каждый хотя бы единожды взглянувший на нас по-мужски мужчина наш навеки, и то, что с ним потом случится в жизни, уже навсегда имеет к нам прямое отношение. Женщина – сильное и коварное создание. Красивое и жестокое. Расставаясь, мы раним. Мы вонзаем иголку так глубоко, чтобы след от нее навсегда остался в сердце. И потом, спустя годы, мы помним, куда именно был нанесен удар, и всегда храним про запас возможность воспользоваться, но… Женщина также мудра и милосердна. Она смиренно принимает противоречивую себя. И чаще всего хоронит такие мысли глубоко в душе. Никому туда входа нет. Даже собственному осознанию. Только мимолетная эмоция способна всколыхнуть эти глубины».

«Мужчины… Они совсем другие… От их тела даже в промозглую погоду исходит тепло, они сидят, раздвинув ноги, они по-другому пахнут… Они писают стоя. Их руки крепкие и надежные, ладони крупные и сильные, даже подушечки на пальцах другие, в их объятиях уютно и тепло. Они рубят дрова, разводят огонь, они смотрят футбол, разбирают моторы. Они пишут нежные стихи, создают гениальную музыку, они продвигают вперед цивилизацию. У них другой тембр голоса, у них волосы растут по всему телу, у них глаза, губы, брови и скулы совершенно другие… Их тело совсем иначе скроено, их одежда совершенно другая, они не носят 42-44. Они бесхитростные, они прямолинейные, они простые. Их дружба – это настоящая дружба, они не строят козни в борьбе за женщину, они умеют договариваться. Они совсем не такие, как мы. Они наша опора, наше дополнение, наша потерянная половинка».