Идеальная жизнь

— Мир?

— Мир.

Касси садится, ощупью находит свою удочку, потом удочку Коннора и наконец его тощее запястье. Тянет его за руку, пока он тоже не садится.

Сколько Касси себя помнит, она всегда знала Коннора. Он жил в соседнем доме, его отец работал в рыбном магазине в городе. Они воровали горячее печенье «ушки» из булочной ее родителей; со второго класса сидели за одной партой и вместе учились ходить на старой, помятой лодке «Санфиш», которую купили на совместно заработанные разноской газет деньги. Они поклялись в будущем пожениться, ведь каждый думал, что, за исключением другого, противоположный пол — полный отстой. Они часто обсуждали возможный побег к канадской границе, просто чтобы удостовериться, что способны на отчаянный поступок. Их родители говорили, что они — две стороны одной монеты, неразлучные, как две половинки одного целого. Касси очень нравилась эта мысль. Она сразу вспоминала иллюстрацию в учебнике биологии — рака-отшельника, на котором живет актиния. У последней на спине у рака возрастали шансы найти еду, а рак в лице актинии с ее жалом и окраской получал прекрасную защиту. В одиночку они рисковали. Вместе у них было намного больше шансов выжить.

Коннор вскочил на ноги.

— Хочешь порыбачить?

— Опять? — протянула Касси. — Нет.

— Хочешь назад наперегонки?

Он махнул рукой в сторону серебристой полоски пляжа.

— А удочки?

Коннор присел.

— Я мог бы научить тебя прыгать ногами вниз.

На секунду у Касси загорелись глаза — когда речь заходила о нырянии, Коннору не было равных. Он пару раз пытался и ее научить, но она оказалась не слишком способной ученицей. Но все же речь шла о прыжках ногами вниз.

— Хорошо, — согласилась она. — Что мне делать?

Коннор поставил ее рядом с собой на плавучем доке так, чтобы оба оказались спиной к воде, балансируя на самом краю. Потом он согнул ноги в коленях и совершил идеальный нырок, разрезав воду руками прежде, чем его тело последовало за ними, как серебряное лезвие ножа, и вынырнул рядом с доком.

— Теперь ты.

Касси затаила дыхание. Немного пригнулась, подпрыгнула и поскользнулась на мокром доке. Единственное, что ей запомнилось, — ужасный грохот от удара головой, которой она стукнулась обо что-то твердое.

Она потеряла сознание, но Коннор был уже в воде, обхватил ее и брассом поплыл к берегу. Он вытащил ее на песок. Пятки Касси оставляли на нем темные влажные борозды.

Когда она открыла глаза, что-то загораживало ей солнце, что-то черное и устрашающих размеров. Она потерла затылок.

Коннор не сводил с нее взгляда, словно она восстала из мертвых, а не просто на пару минут потеряла сознание.

— Ты как? — тревожился он. — Ты узнаешь меня?

Касси не смогла сдержаться и фыркнула. Как будто она могла забыть Коннора!

— Да, — ответила она. — Ты моя вторая половинка.

Коннор пристально разглядывал ее. Он так побледнел, что она поняла, насколько его напугала. Минуту оба молчали. Коннор нарушил молчание первым.

— Идем приложим лед, — предложил он.

Они открыли дверь-ширму в дом Касси и, оставляя за собой мокрые следы и песок, прошли в кухню.

— Отличный был нырок, — бросила Касси через плечо, — в следующий раз, я думаю…

Она так резко остановилась в дверях, что Коннор врезался ей в спину, и она инстинктивно прижалась к нему. Ее мать валялась на полу в луже собственной рвоты.

Поджав губы, Касси опустилась с мокрой тряпкой рядом с мамой, вытерла ей щеку, рот и ворот блузки. Краем глаза она видела, что Коннор молча достал бутылку из-под джина, которая закатилась под батарею. Было всего три часа дня, и мама должна была быть в булочной. Наверное, опять поругались. А это означало, что неизвестно, когда ждать сегодня домой отца и ждать ли его вообще.

— Мама, — прошептала Касси, — мама, вставай.

Она просунула руку маме под шею и приподняла ее бесчувственное тело. Под пристальным взглядом стоящего у двери Коннора она протащила маму через гостиную, уложила на диван и укрыла легким одеялом.

— Касс! — Хриплый голос матери — копия Мэрилин Монро — был едва слышен. Она, не видя, протянула руку, пытаясь нащупать руку дочери. — Моя хорошая девочка.

Касси убрала мамину руку под одеяло и вернулась в кухню, гадая, сможет ли отыскать что-нибудь на ужин. Если у нее будет готов ужин, когда — если! — отец вернется домой, то он не рассердится, а если он не станет сердиться, то мама, скорее всего, больше не будет напиваться в стельку. Она все исправит.

В кухне Коннор выкладывал лед в полиэтиленовый пакет.

— Иди сюда, — велел он. — Не хватает только, чтобы у тебя распухла голова.

Она села на стул и позволила Коннору приложить пакет к изгибу шеи. И дело не в том, что Коннор раньше этого не видел, — он знал о ней все, но даже когда это случилось в первый раз, он просто предложил свою помощь, а потом молчал. Он не смотрел на нее лихорадочно блестящими глазами, что принято считать выражением сострадания.

Ледяная вода побежала между лопаток, и, несмотря на первую помощь, в голове застучала боль. Касси взглянула в окно на плавучий док, казавшийся таким далеким, — с трудом верилось, что они были там минуты три назад. Касси вздохнула: летний день был просто замечательным, но в любую минуту все могло пойти наперекосяк.

Она очнулась от того, что ей в икры вонзились прохладные шипы алоэ.

— Позже ты об этом пожалеешь, — предупредил Алекс. — Ты такая красная, что мне больно на тебя смотреть.

Касси отдернула ногу и попыталась перевернуться, чувствуя неловкость от интимных прикосновений Алекса. Она поморщилась от боли, когда попробовала встать на колени.

— Я не собиралась спать.

Алекс взглянул на часы.

— И я не собирался давать тебе спать до шести часов, — сказал он, — но после ухода Герба повис на телефоне.

Касси села и отодвинулась от Алекса подальше. Она видела, как солнце перебросило золотистую ленту через океан. По пляжу прогуливалась пожилая женщина с двумя веймарскими легавыми.

— Алекс! — помахала она рукой. — Касси! Как вы себя чувствуете?

Алекс улыбнулся.

— С ней полный порядок! — крикнул он в ответ. — Счастливой прогулки, Элла!

— Элла? — пробормотала Касси. — Элла Уиттакер, которая играла в…

— Элла Уиттакер, которая живет через два дома, — усмехнулся Алекс. — Боже, скорей бы к тебе вернулась память, а то ты еще начнешь рыскать по округе и просить автографы.

Несколько минут он молчал, и Касси физически ощущала повисшее между ними молчание. Она хотела что-нибудь сказать, все равно что, но понятия не имела, о чем они обычно разговаривали.

Касси повернулась к бархатной линии горизонта, и ее, словно невесомым шелком, окутало голосом Алекса.

— Я собирался рассказать тебе об университете. Господи, мы бы никогда не встретились, если бы ты там не работала! Я не намеренно скрыл это. Просто забыл. — Он потянулся за ее рукой и поднес ее к губам. Его глаза были темными и затуманенными. — Ты простишь меня?

«Он играет». Мысль, которая пронеслась в голове Касси, была настолько неожиданной, что она отдернула руку и, вздрогнув, отвернулась. «Откуда я знаю, что он играет?»

— Касси!

Она недоуменно уставилась на него, словно скованная его взглядом, и понемногу оттаяла. Она не могла думать об университете, о том, кто прав, кто виноват, — только не сейчас. Он загипнотизировал ее. Она знала это так же точно, как и то, что предназначена ему, и понимала, что любые сомнения в нем — лишь зеркальное отражение ее собственных ошибок.

Касси начала слышать и ощущать неожиданные вещи: игру сладкоголосых мексиканских скрипок, дуновение влажного ветра с болота, биение сотен сердец… Ей хотелось убежать, что-то подсказывало, что это начало конца, но она не могла сдвинуться с места, могла лишь попытаться повернуть время вспять. Мир, который она знала, разваливался, и для нее остался единственный путь — к Алексу.

— Ты простишь меня? — повторил он.