Привычка выживать (СИ)

Центр освещен, но пуст. Энорабия относит спящую девчонку спать, и никакие силовые тренировки не позволяют ей полностью исключить мысль о том, что двенадцатилетняя спящая красавица могла бы иметь совесть и проснуться. Но Каролина не просыпается; сон сморил ее так быстро из-за усталости, для которой нет особых причин.

Накрыв подопечную одеялом, вторая принимается искать Бити, но не находит. Спускается в подвал, в котором еще горит аварийный свет, и наблюдает занятную картину спора двух непримиримых противников в лице Джоанны Мейсон и Гейла Хоторна. Доказательная часть спора пройдена, и сейчас противники, не проникнувшись доводами друг друга, и не идущие на компромисс, желают применить для отстаивания своей точки зрения грубую физическую силу.

- Полегче, тигры, - фыркает вторая и щелкает выключатель. Аварийный свет дважды мигает, где-то перестает шуметь запасной генератор. Внезапно становится тихо; слышно, как эти двое, держащиеся за выбранные оружия, тяжело дышат.

Не найдя привычных глазков работающих камер, Энорабия даже присвистывает от удивления. Все-таки продуктивный получился день. Хотя и продуктивность эта направлена вовсе не в то русло. Но говорить об этом вслух все равно, что просто сотрясать воздух. Никакие слова здесь не возымеют действия, потому что те, с кем она намеревается поговорить, упрямы донельзя. Впрочем, ей не Джоанна нужна. Джоанна чаще всего идет бесплатным приложением к тем особям мужского пола, которые в силу разных причин необходимы Энорабии в данный конкретный момент времени.

- Я в твоей команде, пересмешник, - говорит Энорабия, и бросает Гейлу пузырек без надписей. В пузырьке гремят маленькие желтые таблетки.

- Что это? – Гейл отвинчивает крышку, но взгляд его не проясняется от узнавания.

Энорабия морщится и спрашивает, на что это похоже.

Гейл, не скрывая своего раздражения, вертит коробку в руках.

- В этом чертовом городе все что только не употребляют. Я что, по запаху должен определить, кому этот пузырек принадлежал?

Вторая фыркает, но с доводом соглашается. Хотя она не отказалась бы посмотреть, как именно Гейл будет угадывать владельца всех попавших к нему в руки вещей.

- Пэйлор подсунули эти таблетки вместо таблеток от головной боли. Аврелий предположил, что это слабый наркотик, расстраивающий внимание. То, что нужно было Плутарху для ее полного контроля. Остается лишь надеяться, что она быстро придет в себя после ломок и ей не дадут новую дозу чего-то более сильного.

Гейл подбрасывает пузырек, и одобрительно кивает. – А что ты оставила взамен?

- Аврелий прописал ей витамины, - быстрая улыбка.

Джоанна молча пытается сообразить, что к чему, но для конечного результата у нее слишком мало информации. Гейл прячет пузырек в нагрудном кармане.

- Чего ты хочешь? – спрашивает у второй почти грозно, как на допросе.

- Бити сказал, что это один из способов попасть в твою команду, - Энорабия подходит ближе к стенду с ножами. – Хотя, конечно, это тебе нужен пропуск для того, чтобы я соблаговолила быть в твоей команде, - и задумчиво очерчивает ногтем лезвие одного из ножей.

Гейлу не нужны даже показательные выступления. Ему приходилось видеть Энорабию в действии. Но он не спешит избавиться от грозного вида.

- Мне не нужны в команде дети, старики и капитолийские переродки, - заявляет с некоторыми пафосом. Затем усмехается. – Но ты не под одну из категорий не подходишь, поэтому, добро пожаловать в семью.

- К черту такую семью, - фыркает Джоанна, которая ради места в «семье» не так давно хотела убить главного.

- Мои приказы исполнять неукоснительно, - вещает Гейл, хотя его никто уже не слушает. Джоанна прищуривается, и поедает взглядом статную фигуру.

- Красавчик, да? – спрашивает у Энорабии, которая, впрочем, не отрицает очевидного. Как и не соглашается с Джоанной вслух. Вдвоем они разворачиваются к выходу, Джоанна убирает топор туда, откуда взяла, Энорабия просто идет прогулочным шагом, Гейл, изумленно разведя руки в стороны, стоит на месте.

Нужно будет обязательно добавить в список неудобных кадров графу «сумасшедшие» и «Энорабия». И вообще, неплохо было бы проводить более продуманные собеседования для допуска в «семью». Но об этом он подумает чуть позже. После того, как более-менее выспится.

Какое-то время Джоанна тратит на то, чтобы повоевать со второй. Энорабия не разговорчива, на вопросы отвечает односложно, а некоторые вообще игнорирует. В рекордно короткие сроки Энорабии надоедают попытки Джоанны узнать что-нибудь стоящее про способы попасть в команду Гейла, поэтому вторая щелкает зубами и удаляется, оставляя Мейсон наедине с догадками и сомнениями. Конечно, Джоанна не может так быстро смириться с текущим положением дел, но закусывает губу, чтобы не ломануться вслед за спорным и опасным источником информации, и тратит почти весь заряд силы воли на неделю вперед, чтобы подняться на собственный этаж.

И оказывается в одиночестве.

Пит приходит часа в три ночи, трезвый и уставший. Джоанне не спится; она слишком быстро привыкла засыпать, чувствуя рядом тепло человеческого тела, ей сложно отвыкнуть. Поэтому она вяжет и развязывает узлы на многострадальной веревке, когда-то принадлежавшей Финнику. Пит, зайдя в темную комнату, сперва не замечает ее, а когда замечает, не включает свет.

Джоанна качает головой, не задавая вопросов. Питу кажется это странным, и он почему-то начинает объяснять причины своего отсутствия. Джоанна закатывает глаза и цокает языком.

- Ты вернулся трезвым от Хеймитча. И Хеймитч, готова поспорить, остался трезвым. Что вы творите? Вы нас всех таким разгильдяйством подведете под монастырь, - и охватывает смеющимся взглядом комнату.

Пит рассказывает о том, где был, когда выключился свет. Рассказывает о том, с кем был. Джоанна не задает вопросов. Она вяжет узлы и развязывает их, кажется непривычно молчаливой, как после убойной дозы наркотика. Пит спрашивает, все ли с ней хорошо, хотя подозревает, что этот вопрос не стоит задавать сейчас. Джоанна морщится, качает головой и убирает веревку:

- Как не закручивай, ее все равно не хватит на петлю.

Слезы сквозь смех. Ее мучают мысли, к которым у Пита, к счастью, нет доступа. Но подобное положение дел ему не нравится, он пытается разрядить обстановку. – Хеймитч уверен в том, что ты выиграешь в вашем споре, - неловко льстит, будто никогда в своей жизни не льстил. В этот момент, в этой комнате, в этой темноте и с этой женщиной он почему-то забывает о том, что умеет пользоваться словами. Должно быть, Джоанна слишком долго находилась рядом с ним; у нее успел выработаться иммунитет к его лести, злости, обаянию и доброжелательности.

- А ты? – спрашивает Джоанна. – Ты уверен в том, что выиграю я? – спрашивает тихо.

Она спрашивает о чем-то другом. Она не дожидается поспешных уверений в том, кому будет принадлежать победа. Она улыбается, почти не чувствуя боли. Рассеянно думает о том, что время неизменно разрушает всех и все, а еще о том, что из нее никогда не получилась бы достойная спутница. Подумать только – могла бы она представить, что ей придется жалеть об этом? Никогда прежде рядом с ней не было никого, кому нужно было соответствовать.

Она ссылается на головную боль и уходит спать в другую спальню, чтобы утром проснуться в еще более гадком, разрушенном состоянии, проснуться в тишине и одиночестве, опять не отреагировав на звонок будильника. Ей приходится завтракать вместе с Китнисс, которую временно освободили от всяких нагрузок по причине плохого самочувствия. Сперва Джоанна, развязывая разговор, замечает, что зря Китнисс вообще спускалась к столу. Еду можно было бы попросить принести в постель, пользуясь тем же самым плохим самочувствием. Китнисс качает головой; бледность все еще искажает и заостряет черты ее лица.

Невольно Джоанна завидует тому, что рядом с Китнисс всегда находятся люди, которым не все равно, что с ней происходит. Конечно, Эвердин не пользуется сполна необходимой ей близостью, но это лишь потому, что она всегда либо долго соображает, либо долго взвешивает все «за» и «против», чтобы просто наслаждаться моментом. Джоанна не может заставить себя заткнуться, и переводит свой монолог, изредка разбавляемый неоднозначными звуками со стороны Китнисс, на встречу с Гейлом.