Ленинград, Тифлис

Осенью 16-го Пашу откомандировали в Москву и Петроград. Вести переговоры с земгорским начальством. До Москвы Паша ехал поездом три дня — через Баку. Поезд часами стоял на темных полустанках — пропускал военные составы. В Москве Паша остановился как всегда в «Национале». Большого начальства в Москве не было — кто в Петербурге, кто на фронтах.

Пашу пригласили на торжественный банкет в «Славянском базаре». Там много пили, произносили прочувственные речи, и опять пили. В ресторане Паша впервые увидел пьяных до безобразия офицеров.

Утром на Николаевском вокзале в Петербурге Пашу встречал Леван Мухранский. Как всегда подтянутый, полковничья папаха, золотые погоны с аксельбантами. Паша заметил, что Леван постарел: седина в висках, мешки под глазами. У вокзала стоял казенный автомобиль с шофером в форме гвардии. Ехали по Невскому, запруженному конными экипажами и автомобилями. Надрывно звенели трамваи. Несмотря на сильный холодный дождь, народу на улице было много, среди толпы мелькало большое количество людей в серой военной форме.

Мухранские жили в казенной квартире на Миллионной. Люся бросилась Паше на шею.

— Господи, Паша, ты совсем не изменился…

Люся сильно пополнела и подурнела… А вот Костю, их сына, Паша совсем не узнал. Когда Мухранские уезжали, Костя был совсем ребенок. Теперь перед Пашей стоял бледный высокий мальчик в форме кадета Александровского училища.

На работу Леван отправился пешком. Паша пошел его провожать. Они миновали бурую громаду Зимнего дворца. Вышли на Дворцовую площадь. Дождь не прекращался. Уныло блестели мокрые торцы. Во влажном тумане проступали очертания арки Главного штаба. У входа в Штаб замерли часовые. Увидели Левана, щелкнули каблуками начищенных до блеска сапог. Леван небрежно козырнул и скрылся за тяжелыми дверьми.

Паша вышел на Невский. Дождь не прекращался. Паша подозвал извозчика.

— Куда поедем, барин?

Дел в тот день у Паши не было, он неопределенно махнул рукой.

Проехали Невский. Свернули на Лиговку. Паша поразился, как быстро меняется облик города. Только что проносились величественные фасады, мелькали витрины шикарных магазинов. Свернули за угол, и вот — облезлые домины смотрят подслеповатыми окнами, вода хлещет из ржавых водосточных труб…

Вечером у Мухранских был семейный обед. Паша отметил, что жили они на широкую ногу. В квартире на Миллионной было шесть комнат, Паше выделили большую, ее окна выходили во внутренний сад. За столом прислуживал камердинер, в кухне хлопотала кухарка. Обедали по-русски. Стол был рыбный. Выпили по паре рюмок лимонной водки, закусили икрой и расстегайчиками с семгой. Потом принесли уху из стерлядей. На второе — судак по-польски. К каждому блюду подавали новое вино. Камердинер незаметно подливал холодный прозрачный напиток, когда хрустальные бокалы пустели. После кофе и ликера Леван провел Пашу в кабинет.

Поставил ящик с сигарами, открыл пузатую бутылку мартеля. Паша курил редко, но сейчас затянулся с удовольствием.

— Леван, скажи, что происходит в мире? Когда кончится война?

Леван молчал. Сжимал в руке коньячную рюмку. Потом заговорил.

— Эту несчастную войну нам не выиграть, Паша. Нас в нее втянули помимо нашей воли и воюем мы за чужие интересы…

— Леван, а как же Турция, проливы?

— Не пустят они нас в Турцию! Дойдет до дележа — англичане уж тут, в Месопотамии, а надо будет — опять в Дарданеллах или где-нибудь еще высадятся…

Леван допил рюмку и налил еще. Он заметно возбудился.

— Нам эта война не нужна. Не готовы мы были к войне, это я тебе говорю как военный. Нам бы еще десять лет мирной жизни, и были бы мы в Европе — первые… И тогда и Турция, и что хочешь… А сейчас…

Леван горестно махнул рукой и затянулся сигарой.

Паша спорить не стал. Спросил тихо:

— А что же делать, Леван?

— Мириться нужно. Мир заключать, пока не поздно. Пока не подняли на нас штыки наши же солдатушки…

— Ну, это ты уж слишком, Леван. На это никто в правительстве не пойдет. Да и царь, наконец, не допустит…

Леван медленно разлил по последней.

— Да царь, Паша, у нас не вечен. А люди такие есть. Правда, все больше юродивые…

Ночью Паше долго не спалось. А потом приснилось что-то странное: Невский проспект, безлюдный, в глубоком снегу, а на рельсах стоят замершие трамваи…

Назавтра Паша встречался с Карло Чхеидзе. Паша хорошо его знал по Тифлису, несколько лет вместе заседали в городской думе. Чхеидзе принимал Пашу в просторном кабинете в здании Государственной думы на Шпалерной. С 1912 года он возглавлял в Думе фракцию эсдеков.

— … Сколько лет, Паша, сколько зим… Ты, как я понимаю, по поводу земгора? Так вот, вам необходимо расширить социальный состав… Ввести рабочих депутатов в состав военно-промышленных комитетов… Убедить рабочих прекратить забастовки… Пора возглавить народное движение…

Паша попытался перебить:

— Кого ты имеешь в виду, Карло? Какую-нибудь конкретную партию?

— Нет, Паша, нет. В России нет настоящих партий, и, тем более, нет такой партии, которая заявила бы: «Я готова взять государственную власть!»

Чхеидзе резко остановился. Достал из жилетного кармана часы, хлопнул себя по лбу.

— Прости меня, Паша. Опаздываю на заседание фракции… Обязательно позвони перед отъездом…

…Сложнее всего было добиться встречи с Челноковым, главуполномоченным земгора. Его кабинет был постоянно пуст, секретарь беспомощно разводил руками. «Михал Василич клятвенно обещал…»

Паше удалось поймать Челнокова в думском буфете. Он сразу узнал его — по фотографии. Небольшого роста, лысоватый, окладистая борода, по-купечески расчесанная надвое. Паша представился. Челноков вскочил, сорвал с шеи салфетку, вытер жирные губы и полез целоваться. Его жуликоватые глазки светились почти неподдельной радостью:

— Пал Исаич! Да кто же вас не знает! Весь Питер только о вас и говорит… Да вы присаживайтесь… Отведайте балычку… водочки… Василий, еще прибор!

Развернул и быстро просмотрел письмо тифлисского комитета…

— Так-так… Надо обсудить… Когда уезжаете? Послезавтра? Плохо, брат, совсем плохо со временем…

Челноков замолчал, что-то прикинул в уме.

— А знаете что, Пал Исаич? Подъезжайте-ко вы в Виллу Роде вечерком, часикам эдак к одиннадцати. Посидим, потолкуем… с людьми нужными вас познакомлю…

— Вилла Роде, где это? — спросил Паша у Левана.

— А зачем тебе? — удивился Леван.

— Встречу деловую мне там назначили.

— Ну раз встречу… — Леван почему-то скептически хмыкнул. — Да тебя любой извозчик отвезет.

Паша сложил бумаги в портфель.

В прихожей Леван сказал:

— Я думаю, что до утра тебя ждать не стоит. На всякий случай, предупрежу дворника… Смотри, не потеряй портфель!

Извозчик повез Пашу по Каменноостровскому. Проехали мосты, свернули на набережную Малой Невки. Большие дома кончились, пошли плохо освещенные хибары. Где-то рядом чернела река. Пролетка остановилась у большого дома с затемненными окнами.

— Вам, барин, сюда, — указал на дом извозчик.

Паша прошел мокрый сад, швейцар открыл перед ним тяжелую дверь. Паша отдал гардеробщику пальто и шляпу. Лакей ввел его в зал. Было около одиннадцати, но ресторан пустовал. На огромной эстраде наигрывал грустную мелодию румынский оркестр. Паша сел за столик у стены, заказал водки, икры.

Челноков появился ближе к двенадцати. С ним прибыла компания, человек двадцать, мужчины и женщины, все сильно навеселе. Челноков увидел Пашу, махнул ему рукой.

— Иди к нам!

Их привели в банкетный зал. Хлопнули пробки шампанского. Почти сразу же в большом зале послышалось громкое цыганское пение и топот ног. Челноков не обманул Пашу. По очереди подводил к нужным людям. Нужные люди, хоть и были изрядно пьяны, дело разумели. Оставляли Паше визитные карточки, что-то записывали в записные книжки.

— Насчет военных поставок поговорите с Рябушинским. Непременно будет здесь, чуть позже.

Паша вышел в зал. Веселье было в разгаре. Надрывался цыганский оркестр. На освещенном разноцветными лампочками полу в бешеном танце кружились пары. Паша заметил нескольких совсем молоденьких девушек почти без одежды.