футбольное поле в лесу (СИ)

- Тем более князь от вас без ума.

- Старик! - Он в панике уронил ружье, и оно музыкаль-но ударилось своим полым алюминиевым телом о звонкую гальку.

- Кстати, познакомьтесь!

Торопливо подобрав ружье, князь приблизился к Наташе с готовностью, встревожившей меня, и они обменялись рукопожатием.

Я протянул руку:

- И со мной!

Она весело посмотрела на меня - её улыбка исключала какую бы то ни было между нами интимность - и слегка тряхну-ла мою руку своей крепкой рукой. Прикосновение длилось несколько секунд. Наши ладони уже было разъединились, но тут подушечки моих пальцев ощутили некоторую странность ногтя на ее безымянном пальце. Он был деформирован. Наташа сразу же мне стала ясна, то есть но ладони и пальцам я реконструировал ее всю, и именно это знание, столь неожиданно и внезапно приобретенное, так надежно поддерживало меня в наших дальнейших отношениях.

Князь что-то заметил и от волнения снова уронил ружье.

- Что это? - спросил я, стараясь задержать ее руку, но мне это не удалось. Рука уже отлетела и спряталась за Наташиной спиной.

- Дверцей прищемила.

- Холодильника?

- Автомобиля.

Все это тоже дало импульс к реконструкции - не тела на сей раз, но судьбы, и, безусловно, я что-то очень важное увидел тогда в ее судьбе, и это тоже поддержало меня в дальнейшем.

Тем временем разворачивался разговор.

- Почему у вас такое прозвище - "князь"?

Вопрос был обращен к князю, но я не дал ему ответить.

- Это не прозвище, - сказал я.

- А что же тогда?

- Он действительно князь.

- Да, я действительно князь, -- быстро проговорил мой друг, давая понять, что сам желает говорить о себе с Наташей, без посредников. Я понял это и отошел на второй план, а князь продолжал, уже совсем другим голосом, тихонько и немного грустно:

- Мои предки - чистокровные князья. После Великой Октябрьской социалистической революции нас раскулачили.

Над его коротко остриженной головой возник оранжевый диск размером со столовую тарелку и толщиной приблизительно миллиметров пять. Диск излучал несильный свет. Вся фигура князя осветилась, словно опять на него кто-то навел зайчик, но теперь ужас шевельнулся во мне, точно ветром пахнуло из Вечной пустоты. Я взглянул на Наташу. Она ничего не замечала. Желтоватый блик лежал на ее нежной щеке. И я ус- покоился.

Диск некоторое время провисел над головой князя и, может быть, вообще бы не исчез, однако на него стали обращать внимание, а в таких делах один нескромный взгляд все может испортить. Я лишь на миг отвлекся, а когда снова взглянул - светящегося диска уже не было. Наступили сумерки...

Неустроенный, неудачливый писатель ищет Бога. Поиски и вытекающие из этого поступки делают его персоной нон грата в издательствах и, как горькое следствие, в бухгалтериях. Ра-боты его отвергаются - пьеса, роман, стихотворения, заметки.

Плохо!

И тут появляется Бог. Это Христос, посещающий всех, кто о Нем думает, во всех странах и во всех временах -- как давно прошедших, так и в далеком будущем. Бывает Он и среди людей, живущих до его Рождества, но все-таки уже тогда мечтающих о Нем.

Сейчас же Он здесь.

Богу холодно в своих легких одеждах среди морозной Москвы в коммунальной квартире у нищенствующего литератора...

- И чем же вы сейчас занимаетесь, князь?

- Биологией.

Они оказались коллегами и оживленно беседовали, пока я размышлял о чем-то своем, сокровенном, а именно -- о том оранжевом диске. Ничего, казалось бы, странного, диск как диск, да вот излучал он свет, не будучи прозрачным и не будучи раскаленным. А раскаленным он не был, можете мне поверить. И явно этот свет не был отраженным, а исходил от самого диска. Просто-напросто не было такого источника света поблизости, свет которого мог бы отражаться. Не лампочка же на стол-бе возле ларька, торгующего кое-чем, в том числе и местным вином! Пусть тот, кто не верит в Великую пустоту, рассмотрит этот вариант.

- Старик! - воскликнул князь, торопливо почесав темечко указательным пальцем. - Мы, биологи, самая распростра-ненная разновидность человечества.

Пропускаю рассказ о том, как Наташа заинтересовалась любопытным датчиком, придуманным находчивым князем для какого-то уникального биологического опыта, и как князь с восточной щедростью тут же поклялся сделать такой же прибор для ее биологических опытов. Кто я был рядом с ними? Жалкий чтец в человеческих душах. Но она была на крючке у меня, а не у него, а уж у неё на крючке были мы оба!

Ворота дома отдыха. К одному из столбов, сложенных из се-рого камня, проволокой прикручена облупившаяся вывеска: "Посторонним вход строго воспрещен". Не рассчитывая на наше с князем благоразумие, администрация здесь же поместила жестяную дощечку несколько меньших размеров с предупреждением: "Злые собаки".

Ну, это уже поклеп на бедных животных! Целыми днями собаки торчали на балюстраде возле столовой, были добры, сует-ливы и помимо того, что перепадало им как от отдыхающих, так и от случайных прохожих - администрация не в си-лах была пресечь поток диких поселенцев по общественной дороге вдоль моря - с удовольствием поедали персики. Ну, ска-жите, пожалуйста, может ли быть злой собака, которая употребляет в пищу персики?

Когда в этом дивном поселке у моря мы шагали по темным безлюдным улицам сквозь упоительное верещание кузнечиков - точно мириады невидимых милиционеров, отчаянно ду-ющих в свои свистки, гонялись по горам за невидимыми правонарушителями, осыпаемые звездным дождем и провожаемые звонким лаем объевшихся персиками и искусанных блохами якобы злых собак, - товарищ мой был задумчив, и по тому, как он несколько раз обращался ко мне со словом "старик", но дальше не продолжал, понятно было - мыслями его владеет Наташа. Возвращались мы поздно, потому что дожидались, пока она поужинает в своей столовой, а йотом до закрытия просидели в чебуречной, где мы с князем ужинали чебуреками, а Наташа с нами только пиво пила, а потом еще долго-долго сидели у моря на остывшем пляже, и нам жутко спать хотелось, но и рас- статься сил нс было. У нас с князем, во всяком случае. Наташа все-таки несколько раз порывалась уйти, но мы были настойчивее, чем ее желание.

Но вот Наташа решительно поднялась с песка и отправила нас спать.

Всю педелю мы каждый день, как на службу, уходили на камни. Там было -- да и сейчас, наверное, гоже -- прекрасное купание: глубокое морс, подводные пещеры, жесткие, словно проволочные водоросли, острые черные ракушки мидии, стайки рыбок. Наташа натягивала на голову резиновую шапочку, прыгала с трехметрового камня в воду и плыла в сторону открыто- го моря. Я прыгал за ней и, сбивая дыхание, с трудом догонял се - очень уж быстро она умела плавать - и пристраивался рядом.

Как-то, еще в первые дни, когда Наташа вырывала свою руку из моей, и когда князь по вечерам наряжался в белую рубашку, мы с Наташей плыли вроде бы наперегонки. Эго она навязала. Я изо всех сил старался, а догнать не мог. Тут я забыл обо всем на свете, зажмурился и нажал, как следует. Руки и ноги у меня начали неметь от усталости, а я все плыл и плыл и, когда понял, что еще секунда и - конец, оглянулся. Наташа осталась сзади довольно далеко. Капля воды, мой верный телескоп, приблизила ее лицо. Наташа смотрела на меня, и уголки губ бы-ли печально опущены. Меня в сердце что-то ударило, очень сильно, но я только сотрясение почувствовал, не боль, и в то же время такую легкость, что вот-вот взлечу из воды, и немыслимую горечь, словно меня ждет большая беда.

Медленно плыл я к ней, еле-еле, поравнялся и, не останав-ливаясь, поплыл дальше, нс сказав ни слова, а она подстроилась рядом и так же медленно поплыла. Здесь всегда были волны, вернее -- крупная зыбь, она била в лицо, поэтому мы не разговаривали. Иногда я скашивал глаза и видел через зеленую, про- низанную солнцем воду Наташины руки и лицо, окруженные пузырями воздуха. Что со мной тогда творилось? Я с одинаковым успехом мог разреветься и рассмеяться от переполнявшего чувства, и во всем мире для меня существовала только эта женщина - печальное и спокойное существо, без нее я не жил до сих пор и без неё жить не буду никогда.