Сэсэг(СИ)
Сэсэг(СИ) читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Зилов Виктор Дмитриевич
Сэсэг
Сэсэг
I
В небольшой комнате на третьем этаже студенческого общежития Лесотехнической академии в городе-герое Ленинграде ярко горела голая лампочка, свисавшая с середины высокого пыльного потолка. Ее стеклянная груша, вкрученная в черный патрон, на забеленном толстым слоем мела проводе, освещала четыре железные кровати вдоль стен, шкаф, накрытый нарядной скатеркой, старый обшарпанный стол у большого прямоугольного окна и двух девушек. Одна лежала под одеялом, а другая сидела на кровати рядом с ней. Стены, кое-где потрескавшиеся, на высоту полутора метров от пола были выкрашены зеленой масляной краской. На стене над кроватями, для создания уюта и тепла, висели небольшие ковры. Каждый имел свой окрас и рисунок, где-то просто цветочный орнамент, а на каких-то коврах красовались целые картины на лесную тему, с оленями и цаплями. Оставшиеся просветы стен были заклеены фотографиями, вырезанными из цветных журналов, с которых улыбались или задумчиво-загадочно смотрели популярные актеры и актрисы. На подоконнике стояла трехлитровая банка с разными весенними цветами, а за окном медленно катился пограничный 1983 год. Было зелено, тепло. Вот-вот и начнется летняя сессия.
- Галечка, вставай. Нам на лекцию надо идти, сегодня Пилильщик будет ставить допуски к сессии, - Сэсэг потрясла за плечо сладко спавшую девушку. Галя ничего не сказала, не открыла глаз, а только отвернулась к стенке и натянула одеяло на голову. Наружу осталась торчать только прядка ее вьющихся каштановых волос. Сейчас Галю ничего не могло поднять с кровати: ни долгий треск большого круглого будильника, ни общая суета, которая всегда сопровождает утро в студенческом общежитии, ни необходимость идти на заключительную лекцию по землеустройству. Пилильщик, как они звали между собой преподавателя землеустройства за его скрипучий голос и манеру удивительно нудно читать лекции, был, на самом деле, славным старичком, который знал свой предмет, как он сам говорил, "от, и до, и поперек". Никто на потоке и не сомневался, что он всех допустит к сессии. На их лесохозяйственном факультете учились в основном романтики, которые мечтали о лесе и совершенно не думали о карьере. Закончив этот факультет и получив диплом, выпускнику открывалась лесная тропа, а не карьерная лестница, и все это прекрасно знали. Кого такое положение дел не устраивало, уходили, и постепенно, к концу 4 курса, на потоке остались только те ребята и девчонки, кто по-настоящему любил лес и жил им. Преподаватели, такие же романтики, как и их студенты, не преподавали в буквальном смысле этого слова, а передавали свои знания, как родители передают знания и навыки своим детям. В общем, отношения у них на потоке были самые дружеские, каких больше не было нигде в академии.
Галя и Сэсэг учились в одной группе на четвертом курсе, им оставался последний год до выпуска. Жизнь для них была прекрасна, увлекательна и бесконечна, как кругосветное путешествие. Летом весь поток поедет на практику в Карелию, где, как всегда, будет славно. Днем они будут заниматься таксировкой лесных запасов севера Карельской АССР, а вечером сидеть возле своих палаток в лесу, вокруг большого костра. Мальчишки будут играть на гитарах, и петь, а они, девочки, смеяться и смотреть на них влюбленными глазами, отгоняя веточками березы голодных карельских комаров, пить крепкий чай с дымком из чуть помятых эмалированных железных кружек и дружно подхватывать знакомые припевы. Почему уже четвертый курс? Почему через год им всем надо будет расставаться, и каждый опять останется один? Нет, она уже не останется, Сережа обещал, что они поженятся. Сэсэг подумала обо всем этом и еще раз попробовала растолкать свою подругу, но та не хотела просыпаться.
Галя почти до самого утра гуляла по центру города с Колей, их одногруппником. Николай был ленинградцем из простой рабочей семьи. Его предки по отцу приехали тогда еще в Санкт-Петербург из какой-то деревни с севера, не то из-под Архангельска, не то из Перми, сейчас уже никто и не знает, а по матери с севера Псковской губернии. Коля уродился в папу: высоким, голубоглазым с прямыми очень светлыми волосами, одним словом, в нем явно проступала финно-угорская кровь. Про свою родословную Коля рассказал Гале в первый же вечер, когда они вдвоем пошли гулять по парку академии. Ей это было не слишком интересно, но она периодически кивала головой, поддерживая беседу. Гале нравилось ходить с ним по дорожкам парка, слушать его голос и ощущать себя защищенной. Рядом с этим сильным и умным парнем она ничего не боялась и ей казалось, что она опять маленькая девочка, любую прихоть которой ее папа исполнял не задумываясь. Галя влюбилась в Колю еще в самом начале первого курса, а он долгое время не замечал чувства этой скромной невысокой, немного полноватой девушки, которая охотно давала ему списывать пропущенные лекции, подсказывала, если он чего-то не знал.
II
Их любовь началась в конце первого курса с того, что Коля помог Гале справиться с химией, которую она плохо понимала. Она учила, зубрила, но ровным счетом ничего не понимала. В начале учебы, когда шла еще почти школьная неорганическая химия, Галя как-то вытягивала, но когда начались более сложные разделы, она впала в ступор. Элементарные задания были для нее китайской грамотой, зато Коля любил химию и разбирался в ней как бог, он мог решить любые задачи по любому разделу.
Как-то раз после лабораторной работы, когда все ребята весело галдя, давно уже ушли, Галя осталась одна за столом в большой пустой аудитории. Она плакала, склонившись над раскрытой тетрадью. Маленькие капли текли из ее зеленых глаз и падали с носа на пустые страницы. Сегодня у нее вообще ничего не получилось. Она не сделала ни одного задания и была в отчаянии. Непонятные моли и растворы, формулы химических веществ и валентность, как это всё далеко от того волшебного леса, который Галя любила с детства, зачем ей в лесу химия? Кто придумал поставить между ней и ее любимым лесом химию? Она никогда ее не сдаст. Химия, представлялась ей сейчас болотом с непроходимой трясиной, преграждающим ей путь. Вот она стоит перед зеленой трясиной с ехидно квакающими лягушками и понимает, что уже никогда не переберется на тот, такой желанный берег, поросший огромными дубами, кедрами, со сказочной лесной опушкой, где под ярким солнцем сочится янтарная смола и стоит удивительной вкусноты терпкий запах трав и хвои. От безысходности она сидела и плакала. В аудиторию заглянул искавший кого-то Коля. Он увидел Галю и окликнул ее.
- Привет, ты чего тут делаешь одна? - Коля, стоя в дверях, смотрел на ее опущенную голову и ждал ответа. - Галя, ты чего молчишь? - он зашел в аудиторию.
Галя подняла голову и заплаканными глазами посмотрела на него. - Я химию не понимаю, - захлебываясь слезами, прошептала она и снова заплакала.
Коля, как все мужчины, не переносил и боялся женских слез. Когда в детстве они с пацанами дрались, то плакали только когда уже было невмоготу терпеть боль, но это был признак слабости. Он никогда не плакал. Нет, один раз было. Случилось это сразу по окончании восьмого класса, он подрался с несколькими пацанами из другого микрорайона. Коля шел к кинотеатру на встречу с друзьями. Настроение было прекрасное: школа закончилась, впереди каникулы, на нем первые в его жизни, а потому самые классные джинсы, но тут на дороге его тормознули трое парней. Увидев на нем джинсы, они решили его побить как "классово-чуждого", а скорее всего просто из зависти за то, что у них таких не было. Это были такие же пацаны как и он, из рабочих семей, просто у него были джинсы, а у них нет. Родители подарили ему эти джинсы на день рождения. Коля долго просил у них, и вот за хорошо оконченный учебный год, родители повели его в комиссионку, и там, после длительной примерки, купили ему первые в жизни джинсы. Пацаны без обычных в таких случаях дежурных вопросов-придирок, сбили его несколькими ударами и, немного попинав, порезали ножом джинсы. С чувством глубокого удовлетворения, не торопясь, вразвалочку, они пошли дальше по своим делам. Тогда он заплакал от бессилия и жалости к своим новым, но уже безнадежно испорченным джинсам. Это были его единственные слезы с тех пор, как он перестал ощущать себя ребенком. Поэтому, когда он увидел плачущую Галю, то не мог и предположить, из-за какой ерунды она плачет.