Год жизни

там... лучше убейте меня, тетечка!» Страшно было слышать такие слова из уст малыша! Но ничему не внимала сожительница Галгана. Она бросала мальчика на пыльные мешки и уходила. Вокруг пищали мыши. Что-то холодное, скользкое касалось руки ребенка.

Кто знает, что совершалось в душе ребенка за бесконечную ночь, в продолжение которой он ни на минуту не смыкал глаз, тысячу раз умирал от страха и не мог умереть... Наутро мачеха выпускала его из чулана полубесчувственного, повзрослевшего за одну ночь. Сестра не смела даже приласкать и утешить братца. Только на кладбище, у могилы матери, они становились снова детьми, звали к себе мать, просились к ней и плакали.

Но разгульная, веселая жизнь, которую вел теперь Галган с новой женой, требовала денег. Приходилось добывать их все больше и больше, идти на риск. Васса издевалась над осторожностью мужа, и он решился. Ночью вспыхнул артельный склад, предварительно наполовину очищенный Галганом.

Уловка не помогла. Преступление раскрылось. Когда суд объявил приговор: десять лет лишения свободы,— Васса, сидевшая в зале, спокойно поднялась и вышла. Больше ее в городе не видели. Детей пришлось устроить в детский дом.

Только через восемь лет, нераскаявшийся, по-прежнему до краев налитый злобой ко всему советскому, но научившийся обуздывать свой нрав, Галган вышел за ворота исправительно-трудового лагеря. Куда делись Васса и его дети, он даже не поинтересовался.

Никто не попрекал его прошлым. Перед Галганом открылись все пути к честному труду. Но он презирал тех, кто привык тяжелой, упорной работой добывать каждый рубль. Галган сумел выкрасть незаполненную трудовую книжку, скрыл свое прошлое, и вскоре прииск «Крайний» обогатился новым начальником хозяйственной части. Должность эта привлекла Галгана своими возможностями: всюду бывая, пропуская через свои руки деньги, продовольствие, разные материалы, легко кое-что прибрать к месту. Так оно и вышло.

Понравился Галгану также и Крутов. Неглупый от природы, Галган быстро смекнул, что, пока начальник прииска будет им доволен, его будущее обеспечено. С этого дня Галган положил себе за правило: ни в чем

не перечить Крутову, всячески угождать ему, исполнять каждую прихоть.

Устоявшуюся обеспеченную жизнь нарушила угроза Недели. Приходилось рисковать, чтобы убрать опасного врага.

9

Падая, Тарас попал одной рукой в кольцо резинового шланга, которое свешивалось над пропастью. Громадная сила позволила бурильщику удержаться, и он повис на шланге, пролетев несколько метров.

Галган заметил, как дернулся и вдруг натянулся шланг. Он бросился на землю, осторожно подполз к краю гезенка и опешил: слегка раскачиваясь на шланге, над пропастью висел Тарас. Их глаза встретились.

До сих пор никто из них не проронил ни звука. Галган молчал, Тарас — тоже. Толчок, падение, неожиданное спасение — все совершилось так быстро, что Тарас опомнился, лишь увидев над собой голову Галгана. В ту же секунду Неделя испустил гневный крик и полез вверх, помогая себе ногами.

Но Галган уже оправился от минутной растерянности. Его голова исчезла и тотчас показалась снова вместе с рукой, в которой торчал острый нож. Он приставил его к шлангу и с неописуемой улыбкой взглянул на свою жертву.

Тарас замер, не сводя глаз с блестящего ножа. Удерживаясь одной рукой над пропастью, безоружный, силач все равно вступил бы в бой с Галганом, вооруженным ножом. И почем знать, чем закончился бы этот поединок мужества с вероломством! Но здесь не могла помочь даже необыкновенная сила Тараса. Один взмах ножа — и нить спасения, на которой он удерживался над бездной, будет перерезана. Всем своим телом Неделя ощутил холод смерти, которая жадно подстерегала его внизу, ждала, когда он грянется с огромной высоты на острые камни, изорвет в кровавые клочья свои мускулы.

Снова стало тихо. Так тихо, что Тарас услышал легкое шипение сжатого воздуха там, вверху, где он только что работал и пел. Слабый свет аккумуляторной лампочки мерцал на выступах каменного свода, под которым разыгрывалась трагедия. Полно, да не сон ли все это? Тарас чувствовал себя во власти затянувшегося кошмара, страшного своим правдоподобием. Казалось, надо только сделать над собой усилие и проснуться. Но кошмар длился.

В первое мгновение Галган не знал, что делать. Он никак не ожидал такого исхода покушения. Дело осложнялось. Перерезанный шланг.— явная улика. Изобразить все как несчастный случай уже не удастся. Теперь надо, чтобы никто не знал о его посещении рудника. Иначе — тюрьма. Но все равно отступать поздно. А пока что жертва по-прежнему в его власти, и можно даже позабавиться, продлить ее агонию. Обычная осторожность оставила Галгана. Натешиться напоследок над врагом!

— Тебе не холодно там, Тарас? Осторожней, не сорвись. Клава за другого выйдет.

Довольный своим остроумием, Галган ухмыльнулся.

Тарас не отвечал. Он дышал трудно, прерывисто. В гезенке веяло ледяным сквозняком, но пот заливал глаза рабочего.

Тяжело расставаться с жизнью в двадцать два года, когда впервые полюбил и тебя любят, когда столько еще предстоит свершить, увидеть, узнать, когда весь огромный добрый мир ждет тебя впереди!

Горько расставаться с жизнью даже на поле брани, когда уносишь с собой жизнь врага, когда ты не одинок и знаешь — не бесцельна жертва — и добрым словом помянут тебя потомки. Но стократ горше умирать безвестно от руки коварного и подлого убийцы! Умирать и знать, что останешься неотомщенным, а он будет по-прежнему наслаждаться жизнью.

— А, проклятый! — говорил между тем Галган, скрипя зубами.— Пялишь зенки? Несладко? Думал меня угробить? Нет, не на того напал. Сам подыхай! Считаю до трех. Потом полосну шланг, пойдешь на дно. Р-раз...

На губах Галгана выступила пена. Длинное лицо исказилось судорогой. Галган задыхался, в горле у него хрипело. Он упивался своей местью.

Тарас был бледен, но молчал. Он продолжал колыхаться над бездной, прижимаясь к шлангу. Когда Галган начал свой счет, Тарас не закрыл глаза. Он перехватился покрепче руками, готовясь к отчаянному рывку вверх. Лучше прыгнуть навстречу смерти, чем ждать, пока она подползет. При этом движении Тарас почувствовал что-то твердое у себя в кармане. Зеркальце Клавы!

— Два-а-а...

Галган бережно вел ножом по шлангу. Резина расходилась, обнажая крепкие нити ткани. Любуясь этим, Галган не заметил, как Неделя мгновенно сунул руку в карман и с силой метнул квадратное зеркальце. Острый угол ударил в бровь и рассек ее. Галган ахнул, невольно схватился руками за лицо, выпустил нож. Серебряная смертельная рыбка проблеснула мимо Тараса...

Нож еще летел на дно гезенка, а Тарас взбирался наверх, перехватывая сразу по метру. Галган изо всей силы рванул шланг. Напрасно! Он был едва надрезан. Камнем! Галган схватил острый камень. У Тараса потемнело в глазах от удара, но он продолжал лезть. Галган пошарил вокруг, пытаясь найти еще камень. Поздно! Тарас уже ухватился за край гезенка.

Галган даже не попытался сбросить Тараса. Он знал, с кем имеет дело. Втянув голову в плечи, убийца кинулся бежать. Позади услышал тяжелые скачки. Захолонуло внутри. Закричал, протяжно и дико. Животный ужас рвался наружу:

— А-а-а!..

Потом Галган бежал молча. А в голове стремительно, клочками: «Господи, только б спастись... только б жить... никогда...» Позади неумолимо, тяжко — туп, туп, туп! И опять: «Только б добежать... жить... жить!..»

В узком лазе, на животе, змеей, Галган немного опередил Тараса. Богатырю мешали широкие плечи. Но едва Галган поскакал вниз по растрелам, как снова услышал над головой неотвратимое: туп, туп, туп...

Лампочку не успели подобрать ни Галган, ни Тарас. Вокруг стоял мрак. Но ужас придал крылья Галгану. В темноте он перелетал с бревна на бревно, в кровь разбивая колени, обдирая руки. И, не отставая ни на шаг, следом прыгал Тарас, наизусть знавший весь этот ходок.

Внизу посветлело. Блеснула электрическая лампочка. Медлить нельзя! Тарас прыгнул на Галгана. Сорвались вниз, покатились по щебню. Безумным усилием, от которого что-то оборвалось внутри, Галган выскользнул из-под Недели. Хромая, побежал. И здесь Тарас нагнал его.