Трудный переход

Много раз её буйные воды вымывали из-под него землю, грозили обрушить всю его громаду вниз, а он пускал новые корни и всё держал берег.

И вот он стоял на месте, а река делала здесь излучину.

"Бывают же такие великаны!" — залюбовался Трухин на старого знакомого.

"Много повидал на своём веку, а вот удивим тебя, старик — будем лес возить на тракторах!" В конторе леспромхоза, куда вернулся Трухин после объезда участков, его ждал Черкасов. Директор леспромхоза быстро согласился на все предложения Трухина о штурме. Его и самого заботил оставшийся в штабелях лес, в особенности на Штурмовом участке. Разногласия возникли лишь насчёт тракторов. Обоих трактористов Черкасов уволил в отпуск. Кроме того, для трелёвки тракторами не было тросов. Но все препятствия оказались преодолёнными. Тросы привёз Лопатин. А с трактористами Трухин договорился сам. Они согласились поработать в дни штурма.

В лесорубческом посёлке на Партизанском ключе только и разговоров было, что о предстоящем аврале. По баракам ходили агитаторы, объявляли о штурме, беседовали с лесорубами и сплавщиками.

С утра в день штурма в барак сибиряков зашла Вера Морозова. Вера была в куртке и штанах, что дало основание Терехе Парфёнову заподозрить в ней сперва мальчишку.

— Посылают ребятишек… — начал он недовольно.

Тереха думал, что к ним придёт Лопатин. К этому забайкальцу он успел привыкнуть. Но всё равно, даже и разобравшись в том, что перед ним девушка, Тереха не смутился.

— Девке надо о женихах думать, а она о брёвнах, — гудел он.

А Вера, не обращая внимания на разглядывающих её сибиряков, объявила, что она десятник лесоучастка, их прямой и самый близкий начальник.

— Девка — начальник! — дивился Тереха. И ему, прожившему немалую жизнь, имеющему взрослого сына, она будет приказывать! Нет, что ни говори, а Тереха к этим штукам не привык. Но делать было нечего.

Вера с первых же минут показала себя распорядительным начальником. Перед нею было четверо сибиряков. Недоверчиво, подозрительно и даже недоброжелательно смотрел на неё бородатый мужик Парфёнов. С не меньшим, пожалуй, недоверием относился к ней и Егор Веретенников. Никиту чем-либо удивить было нельзя: он всего повидал на свете. Сейчас Никита поглядывал на Веру даже чуть снисходительно, готовый, впрочем, и заговорить с нею и выполнить любое её поручение. И только Влас встретил девушку открыто, кротко, с полным добродушием. Но Вера из всех сразу же выделила Никиту, может быть, потому, что на нём была привычная ей лесорубческая куртка.

— Вас зовут Никита Иваныч? — обратилась она к Шестову. — Пойдёмте со мной на склад, получим спецодежду.

И вы тоже, — повернулась она к Веретенникову, показавшемуся ей моложе других…

Притащенные со склада куртки, штаны и добротные кожаные ботинки несколько подняли настроение сибиряков. Они тотчас же начали переодеваться. Никита Шестов посмеивался над Власом из-за того, что тот никак не мог разобраться в застёжках и пуговицах новой робы. В брезентовых куртках и таких же штанах, в ботинках с толстыми подошвами мужики совершенно преобразились. Тереха показался Егору Веретенникову настоящим богатырём: лезла на грудь густая с проседью чёрная борода, приподнимались кустистые брови; из рукавов куртки на четверть высовывались жилистые руки с пудовыми кулаками. Большой мужик оглядывал спецовку.

— Вроде маловата, — гудел он. — Разве ж не было там побольше?

— Самый большой размер просили, — сказал Егор. Он тоже оглядел себя и опять позавидовал Никите: спецодежда на том сидела так, словно он всю жизнь носил её.

Посмеиваясь, Шестов советовал Власу:

— Штаны-то подбери, а то спадут. Повыше их подтяни.

— Ничего, обомнётся, — миролюбиво сказал Влас.

Снова явилась Вера. Вместе с нею сибиряки вышли на дождь, и скоро брезентовые спецовки их потемнели, загрубели, а ботинки покрылись грязью. У склада, помещавшегося в одном из бараков, стояла запряжённая в телегу лошадь. Сибиряки сложили на телегу свои пожитки. Рыжебородый человек с искалеченной правой рукой, в нахлобученной на самые глаза войлочной шляпе, принёс кусок брезента. Из склада выглянул парень, махнул рукой. Возчик сел на телегу.

— Поехали!

В новом бараке на Штурмовом участке сибиряки оставили на нарах свои мешки и отправились на берег Имана. А там уже всё находилось в движении — и река, и люди, стремившиеся использовать её слепую буйную силу.

То и дело сибиряков и Веру обгоняли вышедшие из посёлка по той же дороге лесорубы и сплавщики. Прошёл мимо них Авдей Пахомович Гудков. Егору показалось, что старик иронически на него посмотрел. Егор отвернулся. "Вредный старик", — подумал он. Догнали сибиряков и пошли вместе с ними Демьян Лопатин и Сергей Широков. Демьян был в своей неизменной папахе. Генку Волкова он не разыскал: парень работал на новом лесоучастке, Демьян туда по дождю идти поленился, а ночевал в посёлке. Он не сразу узнал сибиряков в новой одежде.

— Паря, на штурм? — спросил Демьян. — Вот хорошо! Покажем, как наша берёт!

Он был настроен весело и даже воинственно. Штурм — ведь это похоже на войну…

Демьян разговаривал с сибиряками, больше обращаясь к Никите. С этим бойким мужиком было нескучно. Сергей и Вера чуть приотстали.

— Вера, ты на меня не сердишься? — спросил Сергей.

— За что? — подняла она на него серые с искорками глаза.

Действительно, за что же ей на него сердиться? Разве только за то, что он, не жалея себя, бросился разбивать залом, чуть не утонул и, простудившись, серьёзно заболел?

— Я вчера был у тебя, поругался с Палагой и ушёл. Ты где была?

Вера нахмурилась. Где она была? А какое дело Сергею об этом спрашивать? В конце концов, ей это надоело!

— Я ходила по баракам, агитировала, чтобы люди на штурм вышли, — холодно ответила она.

Сергей присмирел и замолчал, а Вере стало жалко его. Горе с этим Сергеем! Он часто заходит в барак, где в маленькой комнатке Вера живёт вдвоём с Палагой. Эта немного грубоватая, плотная, здоровая девушка, работающая официанткой в столовой, почему-то недолюбливает Сергея, а тот не даёт ей спуску. Они часто между собою ругаются.

"Что ты в нём нашла хорошего? — говорит иногда Палага. — Я бы такого молокососа на порог к себе не пустила!"

Палаге нравятся люди солидные, положительные, на Сергея же она смотрит как на неоперившегося птенца. Вера представила себе, как Сергей ругался с Палагой, и улыбнулась. Но и у самой Палаги, кажется, начинают появляться сердечные интересы? Сегодня она просила Веру узнать про одного человека. И у кого же? У Сергея! Вера невинными глазами поглядывала на Сергея, а тот по-прежнему шёл хмурый. Несомненно, что его всё ещё встречают холодно. Но, может быть, это так и полагается? Сергей совершенно неопытен в таких делах. Там, на берегу Имана, когда он увидел Генку Волкова и Веру, улыбающуюся этому мордастому, неприятному для него парню, в душу Сергея словно заполз червяк, который теперь неустанно точит и точит там, внутри. Ничего не может сказать Сергей определённого. Он даже не видел Генку и Веру никогда вместе… О, если бы он увидел! Он бы тогда сказал Вере прямо и жестоко — да, и жестоко! — всё, что думает по этому поводу…

— Серёжа, — ласково говорит Вера, — ты не знаешь — Демьян Лопатин женат?

— Демьян Лопатин? — ошеломлённо переспрашивает Сергей; он ведь думал о другом. — Демьян Лопатин? Нет, он не женат.

— Ты точно знаешь?

— Да. А зачем тебе это нужно?

Вера не ответила, может быть потому, что вокруг них как-то сразу зашумели и заговорили. Они дошли до широкой просеки, здесь было много народу. Ровный шум, который был вначале, теперь усилился, стал оглушающим. Сибиряки, Лопатин, Вера и Сергей — все враз остановились. Перед ними, вырываясь из берегов, неистово кружилась и ревела рыжая вода разбушевавшейся реки.

Иман бесновался, и Егор Веретенников с невольным страхом смотрел на стремительно несущуюся реку. Кусты на низком противоположном берегу затопило; голые прутья торчали из воды прямой густой щёткой; волны подступали к ним, захлёстывая; озёра просвечивали вдали сквозь густые заросли; великан кедр стоял среди кустов прямой, как свеча, и от его мощного ствола отскакивали волны. По фарватеру тащило поваленные деревья, коряги, мусор. Всё, что было на поверхности реки, неслось быстро, как на бесконечной ленте, сталкиваясь, кружась, подходя к берегу и удаляясь от него, чтобы затем исчезнуть, скрыться из глаз. "Тут оступишься — и пойдёшь, как топор, ко дну", — думал Егор.