Год жизни

Нина справилась с волнением, глубоко, прерывисто вздохнула, осушила глаза платочком.

— Ну, мне пора. Сейчас начинается прием,—^извиняющимся голосом сказала она, поправила волосы, еще раз пожала руку Алексею и исчезла в дверях.

Шатров не сразу отошел от опустевшего крыльца.

На промывочном приборе, наверстывая упущенное, Кеша Смоленский обрушивал своим бульдозером тонны песков в бункер. Лента транспортера шла, загруженная до самого верха во всю ширину желтой глиной, песком, галькой. Натужно скрипели ролики.

Шатров обошел всех рабочих, здороваясь, взволнованный общей искренней радостью. Загорелые до черноты, в синих, красных майках, многие голые по пояс, горняки сияли белозубыми улыбками.

— Вернулись, Алексей Степаныч? Славно. Ну как там, нашли золотишко?

— Вы не сомневайтесь, мы тут на все педали жали, чтобы план нагнать.

Инженер осмотрел прибор, отрегулировал подачу воды и ровно в десять часов утра уже был у конторы прииска. Тамара поджидала его.

Крутов внимательно, не перебивая, выслушал подробный отчет геолога. Шатрову осталось добавить немногое. Инженер говорил сухо, точными фразами, глядя куда-то поверх головы Крутова, все еще находясь под влиянием страстной речи Нины.

— Нужна, на мой взгляд, детальная геологическая разведка, закончил Шатров,— но даже проведенное нами выборочное опробование позволяет утверждать — месторождение богатейшее. На его базе смело можно разворачивать самостоятельный высокомеханизированный участок. Залегание неглубокое. Вода — рядом. Леса для строительства приборов сколько угодно. Подвоз техники, продуктов, материалов катерами и баржами невозможен, но и тут есть выход — плоты за моторками пройдут. Я измерял глубины в фарватере.

— Порядок! — удовлетворенно сказал Крутов и плотно положил на стол свою большую волосатую руку.—Придется вашу троицу представить в Атарен на премирование.

Шатров помолчал немного.

— Премировать нас не за что. Мы не первооткрыватели,— тихо сказал Алексей,- впервые за все время разговора глядя прямо в глаза Игнату Петровичу,— а уж если хотите отблагодарить Лисичку, так улучшите быт рабочих.

— Опять за рыбу деньги! — досадливо поморщился Крутов.— Я думал, у тебя эта блажь выветрилась. Ан нет.

— Забота о людях — блажь? — не вытерпела Тамара.— Эх, Игнат Петрович, да как у вас язык поворачивается? Послушать, вроде вы сами никогда и рабочим-то

не были.

— Был! Ты, Тамара Михайловна, говори, да знай меру,— предостерегающе сказал Крутов.— Вы оба еще под стол пешком ходили, а я уж золото лотком намывал, лямку тянул. Яйца курицу не учат. Умны больно стали, как погляжу, с Шатровым вместе! — Застарелая, умолкшая было злоба снова поднялась в груди Крутова.— Всё мне мораль читаете!

— Нет, не мораль,— продолжала Тамара, не обращая внимания на раздражение Крутова.— Вы жестоко заблуждаетесь! Алексей Степаныч не интриган, не злостный критикан, а человек, стремящийся помочь рабочим, а значит, и вам, потому что в хороших бытовых условиях горняки дадут больше золота, прииск начнет выполнять план. Вы тешите себя надеждой, что теперь, когда Шатров выбит из седла, некому протестовать, требовать, тормошить вас. Напрасно! А коммунисты? Не все же таковы, как ваш Норкин. А сами рабочие? Или вы думаете, они будут без конца терпеть ваше пренебрежение к их потребностям? И почему вы упорствуете? Думаете, невозможно улучшить быт людей? Нет транспорта, резервов? Что ж, попробуем переубедить вас!

3

Крутов взял разграфленный листок бумаги, опустился. в кресло. По мере чтения брови Игната Петровича поднимались все выше. Лоб собрался крупными морщинами. Лицо омрачилось.

— Цифры верны? — строго спросил он. Глаза смотрели зорко и умно.

— Головой ручаюсь,— ответил Шатров.— Брал данные в бухгалтерии по фактурам.

— А я проверил по документам центрального материального склада,— добавил Арсланидзе.

Инженеры выжидательно смотрели на Крутова, но тот, казалось, забыл об их присутствии. Опустив голову, он целиком отдался размышлениям.

— Четыреста тонн ненужного железа за год! — бормотал Крутов.

— Да, четыреста тонн запасных частей, оборудования, которое понадобится прииску только в будущем году,— безжалостно подтвердил Арсланидзе.— Вот где зарыт транспорт на вывозку леса, продовольствия, промтоваров, мебели! Сказано: заставь дурака богу молиться... Так и Галган.

— Хорошо,— сказал наконец Крутов,— идите, товарищи. А эту справку оставьте мне. Я ею займусь.

Инженеры вышли, но не успела закрыться за ними дверь, как в кабинете появился Тарас Неделя.

— Як вам, Игнат Петрович,— начал бурильщик,— с жалобой на Галгана. Дюже поганое дело.

Неделя рассказал о зверском избиении Феклы, об убийстве Сатаны.

— А ты, случаем, не приукрашиваешь, хлопец? — усомнился Крутов.— Может, он просто надавал Фекле тумаков, а?

На открытом простодушном лице Тараса изобразилась такая обида, что Игнат Петрович поторопился успокоить его:

— Ну верю, верю. Скажи секретарше, пусть разыщет по телефону Галгана, пришлет ко мне.

Когда Галган явился, Игнат Петрович внимательно осмотрел его с ног до головы, словно увидел впервые.

Физиономия Галгана, как всегда при встрече с Крутовым, носила выражение вкрадчивости, смешанной с готовностью ринуться по первому знаку начальника прииска выполнять любое приказание. Оттопыренные уши, вислый нос портили внешность Галгана, но во всем его облике угадывалась спрятанная, всегда готовая развернуться сила. Крутову почему-то вспомнился уссурийский тигр, виденный им однажды в хабаровском зверинце. Огромная полосатая кошка бесшумно ступала на подушечки лап, полупрыжком поворачивалась гибким те-лом в тесной клетке, и не верилось, что удар этой мягкой лапы сворачивает шею быку.

Галган сел на краешек стула, положил кепку на колени. Выпуклые глаза смотрели преданно, но напряженно.

— За что Феклу избил? — без предисловий, в упор спросил Крутов.

Галган потупился, сокрушенно вздохнул, завертел кепку.

— Не отрицаю, Игнат Петрович, погорячился немного.

— Немного?

— Ну да. Раза два приурезал по затылку. Да ей это ништо, кондовая баба. Она мне тоже добрую плюху приварила. Семейное дело. С кем греха не случается.

— Ногами бить — это что, семейное дело? — побагровел Крутов.— Ах, сукин сын!

— Что вы? — ужаснулся Галган.— «Ногами»... или я душегуб какой? Вам, наверное, Неделя наплел. Он нас разнял.

— Из-за чего драка получилась?

— Как же, Игнат Петрович, это, хоть на кого доведись, обидно. Тут ангел не стерпит. Сами посудите: прихожу домой, она среди бела дня в кровати дрыхнет (ночи ей мало!), а на столе утюг с углями. Как гладила костюм, так и оставила утюг на нем. Начисто погорел. Одни дырья остались. А костюм-то бостоновый, выходной. С кровью достался. Теперь мне такого не справить. Я ведь на двухмесячный оклад по займу подписался. В нитку вытянулся с деньгами. А тут такое разоренье! Вот я сгоряча и ухватил ее за волосное управление...

— «За волосное управление»... Живодер ты, Галган,'вот что! — убежденно сказал Крутов.

Галган ничуть не обиделся, только кротко поднял глаза к потолку с таким видом, который ясно говорил, что он терпит напраслину.

— Фекла где сейчас?

— К соседке ушла, ночует там. Обиделась.

— Пса зачем пристрелил?

— Пришлось, Игнат Петрович. Первостатейный кобель, но с сумасшедшинкой. А давеча сорвался с цепи, чуть меня не загрыз, бешеный дьявол, вынудил положить его из ружья.

— Крутишь ты что-то,— с сомнением проговорил Крутов.— Ну, это ладно: выясню, разберусь. А теперь вот что скажи, главное: на кой дьявол четыреста тонн ненужных запчастей, железа завез? У нас электрических экскаваторов и в помине нет.

— Все в дело пойдет, Игнат Петрович, до грамма,— горячо сказал Галган. Даже кепку прижал к груди.— Когда новая техника прибудет, тогда уж поздно запчасти к ней добывать. И то сказать, какой порядок в Ата-рене? Приедешь, так сначала десять пачек папирос стравишь, чуть не в ножки каждому поклонишься, пока выпишут, что нужно. И обязательно неликвидов насуют, склады очищают. А отказаться нельзя — вовсе порожнем домой поедешь.