Профессор Жупанский

— Сейчас спросим, — почему-то улыбнулся милиционер. — Как разрешите о вас доложить?

Кипенко встретил профессора, будто своего старого приятеля, спросил о здоровье дочери, о самочувствии.

— Очень хорошо, что вы пришли, — улыбнулся Кипенко, когда Станислав Владимирович начал извиняться за хлопоты.

Усадил его в кресло, а сам все ходил по залитой солнцем комнате, внимательно слушал. Станислав Владимирович взволнованным голосом говорил о своей глубокой благодарности за все сделанное Сергеем Акимовичем.

— Не надо, — попросил Кипенко. — Благодарить надо прежде всего медиков. А если вдуматься, то они тоже выполняли свой долг, да и только. Друг другу надо помогать. В этом, собственно, и заключается величайшая сила нашего общества.

Кипенко умолк, сел в кресло напротив Жупанского.

— Главное, Станислав Владимирович, спокойно работайте. Это сейчас самое важное.

Профессор понял: теперь настала очередь сказать о своих переживаниях. Собственно, ради этого он и пришел сейчас. Пусть Кипенко знает о его сомнениях и боли. Вот если бы сердце позволило обо всем этом спокойно рассказать! А оно снова дает перебои.

— Вам нехорошо? — сочувственно спросил Сергей Акимович.

— Нет, нет! — возразил Жупанский. — Это сейчас пройдет. Я только прошу немножечко воды.

Секретарь горкома налил в стакан минеральной. Станислав Владимирович проглотил таблетку, запил водой, кивком поблагодарил Кипенко и окрепшим голосом начал тихо рассказывать. Говорил о своем намерении закончить свой многотомный труд об истории Галиции, о своих сомнениях, колебаниях, о спорах с Линчуком.

— Он меня через газету спрашивал, с кем я, — снова заволновался профессор. — Но я всегда стремился быть с народом, хотя и старался стоять вне всяких политических течений. Во всяком случае, начиная с двадцатых годов...

Дальше профессор продолжать не мог и, опустив голову, затих. Перед глазами маячило обрюзгшее лицо Кошевского, гнусная фигура бандита в темных очках. И вот таким негодяям могли послужить его научные труды... Об этом страшно даже подумать! Разве единомышленники Кошевского и Роздума представляют наш народ? Разве для них он старался, отдавал силы и здоровье? И эти чудовища наперебой расхваливают наследство Грушевского? Почему?

От этой мысли Жупанскому стало обидно до боли.

— Станислав Владимирович!

Профессор поднял голову, встретился взглядом с Кипенко.

— У меня нет намерения, Станислав Владимирович, говорить вам комплименты.

В голосе Сергея Акимовича чувствовалась теплая доброжелательность, и это успокаивало.

— Вы ведь чудесный знаток старины. Почему бы вам не взяться за написание работы об историческом значении Переяславского договора? Ведь через несколько лет мы будем широко отмечать трехсотлетие воссоединения Украины с Россией. Разве это не тема для вашего сердца и эрудиции? Вот и беритесь за нее прямо сегодня же... Или иноземная интервенция в Галиции. Возьмите хотя бы за основу свою собственную статью для научного сборника и напишите капитальный труд. Разве это вам не под силу? Ну скажите? А об отношении к вам простых людей вы можете заключить из встречи на заводе. Разве вам не было приятно выступать перед большим коллективом?

В знак согласия Жупанский только кивал. Все это правда. Он понимает: жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Трагедия с дочерью — горькое тому подтверждение. Да, да...

— Я принимаю ваш совет, Сергей Акимович.

Говорить было трудно, не хватало воздуха.

— Брошюру об интервенции я напишу. Обязательно! Кстати, у меня хранятся некоторые заметки по поводу документов, которыми интересовался Кошевский, некоторые копии. Много ценного мне показывали также в архиве... Передохну и закончу. Если статья в сборнике получит положительную оценку, попробую взяться за большую работу. Верьте слову, Сергей Акимович.

Кипенко подал профессору руку. Моложавое бледное лицо Сергея Акимовича светилось улыбкой. Секретарь подошел к небольшому сейфу, достал из него толстую папку.

— Эту работу, Станислав Владимирович, тоже надо закончить. Но не торопитесь.

Жупанский узнал папку и застыл от удивления: это была та самая монография, которую он почти собственноручно отдал бандиту.

— Его поймали?

— Пока что нет, — ответил Кипенко. — Но поймают! — заверил он скороговоркой. — Такие негодяи очень опасны: не только потому, что они диверсанты и убийцы, они хотят разжечь мировой пожар.

— А Кошевский на свободе?

— Арестован. Он — поп Базилевич. Именно у этого «слуги господа» и была найдена ваша рукопись.

У Станислава Владимировича отлегло от сердца.

— Очень рад этому сообщению... Одного только не могу понять: зачем понадобилась им моя рукопись?

Кипенко, казалось, заранее подготовился к ответу:

— Им нужен был ваш авторитет ученого, Станислав Владимирович. Издали бы за границей книгу и подняли бы шум о «зажиме ученых в Советском Союзе». Кроме того, прислали бы вам гонорар или какое-нибудь другое вознаграждение с тем, чтобы попытаться заманить вас в свои сети.

Кипенко очень пристально посмотрел на профессора. Станислав Владимирович встал.

Вечером того же дня он сел за рабочий стол. Склонив голову над бумагами, Станислав Владимирович писал мелким бисерным почерком. Да, да — он разорвет тенета обмана, которые окутывали его десятки лет. Обязательно разорвет!

Подошел к окну, открыл форточку. В комнату хлынул пьянящий весенний воздух. Станислав Владимирович вдохнул его полной грудью.

1956-1986

Львов — Винница