Председатель (сборник)

Мощный, оглушительный вой и надсадный грохот заполняют тишину простора, и сидящие в лодке видят, как погнулся темный лес на берегу, как пошло срезать незримой бритвой верхушки сосен, елей, берез, вязов. Белесым частоколом выстроился обезглавленный лес.

И раздался взрыв…

Потом все исчезло, остался лишь большой серый камень на том месте, где погиб Юрий Гагарин…

Срочно требуются седые человеческие волосы

ЛИТЕРАТУРНЫЙ СЦЕНАРИЙ (второй вариант)

Ленинград. По проспекту имени Кирова идет средних лет человек с непокрытой седой головой и смугловатым печальным лицом. Разгар июля, солнце плавит асфальт, а на человеке — темный, не по сезону костюм; тугой, округлый, "пасторский" воротничок, удушливо сжимает горло; на ногах тяжелые ботинки на толстой микропоре, рассчитанные на осень или зиму. Видно, что одежда нисколько не интересует человека. Руку ему оттягивает огромный, порядком заношенный дерматиновый портфель. Этот скучный и значительный портфель да и весь облик прохожего наводят на мысль, что он командировочный. Так оно и есть: инженер Сергей Иванович Гущин приехал из Москвы на "Ленфильм" и сейчас прямым путем направляется через улицу к студийному подъезду.

Здесь внимание его привлекла доска объявлений. Он скользнул по ней взглядом внимательных светлых глаз и замер, будто наскочил на препятствие. Черным по белому — густой черной тушью на белом, с морозным глянцем ватмане — было смачно выведено: "Срочно требуются седые человеческие волосы". А рядом висели выцветшие, пожелтевшие объявления, оповещающие мир, что "Ленфильму" нужны уборщицы, осветители, шоферы, парикмахеры, электротехники, рабочие на пилораму, вахтеры, буфетчица, пиротехник и счетовод.

Гущин вслух перечел объявление, делая паузу после каждого слова: Срочно ... требуются... седые... человеческие... волосы... Вот это да!..

За его спиной послышался короткий смешок. Он обернулся и увидел девушку с чистым детским лицом и пышно застылой, слишком взрослой и модной прической.

— Не бойтесь, — сказала девушка. — Это же добровольно.

Гущин думал о чем-то своем и не понял обращенных к нему слов. Его взгляд стал растерянным.

— Вашей седине ничего не грозит, — чуть смущенно пояснила девушка

— Хорошо хоть, что им не требуются человеческие зубы, ногти и кожа, не понуждая себя ни к любезности, ни к остроумию, хмуро отозвался Гущин.

Страдальческая гримаса покривила лицо девушки, состарив его на миг.

— Простите, — сказала она — Это была плохая шутка. Я бестактная дура

Гущин пристально посмотрел на девушку, в его светлых глазах появилась теплота.

— Да что вы! Я вовсе не узник фашистского лагеря.

— Правда? А мне показалось, что я заставила вас вспомнить о чем-то дурном и страшном.

— Бросьте, ей богу! Все в порядке. — Гущин улыбнулся. — А для чего им нужны эти волосы?

— Для париков. — Девушка тоже улыбнулась, она поверила, что не причинила ему боли.

— А я думал, для матрацев.

— Для матрацев?!

— Да. В немецких гостиницах над умывальником висит целлулоидный рожок, туда полагается сбрасывать вычески. Потом этими волосами набивают матрацы.

— Как мило! Как разумно! — Девушка передернула плечами. — И как отвратительно!

— Что б вывесить такое воззвание, — Гущин кивнул на стенд, — тоже надо обладать завидно ясным и нетревожным духом

— А что же делать? Как играть почтенных академиков, школьных учительниц на пенсии, изящных маркиз и прочих светских дам в исторических фильмах, если не будет седых париков?

— Вы правы... — рассеянно отозвался Гущин.

Между ними настала та неловкая пауза, которая неизбежна в случайном уличном разговоре двух незнакомых людей, ничего не знающих друг о друге, сведенных ненароком безотчетной симпатией и вынужденных расстаться.

Девушка посмотрела на ручные часы и охнула.

— Вы торопитесь? — вдруг ринулся напролом Гущин. — Может, побродим по городу?.. Если у вас, конечно, есть время. Я тут в командировке, только зайду на студию, буквально на пять минут... — Он говорил быстро, сбивчиво, боясь, что его прервут. — А потом мы могли бы покататься на речном трамвае, посидеть в кафе или пойти в Летний сад...

Девушка не прерывала Гущина, она смотрела на него вроде бы с сочувствием.

— Как много всего сразу! Мы должны выполнить всю программу: прогулка, кафе, речной трамвай, Летний сад? Вы ничего не забыли? Еще можно подняться на Исаакия, съездить в Лавру и на Волково кладбище, а Эрмитаж, Русский музей, квартира Пушкина?

— Простите, — сказал Гущин смиренно и без всякой обиды становясь на подобающее ему место... — Это внезапное помрачение рассудка, со мной давно никто не заговаривал на улице. Мне вдруг показалось, что мир сказочно подобрел.

Лицо девушки притуманилось и вновь будто постарело.

— Зачем вы так? Я же не отказываюсь. Но мне тоже нужно на студию, и тоже на пять минут.

— Так идемте!.. Вам в какой отдел?

— В актерский.

— Вы?..

— Да, я именно то, что никогда не требуется на студии — актриса А вы? Ума не приложу. Вы не подходите к студийной обстановке.

— Почему?! Судя по той же доске объявлений студия имеет дело не только с творческими работниками.

— Нет. — Девушка покачала головой. — Кино, как Бог шельму, метит всех, кто попадет в его орбиту. Студийный счетовод ближе к Олегу Стриженову, чем к другому счетоводу из какой-нибудь ЖЭК. Вы не киношник, вы серьезный и грустный человек, случайно попавший в страну лжечудес.

— Проще говоря, я инженер. По специальности катапультист. Меня прислали сюда по вызову группы "Полет в неведомое".

— Знаю, — сказала девушка. — У них там все время катапультируются. Вы, конечно, москвич?

— Да, я заметил, ленинградцы мгновенно угадывают москвичей.

— Простонародный говор выдает, — засмеялась девушка. — Ну что же, мы уже знаем друг о друге в пределах анкеты для поездки, скажем, в Болгарию. Не заполнена первая графа — Она протянула ему руку. — Поскурова Наталия Викторовна Наташа

— Гущин Сергей Иванович.

Они обменялись рукопожатиями и вошли в вестибюль киностудии.

— Вам за пропуском? — спросила Наташа и гордо. — А у меня постоянный. Значит, встречаемся здесь через четверть часа

— Послушайте, — остановил ее Гущин, — если вы не придете... не сможете прийти, это ничего. Я не обижусь. Я вам всю жизнь буду благодарен за встречу.

— Как странно вы говорите! За что вам меня благодарить?

— Вы были так добры... столько сделали для меня. Я не могу вам этого объяснить, — бормотал он растерянно.

— Но зачем же такой прощальный тон? Ведь мы же увидимся.

Гущин покачал головой.

— Да, да.. Но в этих коридорах люди легко теряются...

— Я-то не потеряюсь! — засмеялась Наташа

Она кивнула вахтеру, видимо, знавшему ее в лицо, и побежала по коридору помещения.

Гущин проводил ее взглядом, потом подошел к пропускной и протянул над барьером свой паспорт.

— Заявка есть? — спросил инвалид-охранник.

— Не знаю. Должна быть.

— Не вижу что-то...

— Я прихожу сюда уже пятый раз. Неужели вы меня не запомнили?

— Эдак я каждого могу запомнить... — начал скучным голосом охранник, но тут ему попалась заявка на Гущина

Он долго и старательно выписывал, вернее, вырисовывал пропуск своей калечной рукой. Вокруг творилась обычная студийная жизнь. Престарелая актриса с рыжим шиньоном умоляла по телефону заказать ей пропуск: "Аркадий Сергеевич сам назначил встречу. Вы что-то путаете, милейший... Он хотел пробовать меня на Царевну-лебедь" — в грудном голосе актрисы звучали слезы.

Длинноволосый юнец сказал своему приятелю с тонким прыщеватым лицом: "Старик, лента, несомненно, удалась!"..

Дама в пенсне провела мимо вахтера двух испуганных школьниц с милыми, жалкими косичками — девочек влекли на жертвенный алтарь искусства..

...Инвалид-охранник протянул Гущину пропуск. Но тут же снова забрал и еще раз сверил с паспортом.