Девушка под яблоней (Буймир - 2)

- А чтоб ты не разродилась! - с помутневшими, налитыми злобной яростью глазами накинулась Соломия на Теклю.

Посыпались угрожающие выкрики, люди требовали, чтобы Соломию выдворили, поднялась такая неразбериха, что Нагорному пришлось призвать собрание к порядку. Одна Соломия никак не могла утихомириться, привыкла, что все должно склоняться перед ней. Она фыркала, злилась. И неизвестно, какой бы еще номер выкинула, да Селивон, зная характер своей половины, грозно цыкнул на нее: с нее станется, доведет до беды и не такое еще наговорит начальникам! И Соломия, нельзя сказать, чтобы очень охотно, все же подчинилась.

А пастух Савва просил Нагорного обратить внимание на то, как обленились, распоясались, сколько спеси в таких вот ленивых самодурках и как бесцеремонно разговаривают они с людьми. Однако нельзя сказать, чтобы Соломия без дела лето сидела. Разве мало было проплешин на колхозных огородах, в бригаде Дороша: где вымокнет, где капустница поест - земли хватает. Соломия с Татьяной засевали те проплешины махрой, возили в Сумы на базар, неплохая выручка получалась. Станет ли председатель прекословить? Днюет и ночует у Селивона, дочку сю Саньку собирается протащить на выставку.

И, удивительно, пастуху никто словом не возразил, один кладовщик выкрикнул: "Брехня!" Зато собрание единогласно признало: пастух говорит правду. Нелегкий денек выпал Селивону.

Нагорный внимательно слушает, следит за настроением собрания.

- А что делает Соломия в колхозе? - спрашивает Нагорный председателя.

- Помогает колхозу, - не подумав, второпях отвечает Родион под общий смех.

"Почему люди смеются?" - никак не может взять в толк Родион.

Пастух Савва объясняет секретарю - лучше бы уж он молчал:

- Всякий раз, как артель вывозит на базар муку, сахар, сало, мед, арбузы, либо картошку, или что сад уродил, Соломия - что правда, то правда - сидит на машине и торговлей заправляет. Увидит, что вокруг толпа скопилась, "набавь по рублю на кило", - приказывает продавцу. По всей округе идет молва - толковая в торговом деле женщина. Настрогала сотню трудодней, а уж что барышей - не счесть.

Устин Павлюк говорил спокойно, сдержанно, убеждал, что честь Буймира в руках пастуха и его сына Марка. Именно за то, что они всегда стояли на страже правды и выступали с критикой на собраниях, Родион Ржа прогнал их с фермы - и, надо сказать, с согласия Урущака, - а к рекордисткам приставил Саньку, никуда не годную доярку.

Колхозников долго убеждать не пришлось - все ясно, все понятно, - не дали и договорить, тут же согласились с мнением Павлюка, поднялся оживленный гомон, раздались оглушительные выкрики:

- Ура!

- Молоды!

- Образцово поставили ферму! На совесть поработали!

- Достойны ехать в Москву!

От такого оборота дела, ясно, мало радости Родиону, зато Нагорный своими глазами увидел, кто в почете у людей - уж во всяком случае не Родион Ржа. О кладовщике Игнате да Селивоне и говорить не приходится вроде даже занедужили. И Урущак темнее тучи сидит за столом президиума, слушает, как Павлюк прорабатывает его, и не может ничего поделать.

Повеселел пастух Савва: собрание бурно приветствовало его. В почете у колхозников пастух и его сын Марко. Сколько бед и невзгод вытерпели они по милости Селивоновой компании! Нагорный все видит и сделает из этого выводы. Несдобровать тогда Урущаку.

И в президиум Марка выбрали. Саньке даже глядеть на него муторно.

- Таким орлом посматривает на всех, словно век свой по президиумам сидит... - показывая на Марка, искала она сочувствия у Тихона.

А Марко - у всех ведь на виду! - едва сдерживал свое волнение.

Опять у Марка светлые дни. Текля всей душой радовалась за него. В прах рассыпались все мерзкие замыслы, все ухищрения врагов, а Родион сидит, нахохлившись как сыч, боится за свое положение. И Урущак помочь не может, - пожалуй, самому еще придется отвечать перед райкомом. А пока что люди выводят на чистую воду Селивоновых дружков, собиравшихся присвоить себе чужую честь, чужую славу. Хотя их и постигла неудача, они все еще не теряли надежды - авось Родион вызволит.

- Председатель у нас - родного отца не нужно, - клянется бригадир Дорош.

- Давно пора оценить по достоинству Родиона Марковича! - обращается к собранию кладовщик Игнат.

- Для него все равны, - говорит Гаврила.

- Только при Родионе Марковиче и стал у нас порядок! - откликается Перфил.

- Родион Маркович действительно, что называется, ведет нас к зажиточной жизни! - прибавляет Селивон.

Нельзя сказать, чтоб председатель был не в чести. Лестные отзывы так и сыплются.

- За Родионом Марковичем только и свет увидели! - восклицает Соломия.

Торжественный хор похвал нарушил будничный голос доярки Мавры:

- За Родионом всем прихвостням привольно жилось, изрядно-таки попользовались.

Пастух Савва рассказал собранию - давно уже несогласно живут Мавра с Соломией. А началось с того, что завхозовская корова повадилась гулять по всему бригадному хозяйству, грызла свеклу, картошку, дергала сено - совсем как завхоз, и никто не смел прогнать ее. Люди проходят мимо, смотрят, сокрушаются. Что ж поделаешь - корова-то завхоза. Селивон тоже видит и похаживает себе как ни в чем не бывало, ирмосы поет. А Мавра возьми и отгони завхозовскую корову от стога да ну честить при всем честном народе Селивона. С того и пошло. Деревья у соседей разрослись, березы, осокори обступили Селивонову усадьбу, - кидают, вишь ты, тень, глушат Селивонов огород. И Селивон приказывает Мусию Завирюхе срубить их. Завирюха не послушал, так Селивониха кипятком ошпаривала корни, пока не высохли все деревья. Потом чемерицей потравила кур. Издавна не ладят соседки, да и сейчас Мавра попрекает Селивониху, что та целое лето прохлаждалась в тенечке.

Поднялся, привлекая общее внимание, председатель. Родиону будто дела не было до бурных споров, расходившихся страстей, хотя кое-кто и старался набросить на него тень, ругали кладовщика, завхоза - так разве председатель к этому причастен? С необычным словом обратился Родион к собранию, что громом оглушил:

- Я родился под грохот канонады, - торжественно провозгласил он.

Селивониха с восторгом воззрилась на председателя: знал, что сказать!

Нет никакого сомнения, человек хотел сказать нечто очень важное, значительное - да разве дадут? Устин Павлюк нарушил высокий строй мыслей председателя:

- Ты расскажи, как разогнал кадры!

- И как поставил прихвостней да полюбовниц! - ввернула Мавра.

- Горлодеров да лодырей! - заметил Марко.

- Привел в упадок ферму! - подтвердил Мусий Завирюха.

- Чуть весь скот не загубил! - вставил тракторист Сень.

Родион решил бить противника фактами.

- И трудодней в нынешнем году выработали больше, - старался он перекрыть голоса.

Тут Панько Цвиркун услужливо подал справочку, свидетельствующую о росте трудовой дисциплины.

- Трудодней выработали больше, почему же доходы меньше? - спрашивает пастух.

Не дадут Родиону слова сказать.

- Девичья бригада вытянула колхоз! - кричит Сень.

Родион на этот выкрик не обращает внимания. Зато обращают другие.

- Девичья бригада вырастила по сорок центнеров кукурузы с гектара, а Дорош - шесть, - напоминает звеньевая Галя.

И Родион вынужден все это слушать. Конечно, если бы не Нагорный, кто бы отважился шпынять председателя? Кто бы посмел возразить?

- Иль я кого обидел? - обратился Родион к собранию. - Не выписывал арбузов, яблок? Или соломы не дал, отказал в подводе на базар? Не позволил в лесу дров нарубить? Хвои привезти? Или запретил кому вымачивать коноплю в Ольшанке? Брать с поля ботву? Жому, скажете, не давал, запрещал спаривать коров с племенным быком?

- Ну прямо губернатор! - резко бросил Павлюк. Поди угадай, к чему приведут твои слова...

Родион со всей душой к собранию, и уже Селивона с Игнатом явно взяли за живое его слова, а Гаврила да и Перфил до того расчувствовались - чуть не всхлипывают. Так - на тебе - угораздило этого Павлюка встрять, сбил с толку людей. Ясное дело, что Нагорный сделает из этого выводы.