Профессор Жупанский

Прием закончился тем, что Станислав Владимирович пообещал выступить с лекцией перед рабочими какого-нибудь завода. В свою очередь Кипенко выразил готовность просмотреть текст лекции, помочь, если у Станислава Владимировича возникнут какие-нибудь трудности. Под конец встречи профессор пригласил Сергея Акимовича прийти на заседание кафедры. Кипенко записал в своем календаре условленную дату заседания и сдержал слово — пришел. Должен был и он, Жупанский, выполнить свое обещание.

И вот он едет на завод. Давно не был на этой окраине города. Ой давно! Сколько же лет прошло? Наверное, не менее двадцати пяти. Да, да — не менее! Оксана любила ходить за город на прогулку... Этих домов тогда здесь не было. За узкой железнодорожной колеей, тянувшейся к кирпичному заводу, начинались загородные пустыри.

Смотрел в окно трамвайного вагона, вспоминал прошлое, сравнивал. Как он плохо знает свой город, в котором родился, вырос, состарился. На этой вот призаводской улице он никогда еще не был, даже не знал о ее существовании.

— Конечная остановка! — объявила молодая девушка-кондуктор в черной шинели. Она почему-то напоминала дочь Галинку — может, улыбкой, может, пытливыми, чуточку удивленными глазами. — А вам на завод надо идти направо, — объяснила она. — Тут метров триста, не больше.

Станислав Владимирович поблагодарил девушку, вышел из вагона, осмотрелся по сторонам и двинулся в направлении белых корпусов. Новая асфальтовая дорога привела его прямо к заводским воротам. «Завод сельскохозяйственного машиностроения», — прочел Жупанский на блестящей вывеске.

«Значит, сюда, — подумал он, невольно улыбаясь. — А завод, судя по всему, большой». Почувствовал, что его радуют и новенькие корпуса, и асфальтированная дорога, и даже эта чуточку кричащая вывеска. «Когда это все построено? Неужели после войны? После такой опустошительной войны? Немцы считали, что Украина будет лежать в развалинах добрых полсотни лет. Самому не верится!

К нему подошел, заметно прихрамывая на правую ногу, невысокий мужчина.

— Вы профессор Жупанский?

— Да, собственной персоной.

— Значит, я не ошибся, — промолвил мужчина и, переложив толстую желтую палку в левую руку, поздоровался. — Председатель завкома Ониско Рубчак.

«Какая крепкая рука», — удивленно подумал профессор, всматриваясь в бледное лицо с большим красным шрамом на левой щеке.

— Если вы не возражаете, сначала пройдем в клуб. Так сказать, уточним ситуацию. А потом, если захотите, в цехах побываем! — громко воскликнул Рубчак. — Времени еще у нас достаточно. Вы нашего завода еще, наверное, не видели?

— Не видел.

— А посмотреть есть на что. Говорю вам откровенно! Вы сами убедитесь!

Станислав Владимирович начал внимательнее присматриваться к своему спутнику, чувствуя себя неловко. Страшная рана настолько исказила черты лица, что трудно было представить, как выглядел этот человек.

— Ну, так как? — напомнил о своем вопросе председатель завкома.

— С огромным удовольствием. Действительно, я еще никогда не был на машиностроительном заводе. А вашего, извините, даже на расстоянии не видел.

Развел руками, потом опустил их на свое длиннополое черное пальто. Рубчак поднял голову, смотрел на профессора и молчал.

«Я для вас, кажется, музейный раритет? Чудак?» — мысленно задавал вопросы Станислав Владимирович. Тень иронии пробежала по его лицу, собрав морщинки в уголках глаз.

— Не смотрите так вопросительно, молодой человек, я не с неба упал, а родился и вырос в Галиции. А Галиция, дорогой мой, никогда не имела настоящих заводов. Какие-то небольшие мастерские, сахарные да кирпичные предприятия. А таких красавцев у нас не было.

Указал рукой на заводские корпуса и тут же спросил:

— А вы не местный?

— Местный, профессор, здешних родителей и здешнего рождения, — не сдержал улыбку Рубчак. — А вы постарели... Прошу, направо.

— Так, выходит, вы знали меня раньше?

Станислав Владимирович порылся в кармане, достал очки.

— Знал, — коротко ответил председатель завкома, — вернее, видел. Мы с товарищем проводили в вашу квартиру газ.

«Может, я чем-то его обидел. В его голосе улавливается какой-то упрек», — взволнованно подумал Жупанский. Достал платок, вытер со лба пот, искоса посматривая на Рубчака. А тот, прихрамывая, шел рядом, размахивал палкой. На худощавом лице сверкали беспокойные черные глаза. Жупанский чувствовал их колючий взгляд, невольно терялся.

— А как поживает ваша дочь, профессор? Помню, такая любознательная девочка, обо всем расспрашивала.

Жупанский еще раз искоса взглянул на председателя завкома. Теперь лицо Рубчака как-то изменилось, суровые черты его стали мягче, даже шрам на щеке не был таким страшным, как до сих пор.

— Благодарю, благодарю. Дочь уже взрослая, на четвертом курсе университета. Дети растут, родители стареют. Каждый день по крошке у одних отнимает силы, другим прибавляет их.

— Но прибавляет больше, чем отнимает, — заметил скороговоркой Рубчак. — А это наш временный клуб.

С этими словами председатель завкома открыл дверь помещения, подождал, пока гость пройдет, потом, забежав вперед, проводил его в зал.

Станислав Владимирович предполагал увидеть длинные скамьи, самодельный помост. А здесь — новенькие полированные стулья, натертый паркет пола, над окнами и дверями — гардины и портьеры. Профессор щелкнул пальцами:

— Славное помещение. А вы почему-то называете его временным? И как это все быстро...

Хотел сказать «у вас», но вовремя поймал себя на слове, добавил:

— Четвертый год, как закончилась война, а мы, пожалуйста, такие заводы, такие клубы имеем...

— А через пару лет Дворец культуры начнем сооружать. Нам и сейчас уже тесно.

На бледных щеках Рубчака проступил румянец: видно было, как гордится своим заводом этот человек.

— Вот убедитесь: народу привалит — места свободного не найдешь. За годы оккупации люди истосковались по слову правды, всесторонней международной информации, научным лекциям, и этот голод до сих пор еще ощущается. Вы увидите, будет полон зал людей. А когда закончим сооружение нового цеха кормозапарников, совсем тесно будет...

Из клуба направились в механический цех, который Рубчак назвал «сердцем завода». Станислав Владимирович вступил в помещение с явным волнением. Остановился сразу у двери, несколько минут осматривался по сторонам. Вдоль цеха двумя рядами стояли станки. Подобное он видел на фотографиях в газетах, журналах. Там все молчало, не производило впечатления, а здесь металл врезывался в металл, вился причудливыми курчавыми лентами стружек, говорил, будто живой.

— Хотите, познакомлю вас со знатным токарем нашего завода? — спросил Рубчак, держа у рта рожком руку.

Профессор кивнул в знак согласия головой. Он осторожно ступал за Рубчаком, будто боялся упасть или заблудиться.

— Интересный человек, должен вам сказать, — продолжал председатель завкома. — Вон тот, крайний у окна. Ласточкин его фамилия. Настоящий виртуоз токарного дела! А рядом — его ученик, Федор Бень. Тоже хороший парень, я вам скажу. Догоняет учителя.

Ухо уже привыкло к грохоту, и Жупанский начал различать голоса людей. Вдруг в общий гул врезался пронзительный скрежет: к-рз, к-рз, к-рз.

— Это фреза, — объяснил Рубчак. В цехе он казался Жупанскому более крепким и высоким, даже хромота не была слишком заметна. Он то и дело прикасался к козырьку военной фуражки, здоровался с рабочими. Видно было, что он здесь свой человек.

— Ласточкину привет! — и с этими словами Рубчак пожал токарю руку повыше локтя.

Рабочий повернулся, посмотрел на председателя завкома, улыбнулся, но, встретившись взглядом с Жупанским, стал внимательным.

— Знакомьтесь! Это наш гость, профессор Жупанский, будет выступать с лекцией, знаешь?

— А как же! — Ласточкин остановил мотор, вытер ветошью руки. — Извините, в масле, — застенчиво промолвил он, улыбаясь Жупанскому. — А о вашей лекции весь цех знает.