Рассвет над морем

Сегодня пациентов и вовсе не было. И доктор Скоропостижный коротал время, разглядывая в окно улицу перед домом и выбивая пальцами на стекле барабанную дробь.

На дворе уже стемнело, но окна домов на той стороне улицы оставались неосвещенными. Лишь кое-где вспыхивали и, подмигивая, мерцали слепенькие огоньки. Люди зажигали коптилки — электростанция бастовала, электричества не было.

Часть улицы, видная из кабинета, была совершенно безлюдна. Всегда шумная Базарная улица выглядела сегодня необычно. Пробежал мальчик и скрылся во дворе. Затем из ворот напротив вышел дворник, постоял минуту и исчез. Еще через некоторое время прошли не спеша двое мастеровых по направлению к базару. Но вдруг они повернулись на месте и быстро пошли назад… Доктор Скоропостижный прижался к самой раме, чтобы взглянуть, что их так испугало. Но это уже и так было видно. По середине улицы мелкой рысью прогарцевали десятка полтора всадников. Были это казаки гетманской «варты»; они разъезжали по улицам, следя за порядком, а больше — демонстрируя перед населением самый факт существования в городе власти.

Доктор Скоропостижный внимательно и пристрастно оглядел коней под казаками.

Он был влюблен в лошадей, сколько себя помнил. Впервые почувствовал он эту страсть еще, должно быть, тогда, когда лет тридцать тому назад ходил в пастушках в своем родном бессарабском селе Ганчештах, когда с мальчишками-побратимами гонял в ночное табуны помещика Манук-бея. Еще сильнее овладела им эта всепоглощающая страсть позже, когда учеником низшей сельскохозяйственной школы в селе Кокорозинах, Оргеевского уезда, на практике, он выхаживал скакунов для помещика Скоповского. И, может быть, еще сильнее — когда ставил конный завод помещику Семиградову, которого первым и довелось… поджечь за его нечеловеческие издевательства над батраками. Здорово тогда молодой, девятнадцатилетний практикант-агроном отхлестал нагайкой по толстой морде и самого толстопузого садиста. На денежки, экспроприированные у помещика, построил он тогда хаты нескольким оргеевским горемыкам, выдал «пенсию» искалеченным помещиком батракам и, кроме того, заплатил за «право учения» четырех студентов и четырех курсисток в Одессе. А лошадей Семиградова вывел из конюшен и выпустил в степь. Ох, и кони были — огонь! Поскакали степью — только их и видели… Позднее, спустя несколько лет, прослышал он, что в плавнях на Днестре появились табунки диких скакунов неведомо откуда, — не знала Бессарабия диких лошадей уже три-четыре столетия. Возможно, что это как раз и расплодились семиградовские кони…

Кони под гетманскими «вартовыми» были хороши — сытые, холеные, добрая порода, в самый раз под седло!

Доктор Скоропостижный даже затоптался у окна. Вот бы сбросить этих плюгавых «вартовых», вскочить на их скакунов, сабли наголо — и айда по улицам со свистом и улюлюканьем, сея панику, разгоняя всю эту сволочь — и офицерню из добрармии, и гетманских казаков, и жолнеров из белопольских легионов. Разрушить старый мир паразитов и пауков и построить новый мир, в котором настоящим и единственным владыкой будет труд! Словом, по-большевистски: царство коммунизма на земле!

А то… скучное это дело — организация подполья, конспирация, маскарад под помещиков Золотаревых, негоциантов Берковичей, докторов Скоропостижных…

Эх, если бы восстание! На коня, саблю из ножόн — и айда на паразитов и контру!..

Но пылкие мечты Григория Ивановича спугнул старый фельдшер. Он приоткрыл дверь и сообщил, что, наконец, появился-таки пациент.

Доктор Скоропостижный поспешно надел огромные черные очки, которые никогда не снимал во время приема больных. В комнату вошел высокий, статный и широкоплечий человек в солдатской шинели и мятой солдатской фуражке без кокарды. Половина населения города одевалась теперь так: тысячам людей пришлось пройти армейскую службу на позициях за четыре года войны.

Влас Власович посмотрел на него с сочувствием. Хотя и выглядел пациент крепким и жилистым, старый фельдшер не сомневался, что в его могучем организме затаились и ревматизм, и порок сердца, и расстройство органов пищеварения, и еще сотня разных болезней — после сидения в окопах да ран и контузий в боях. Влас Власович хорошо знал это по собственному фронтовому опыту.

— Садитесь, гражданин. Н-на что жалуетесь? — спросил доктор Скоропостижный, пока Влас Власович прикрывал за собой дверь.

— Прослышав, что вы специалист-фтизиатр и физиатр… — начал гражданин, расстегивая шинель, под которой у него была такая же обычная армейская гимнастерка.

Но доктор Скоропостижный снял свои очки и, улыбаясь, перебил его, так как дверь за Власом Власовичем уже закрылась:

— Привет, Александр Никодимович! Как стачка?

— Здоров будь, Григорий Иванович! — ответил Александр Столяров, крепко пожимая руку Котовскому. — Со стачкой все в порядке, только вот твоя помощь нужна. Я к тебе по поручению комитета.

— Слушаю, Александр Никодимович. В чем дело?

— Дело в Мишке Япончике. Мы сейчас еще не имеем сил прибрать к рукам его «шпану» в несколько сот, а может, и тысяч бандитов, но придержать их необходимо немедленно. Прошел слух, и слух абсолютно верный, что сегодня ночью Япончик со своей бандой собирается «почистить» город…

— Очевидно, процесс захватил легкие, — быстро произнес доктор Скоропостижный, поспешно водружая на нос свои очки, так как дверь скрипнула и на пороге появился Влас Власович. — Раздевайтесь, посмотрим.

Влас Власович принес керосиновую лампу под абажуром.

— Электричества сегодня не будет через эту забастовку, доктор, — объяснил он, — так я вам лампочку наладил: на дворе уже темнеет. Воняет только она, проклятущая…

— Спасибо, Влас Власович! И прикройте поплотнее двери, чтоб пациента не просквозило…

Александр Столяров как раз стягивал за ворот через голову гимнастерку.

Влас Власович вышел.

— Разве не распропагандировал еще своего напарника? — кивнул Столяров на дверь, за которой скрылся ротный фельдшер Тимощук.

— Да какой уж из меня пропагандист! — отмахнулся Котовский.

— А надо, надо! Для нас, брат, каждый человек дорог…

— Попробую, Александр. Значит, — улыбнулся Котовский, — Мишка Япончик собирается сегодня ночью нагнать на буржуев страху?

— Буржуям, — сказал Столяров, не отвечая на шутку Котовского, — страху хватает. А устраивать сейчас, во время забастовки в городе, бесчинства нам не с руки, дорогой Григорий. Заодно с буржуями эти бандюги и простого обывателя тронут, да и, будь уверен, кое-кто из трудящихся, особенно интеллигенция, тоже пострадает. Это подорвет у населения сочувствие к стачке. Найдутся и меньшевистские провокаторы — они будут раздувать озлобление против рабочих, которые, мол, своей стачкой дали возможность разгуляться бандитам…

— Верно! — сразу согласился Котовский. — А где бы мог сейчас быть Япончик? Как его найти? — спросил он после паузы.

— Это нам уже известно, где он сейчас. И как его найти — тоже есть способ. Нам надо, чтоб ты его припугнул, он тебя боится. Вот только где вам встретиться?

Григорий Иванович снял свои черные очки, положил их перед собой и стал барабанить пальцами по столу, задумчиво поглядывая в окно.

— Лучше всего было бы, — сказал Столяров, — затащить его сейчас же хотя бы сюда и поговорить — шито-крыто… Вот только знает ли он тебя в лицо?

— Не знаю. Никогда его не видел. А меня он, возможно, видел когда-нибудь.

— Тогда не годится, — сразу отбросил свое предложение Столяров. — Провалишь маску «доктора Скоропостижного». — Он кивнул на белый халат на плечах у Григория Ивановича, стетоскоп на столе, шкафчик с медикаментами в углу: — Вся эта мишура нам очень подходящая.

— Н-да, — задумчиво согласился Котовский, — удачный вышел маскарад. Жалко терять… — Вдруг он тихо засмеялся и хлопнул ладонью по столу. — Все будет в порядке, Александр! Поговорим именно здесь. И Котовский с ним познакомится, и прием у доктора Скоропостижного сохраним!

— Каким образом?

Котовский хитро прищурился, придвинул к себе бланки для рецептов со штампом врача-физиатра, фтизиатра и физиотерапевта Скоропостижного, обмакнул перо в чернила и стал писать поперек бланка.