Пурга в ночи

— Куда мясо берете?

— Почему без спроса?

Бучек поднял руку, и стало совсем тихо. Он шумно вздохнул и улыбнулся:

— Уф-ф! Ну и жару нагнали вы на меня, дружки-шахтеры. Как увидел, что лопатами да обушками помахиваете, так решил: пришел мой конец. Пожалел, что завещание о наследстве не составил. Кому же мои капиталы достанутся?

Послышался смех. Кто-то дружелюбно ответил:

— Мне твой капитал не надо. Своих не сосчитаю.

— Ты зубы не заговаривай, — выкрикнули зло. — Ты, Бучек, зачем наше мясо грузил? По какому праву?.

— Ревком решил, — ответил Бучек и понял, что допустил ошибку. Его слова не понравились. Шахтеры закричали:

— Какое право ревком на наше мясо имеет? На чужой каравай рта не разевай! Стащить хотели!

— Да не орите! — сердито потребовал Бучек. Раскудахтались, как бабы, у которых ума и на цыпленка не хватит! Слушайте и ворочайте своими мозгами. Кто из вас не знает, что в Ново-Мариинске голодно? Там нет и фунта мяса…

— А нам какое дело? Наше мясо. Не давай его, робя!

Чьи-то руки ухватились за туши, погруженные на нарту, потянули их. Гринчук вдруг пронзительно, закричал:

— Не трога-й-й-й!

Голос у него был звонкий. Он оказался на нарте.

— Какие же вы пролетарии, если не хотите поделиться куском с детьми, со стариками, и… — У него сорвался голос, но Бучек продолжал: — Вы сами свергли колчаковцев, потому что житья вам не было человеческого. Вы пошли за правду, за справедливость, чтобы всем жилось хорошо, сытно. Вам сейчас как платят за уголь? Хорошо?

— Ну, терпимо.

— Товары по терпимым ценам берете? — продолжал допрашивать Бучек.

— Знаем это, — отозвались в толпе. — Ты о мясе…

— Неужели вы бы могли набивать животы мясом, когда рядом умирали бы от голода люди? — спрашивал Бучек. — Не верю. Рабочий человек всегда со своим братом-бедняком поделится.

— Это верно, — голоса подобрели. — А средь нас пошел слушок, что заморить нас голодом хочет ревком.

— Этот слушок пустили те, кому ревком как рыбья кость в горле, — Бучек уже был спокоен. Он видел, что шахтеры одумались и многим было стыдно. — Мяса у вас здесь много, и вам его хватит до лета. А там, — Бучек указал в сторону Ново-Мариинска, — мяса нет. Неужели вы не поделитесь, не поможете?..

— Поделиться — дело другое, — согласился кто-то. — А вот почему тайком мясо брали? Хотели скрыть от нас?

Шахтеры опять зашумели. Вопрос товарища обвинял ревком, Бучека, в обмане, Ему опять с трудом удалось добиться, тишины:

— Кто-то вашу голову морочит. Галицкий, ну-ка скажи, как было дело.

Бледный, узколицый Галицкий сменил Гринчука. Тот спрыгнул о нарты и держался за горло. Оно болело, и он не мог произнести и одного слова. Галицкий заговорил тихо, но его слушали внимательно. Все знали, как издевались над ним колчаковцы.

— Гринчук сказал мне о мясе для Ново-Мариинска при Малинкине. Он может это подтвердить. Где он?

Шахтеры оглядывались, отыскивали Малинкина. Послышались возгласы:

— Куд-да ты? Вот он! Ну, иди, говори!

Шахтеры вытолкнули вперед Малинкина. Он испуганно втянул в плечи голову и стоял, опираясь на палку. Галицкий нагнулся к нему:

— Слышал ты, как я с Гринчуком говорил о мясе?

— Нет, — затряс головой Малинкин. — Ничего я не слышал. Ты меня послал за Бучеком, и я…

— Откуда же, ты узнал, что мясо грузят и хотят увезти? — спросил какой-то шахтер. — Ты же мне так говорил.

— И мне! — подтвердили голоса. — Говорил! Шептал! Да и Кулемин! Да и другие.

— Плохо говорил! — выступил вперед Евтуга. — Плохо говорил!

— Морду ему набить! — замахнулся кто-то. — Он воду мутит.

— Подождите морду лупцевать. Малинкин общий интерес соблюдал, — встал на защиту Малинкина угрюмого вида угольщик. — Как же нам знать, сколько вы мяса забрали?

Шахтеры вновь насторожились. Галицкий поднял над головой лист бумаги.

— Вот документ, который мы составили. В нем точно указано, сколько мяса взято из склада.

— Ну, ты, влазь сюда, — пригласил Бучек угрюмого защитника Малинкина.

— Чего я там не видел? — насупился тот.

— Иди, иди, — настаивали шахтеры.

Он встал на нарту и почувствовал себя очень неловко. Шахтеры с интересом следили, что же произойдет дальше. Бучек с нескрываемой насмешкой попросил Малинкина:

— Будь другом, посчитай, сколько на нартах туш.

Малинкин неохотно повиновался:

— Семь с половиной!

— Слышите, Малинкин насчитал семь с половиной туш, — громче повторил Бучек. Он обратился к угрюмому шахтеру. — А ты вот прочти.

Бучек передал шахтеру лист Галицкого, и тот долго в него смотрел, шевелил губами. Угольщики потеряли терпение:

— Читай! Грамотей! Доллары и бутылки с водкой можешь считать, а здесь кишка тонка?

— Семь с половиной туш записано, — неожиданно гаркнул рассерженный шахтер и погрозил огромным кулаком Малинкину: — Сгинь, падла. Сам тебе морду сворочу.

Малинкин проворно юркнул в толпу. Шахтеры весело смеялись. Бучек остался на нарте один.

— Ревком — ваша власть и на обман никогда не пойдет Я виноват, что не собрал вас и не сказал о решении ревкома, Меня и казните.

— Да что там. Ладно, Мы тоже виноваты, — загалдели шахтеры. — Не разобрались, что к чему, и сразу же за лопаты. А все этот Малинкин.

Бучек увидел, как колчаковцы скрылись за бараком, убежал туда и Малинкин. Шахтеры не расходились.

— Помните, товарищи, к нам приезжал коммунист, старый рабочий? Так его нет в живых. Коммерсант Малков убил его…

В молчаливом гневе слушали шахтеры Бучека. Их руки сжимали ручки лопат и обушков. Люди дышали ненавистью, и Бучек чувствовал, какая сила идет от этих людей.

…В Ново-Мариинск все нарты возвращались с мясом. Погрузить его помогли шахтеры.

Учватов очень перепугался, когда к нему вечером пришел Кулик и сообщил, что Бирич хочет его видеть. От волнения его угреватый лоб сразу же взмок, Учватов, заглядывая через плечо Кулика, шептал:

— Тише! Тише!

Кулик попытался успокоить его:

— Я один. Никто не видел меня, как я к вам подходил.

— Что надо? Зачем ко мне пришел?

Кулик передал приглашение Бирича и ушел, а Учватов, сжав короткие с толстыми пальцами руки, заметался по квартире. Жена и двое маленьких дочерей уже спали. Учватов лихорадочно обдумывал приглашение Бирича. Зачем он понадобился коммерсанту именно сегодня ночью? С самого переворота они словно забыли о его существовании, и Учватов с болью и злостью думал о том, что нужен был им только как начальник станции.

Переворот и рухнувшие мечты о богатстве, о власти потрясли Учватова. Цель, ради которой он заискивал перед сильными, исчезла. Он был ошеломлен, когда ревкомовцы перевели его из начальников в рядовые телеграфисты, произвели обыск, забрали оружие и спирт. Расстрел Громова и других колчаковцев вызвал у Учватова нервное расстройство. За ним по пятам ходил страх. Учватов лебезил перед Титовым и Фесенко и готов был на все, лишь бы его не трогали.

В то же время в душе тлел огонек надежды. Учватов трезво оценивал обстановку. На Камчатке, в Приморье, в Якутии — колчаковцы. Да и в Анадырском уезде большевики захватили власть только здесь, а Ново-Мариинске. Против них коммерсанты и американцы.

В Петропавловске и Владивостоке знают о перевороте в Ново-Мариинске и обязательно с началом навигации пришлют войска и уничтожат ревком. А до весны далеко. Многое может случиться. Учватов поклялся вести себя так, чтобы не дать ревкомовцам ни малейшего повода для недовольства. Он должен дождаться весны. А когда прибудут колчаковские войска, он покажет себя. Он сам поставит к стенке Титова и Фесенко. Оставаясь один, он рисовал картины будущей расправы над ревкомовцами. Так он собрался жить тихо и незаметно до прибытия колчаковцев, и вдруг это приглашение Бирича. Оно ломало все его планы.

— Что делать? Что делать? — шептал Учватов, не находя себе места.

Зачем он понадобился коммерсанту, да еще ночью? Значит, Бирич не хочет, чтобы кто-нибудь его видел. У Учватова разыгралось воображение. Огонек надежды вспыхнул ярче, но тут же потух. Что может сейчас сделать Бирич прошв ревкома? Ничего. Но и не пойти нельзя. После Бирич может ему отомстить.