Человек в степи

Яркая белая луна висела над головой, в ее сиянии ульи темнели продолговатыми отверстиями летков. Было росно. Нудный дневной ветер улегся, и кусты лесополосы застыли над вытянутой, точно шнур, дорогой. Мальчик, говоривший вначале хриповатым басом (должно быть, от испуга и чтоб напугать меня), теперь заговорил своим, детским голосом:

— Вы, дядя, аж из района?.. Ого!.. Вы ложитесь да спите. До колхоза четырнадцать километров, куда вам деться! Смирдов приедет — не заругает…

Прямо меж ульями стояли два жиденьких дощатых топчана. Мальчик сел на один и, немного подержав берданку (видимо, опять возникло опасение: «Что он за человек?»), положил ее в головах. Я с наслаждением лег на другой топчан, вытянул ноги и сразу заснул.

Когда меня разбудили легкие, быстрые шаги, вокруг светало. Перед топчаном, придерживая за руль велосипед, стоял стройный паренек в кубанке, лихо брошенной с затылка на правую бровь.

— Здравствуйте! — сказал он. — Вы кто будете?

Я назвал себя.

— Очень приятно! Я пасечник Смирдов.

С представлением о пасечнике мог быть связан любой человек, только не этот парень, который стоял рядом, поблескивая из-под кубанки наглыми глазами.

— Здорово ночевалось?

По фигуре и по выговору он напоминал нижнедонского казачка с близкого к районному центру хутора. Говорил он на резкое «г» и вместо «идет» смачно произносил «идеть», был мал ростом, сух в стане и широк в груди, украшенной медалями.

— Вы по какому вопросу прибыли?.. A-а, насчет фондов для пасеки. — Он свистнул. — У нас в колхозе получишь! «Два белых, третий как снег…» Во время качки и все правление, и сам председатель тут. Пока едят мед, покупают языками и краску, и фанеру для пасеки. Кончилась качка — ни одного днем с огнем не найдешь.

Он положил наземь велосипед, привычным движением заправил гимнастерку под широкий офицерский ремень.

— Ставлю им вопрос: «Хватит брехать. Стыдно». Не понимают. Такие… — Он было открыл рот, но пошел к бочонку, открутил краник над пчелиной поенкой.

Проложенные внизу дощечки за ночь высохли и теперь впитывали в себя медленную капель. Покончив с краником, он все-таки выругался и легкой походкой пошел к контрольному улью, стоящему на весах. Откинув назад голову, расставив ноги в коротких «цыганских» сапожках, он взвешивал улей, пощелкивая ногтем по никелированному балансу.

— Тэ-э-к.

Он глянул на термометр, висящий здесь же на столбике:

— Тёпло. Должно, подходящий будет взяток.

И, посвистывая, стал оглядывать тучки, застывшие на бледном горизонте. Края неба были хмарными, неясными.

Было часа четыре, но рассвет словно задержался. Яркие при луне, ульи теперь казались расплывчатыми, водянисто-серыми, воздух был мягок и беззвучен. Неожиданно ветерок тронул махры придорожного шалфея, качнул их и замер и уже далеко от нас пошел вдоль дороги, шевельнув пушины осота, даже не подняв улегшейся за ночь пыли.

Мальчишка-сторож заворочался на топчане, поежился открытой спиной и еще плотней намотал на голову засаленный кожух.

Влажно, тихо… Вдруг над нами что-то прожужжало и точно горстью крошек сыпануло по ближнему улью. Смирдов нагнулся, быстро притянул меня за рукав. Еще и еще жвикнуло мимо уха, и на прилетную доску упало сверху несколько пчел. Они казались толстыми и неуклюжими от пушистой пыльцы, ножки их были облеплены крупными комками.

— Видали? — почему-то шепотом спросил Смирдов. — Одно слово — десятый вулик! — Он произнес не «улик», а «вулик», осторожно присел к упавшим пчелам. — Это вчерась они, уже свечерело, не выдержали, еще раз подались за взятком. Нагрузились, а тут ночь. Где-то под листом перебыли и вот вертаются…

И еще падали пчелы, качая брюшками, заползали в леток.

— Герои! — Смирдов хлопнул ладонями по коротеньким щегольским голенищам, подтянул их и пошел меж ульев, четко позвякивая медалями.

— Вы кем служили, товарищ Смирдов?

— Гвардии старшиной. Командиром отделения разведки.

Через плечо на узком ремешке, свободно заброшенная назад, висела планшетка, целлулоидный воротничок плотно обтягивал тугую розовую шею. Видно, старшина любил и умел одеваться с тем особым неуставным шиком, который отличает конников сверхсрочной службы. Его энергичное, безбровое лицо было насмешливо, а когда он говорил, под тонкой кожей играли мускулы.

Пасечник… Это никак не вязалось с четкой строевой выправкой старшины, с вызывающим молодым лицом.

Он обошел ульи, опять остановился у десятого, поманил меня глазами:

— Ч-ш-ш… Слышите?

В улье явственно рождалось торжественное гудение.

— Гляньте! — беззвучно зашевелил он губами. — Когда еще солнце встанет, а у них уж подъем. Сейчас побудка происходит… — Он на цыпочках отступил в сторону и только там трубно высморкался. — Это семья! Все четыре килограмма — рекордисты!

— Как «четыре килограмма»?

— Ну, четыре килограмма пчелы. Сорок тысяч работников. Я им еще граммов триста добавлю. Ишь подъем играют!..

Прислушиваясь, он поворачивал голову набок.

— Зато в сороковом… Ну, с-симулянты проклятые! Солнце вон аж куда поднимается, бьет им прямо в леток, а они еще спят, хочь каблуком по крыше бей! И шабашат чуть не в обед!.. — Старшина злобно сплюнул. — Я из-за них со всеми соседями переругался. Все настаивают, что семьи от природы выводятся — какая работящая, а какая симулянтка. А я настаиваю, что выводятся одинаковые, а потом причины на них влияют. Настаиваю — кровь с носу! — можно причины раскрыть и делать семьи на свой вкус!

Он поднял с земли велосипед, подавил на одно, на другое колесо — не спускают ли камеры — и за руль отвел в сторону, с дороги.

— Соседи тычут мне практику. Верно! — сказал он. — На практике при всех одинаковых условиях одна семья — рекордист, другая — лодырь. Я это сам испытал, а не верю… Какие — еще не скажу, а должны быть причины. Что хотишь, это диалектика!

Заря давно занялась, но лучи не могли пробиться через хмарь, и степь светлела в мягком, расплывшемся тумане. Может, к дождю.

Сильно и приторно тянуло цветущим подсолнухом. Пчелы просыпались, одна за другой гудели в воздухе и, сделав над пасекой облетный круг, уходили по-над дорогой.

Все было так мирно, спокойно, что глаза невольно искали сгорбленного беззубого деда в валенках, в дырявой войлочной шляпе. Вот он уже полчаса раздумчиво почесывает седую грудь старой рукой; пчела ползает по морщинам руки, а дед глядит, все глядит в рассветное поле и всей устоявшейся душой понимает и утро, и цветок, раскрывший лепестки навстречу утру, и пчелу, летящую на этот цветок…

Старшина вскинул руку, щелкнул ногтем по часам:

— Без трех пять…

Я не выдержал:

— Товарищ Смирдов! Как вы, такой молодой, отписались на пасеку?

Он движением головы бросил кубанку на глаза, поиграл ремешком планшета.

— Вы, конечно, не обижайтесь… У вас отстающие взгляды. Считаете: «Подумаешь, вулики — большое дело!..» А вы, — ноздри старшины стали резкими, — вы лучше б поинтересовались, чего нового в нашей технике, в идеях. А то даже удивительно…

— Вы напрасно, товарищ Смирдов…

— Чего напрасно? Считаете, что раз пасека — чухайся помаленьку! А что мы природу реконструируем, этим интересовались? — Раздражаясь, он хлопнул по одному, по другому карману бриджей, выдернул прозрачный плексигласовый портсигар, но, забыв, не открыл его. — Например, поинтересовались, что пчелы тыщи лет роились, когда им надумывалось? Что за сколько дней до роения работали абы как, все митинговали. Как в Лондоне!.. А теперь мы указываем — выделяем семьи, когда нам требуется. А не требуется — пр-ресекаем роевое настроение!

Он открыл портсигар, стал было набирать табак и снова не набрал.

— И во внутреннем распорядке пчелы берем руководство! Считалось, что матка в семье — единственная, нераздельная царица; соседскую матку до пчел не то что близко, на дух не подноси — убьют: природный закон… А у нас свой закон! Достигли, что по две матки живут в одном вулике — вдвое размножают кадры! И гигиену ввели пчеле — дезинфекцию! И в производство ее вникли — ставим ей вощину искусственную. Отсюдова и результаты. Не хвастаюсь, а что взял двести пудов меду, то взял! Это еще у нашего руководства такое отношение к пчеле, что не могут достать семян фацелии, а то б засеял, привез пчелу на цветы, с закрытыми б глазами взял пятьсот пудов. Я всем глотки поперерву, а на будущий год засею фацелию!..