Тайна дразнит разум

Не первый случай, когда под крылом церкви скрывались отпетые бродяги, воры, убийцы. Опытным глазом матрос оценил, в какую он попал банду. Он сел на стыке двух скамеек, чтобы легче наблюдать за противниками. Не было сомнения, что «черные ангелы» будут действовать заодно.

За спиной Анархиста не было никакой зеркальной плоскости, так что подглядывание исключается. Скорее всего — карты меченые. И гость, раскрыв золотую книжечку, вынул из нее новенькие карты с непристойными картинками. Боженька увидел обнаженную грудастую даму «пик» и смущенно покачал головой. Мишка Цыган, наоборот, сладострастно причмокнул. Пашка задумчиво почесал затылок: ему показалось, что матрос такими картинками запутает любого. Но Серега Баптист — рослый, мосластый парень — тщательно осмотрел каждую карту и отрубил:

— Первый сорт!

Он налил из четверти в граненый стакан сизой жидкости, выставил на «стол» тарелку отварных окуней и обратился к гостю:

— Давай по кругу!..

Ерш зарекся пить, курить, но тут своя тактика. Возможно, проверяют на выносливость. На Украине он так проспиртовался горилкой — теперь выдержит любое зелье, лишь бы узнать, где Груня. От гадалки она не вернулась домой.

Принимая стакан, матрос заглянул в глаза Баптисту. Он, видать, был в шайке самым сильным и самым добрым. Его простецкое курносое лицо говорило: «Не бойся, не подсыплю».

Ерш выставил на кон золотой портсигар:

— Кто выйдет на мостик?

— На медный? — вставил Пашка и подмигнул цыгану.

Тот опробовал золото на зуб, лизнул, понюхал и уверенно выложил:

— Червонный и с пробой!

— Ставлю поросенка! — зажегся Пашка. — Ась?

— Мелко плаваешь! Корову да порося в придачу!

Сошлись на корове. Играли вдвоем. «Черные ангелы» сгрудились возле Соленого. Горячий, непосредственный, с глазами, полными вожделения, Мишка Цыган, сам того не зная, подыгрывал матросу. Если он засматривался на изображение, значит, у картинки мало очков: наиболее скабрезные фигурки соответствовали малым числам.

Пашка продул корову, поросенка, сад и дом.

Соленого от злобы перекосило, а руки сами потянулись за топором. Однако Ерш опередил его: вытащил финку, повертел ею в воздухе и спокойно отрезал кусок хлеба.

— Я все верну тебе, если ты…

Он хотел узнать новый адрес Груни, но в это время в саду яростно залаял волкодав.

— Облава! — крикнул Пашка и первый бросился к лестнице, ведущей на второй этаж…

Ерш, не выпуская финку из руки, рванулся за Соленым.

На бочке остались граненый стакан и колода французских карт.

В лодке Ерш сидел на корме рядом с Пашкой. Тот рассказал о Груне все, что узнал от Вадима Орлова. Сестра рассердилась на брата за то, что тот взял муку от рыжего матроса. Она действительно сегодня гадала в Чертовом переулке, но от ясновидящей пошла не домой…

— А куда?

— Не знаю, ей-бо, не знаю, — перекрестился Пашка, левой рукой придерживая руль. — Даже Капитоновна не в курсе…

— Кто такая Капитоновна?

— Приживалка ясновидящей…

— Может, ясновидящая укажет?

— Она-то укажет, да ведь не задарма и не сразу: к ней очередь большая. Вот Груня полмесяца ждала…

— Я ждать не привык! — Матрос перехватил рукоятку руля. — Братва, к берегу!

Пашка попытался отговорить Анархиста. Он сказал, что ясновидящая без записи не примет, вернее, будет молчать, но Ерш и слушать не стал:

— У меня и мертвая заговорит!

— Постой! — Пашка почувствовал, что этак он останется без дома и хозяйства. — Верю, у тебя слово не разойдется с делом. Повтори при свидетелях: если я укажу адрес Груни, ты откажешься от выигрыша…

Закрапал дождик. В заболоченной Малашке квакали лягушки. По мере приближения к дому регента Ерш замедлял шаги: неудобно ночью стучаться. И не потому, что регент, по словам Пашки, шибко культурный человек, что у него местная интеллигенция «на привязи»: все ходят к нему за книгами. Даже председатель укома и уполномоченный губчека посещают его библиотеку — одну из богатейших в России (конечно, из частных коллекций). Нет, не поэтому главным образом, а потому, что влюбленному было как-то неловко будить Груню. Все равно в темноте портрет не напишешь.

За деревянным мостиком он свернул налево и остановился возле дома с большой стеклянной верандой. Здесь он прикорнет до утра. Однако дождь усилился. Мокнуть не хотелось. Ему показалось, что в одном окне за шторой мерцает огонек.

Ерш открыл калитку, обошел круглую клумбу и, встав на скамейку, заглянул в окно, рассеченное слабой световой полоской. Вдруг полоска мигнула. Ясно, что за окном, в комнате, кто-то не спит.

Он осторожно постучал по стеклу.

А через минуту худощавый мужчина, с черной узенькой бородкой и в золотом пенсне, провел матроса в длинную комнату, заставленную книжными стеллажами. Хозяин в сером халате усадил Ерша в вольтеровское кресло и почтительно представился:

— Абрам Карлович Вейц. Чем могу быть полезен?

Анархист обрадовался, что регент привык ко всяким посетителям и не страдал излишним любопытством. Матрос кивнул на закрытую дверь:

— У вас Груня Орлова?

— Вам по срочному делу?

— Не то что срочно, — смутился Ерш и с трудом подобрал слова: — Я свободный художник. Увидел оригинальное лицо. Решил написать ее портрет…

— Похвально! — отозвался Абрам Карлович и неожиданно признался: — Сам бог послал вас ко мне…

Вейц давно собирался запечатлеть в Старой Руссе места, которые связаны с именем его любимого писателя Достоевского. Он, регент, даже сам пытался зарисовать дом Федора Михайловича, Малашку, домик Грушеньки…

Ерш вытянул шею. Регент пояснил, что речь идет о главной героине романа «Братья Карамазовы». Анархист слушал с интересом. Увлеченность регента передалась ему. Свободный художник охотно зарисует памятные места великого писателя.

— А как насчет… портрета Орловой?

— Мне помнится, сегодня Груне не надо идти на биржу труда. — Вейц посмотрел на бронзовые часы под стеклянным колпаком: — Приходите к восьми часам утра с палитрой…

Ерш не умел говорить благодарности, комплименты. Он потряс регента за плечи и против своего желания спросил:

— Не боитесь, ежели пожар… книги-то?!

— Как не бояться, мил-человек, без книг и дня не проживу…

Груня позировала, хмуро глядя в одну точку. Она не отвечала на вопросы художника. Георгий работал с увлечением и за три часа написал полотно. Натурщица взглянула на свой портрет и первый раз улыбнулась:

— Надо же!..

Художник покраснел и неожиданно утратил дар речи. Его выручили супруги Вейц. Они наперебой стали хвалить мастера кисти. Их поразило не только портретное сходство…

— С такой быстротой писал фрески Феофан Грек! — сказал Вейц.

Груня глазами благодарила художника. Она еще больше потеплела, когда племянник Солеварова предложил ей работу в магазине.

От регента они вышли вместе: Груня пошла к Солеваровой, а Ерш отнес портрет на хранение мадам Шур и предупредил ее:

— От вас я выехал три дня назад, и точка!..

В это самое время на Ильинской один за другим раздались выстрелы.

Свершилось чудо! Икона Старорусской богоматери явилась перед Роговым и покарала безбожника!

— Слыхал, паря, ясновидящая еще вчера предрекла смерть чекисту! Вот те крест, не сойти с места!

Такие разговоры Ерш слышал на базаре, в чайной, возле пристани. Известие о смерти уполномоченного губчека его мало тронуло, а вот силой ясновидения местной гадалки он заинтересовался не на шутку.

Он зашел на дом к Пашке Соленому и приказным тоном сказал ему:

— Иди к гадалке, запиши меня на сегодня же, иначе спалю! — Ерш снял бушлат, сел на стол и крикнул вдогонку: — Без ее согласия не возвращайся!

Оставшись один, Анархист прислушался: над головой раздались шаги. Может быть, Груня? Его даже в жар бросило.

Матрос поднялся по скрипучей лестнице и осторожно постучал в дверь мезонина. На пороге появился Орлов, в красноармейской шинели, с белым фанерным чемоданом…