Самое родное (рассказы)

худощав и лыс, и товарищи говорят, что от своих

древних предков, могучих аланов, он унаследовал только

эту раннюю величественную лысину...

'Лагерь геолого-разведочной партии уже больше

трек месяцев занимается раскопками мертвого города.

— Фонарь не забудь, — шепнул Володя, беря

палку.

— По какой же тропе тебя повести? — спросил

Алан.

5 Самос родное

65

— Ну, конечно, по той, о которой ты

рассказывал, — ответил Володя. И выйдя из палатки,

восторженно прошептал: — Посмотри, голубое море звезд.,

— Море звезд, — таким же восторженным

топотом повторил Алан.

Друзья бесшумно проскользнули мимо белых

палаток лагеря, обогнули высокий холм и углубились в.

темную узкую лощину. Дрожащие лунные тени

стелились по дну лощины, повеяло сырым неприветливым

холодком.

— Сейчас пройдем эту лощину, поднимемся и

попадем в мой фамильный склеп, — шутил Алан, идя

впереди товарища.

— Скоро рассвет, — сказал Володя, очарованный

безмолвной красотой горной ночи.

— До рассвета вернемся, еще будем храпеть на

кроватях, как молодые боги. Не хочу' тебе днем

показывать эти места, не интересно, — сказал Алан.

— Надо вернуться до приезда Ольги Кондратьев-

ны. Мы преподнесем ей горные фиалки. ~

Со дня на день лагерь ждал приезда из Москвы

академика Пчельниковой, известного

ученого-археолога. Пчельникова много надежд возлагала на своего

любимого ученика Алана, который недавно защитил

кандидатскую диссертацию.

— Ты, — говорила она ему, — должен помочь

своему маленькому народу понять историю своих

далеких предков — аланов. Археология — наука

интересная, но без любви лучше на эту работу не итти.

Когда после войны Алан вернулся на кафедру,.

Пчельникова долго трясла его большую руку и,

погладив ладонью его ордена, сказала:

— Герой! Ты настоящий богатырь, недаром зовут

тебя Аланом. Начинай работать.

На раскопки мертвого города в горы Осетии Алан

был послан в качестве старшего научного сотрудника.

За башней, к которой направлялись друзья,

находилось кладбище, замурованное в горе. Еще на

рабфаке Алан рассказывал Владимиру о своем маленьком

ауле, прилепившемся на краю горного ущелья.

Сейчас представилась возможность показать другу ста-

E6

рую башню и «фамильный склеп», как в шутку

называл Алан кладбище своего аула.

— Ты знаешь, Володя, мне кажется, что в горах и

звезды совсем другие...

— Ну, конечно, не то, что мои рязанские. У вас

тут, как говорится, и ночи темнее, и очи чернее.

— Сколько лет я тебя знаю, и никогда, не могу

угадать — когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно.

— Ух, как напугала... Смотри, ящерица, и та.здесь

особенная, пугливая, как серна, — тем же

полушутливым тоном сказал Володя, отскочив в сторону.

Товарищи вышли на узенькую тропинку,

повисшую на краю обрыва.

— По ней теперь уже никто не ходит. Ты смотри,

поосторожней.

Мелкие камни срывались из под ног и скатывались

в пропасть.

Товарищи вышли на маленькую площадку перед

башней У основания башни, в скале, было много

расщелин, заложенных камнями. У одной из них

друзья остановились. Алан опустился на камень.

— Вот наш «фамильный склеп»» — сказал он.

— Здесь похоронены прадед, дед и отец.

— Может, и тебя, столетнего старца, Академия

паук из Москвы потащит сюда хоронить, — пошутил

Володя, почуствовав в голосе Алана взволнованные

нотки.

— Подсмотреть интересно,—тихо сказал Алан и

погладил холодный камень. — Камень всё такой же,

всё на месте, будто это было только вчера... Смотри...

Над башней плыли голубые туманы, звезды то

гасли, то вспыхивали в вышине.

— Расскажи, — попросил Володя.

— Хорошо, — промолвил Алан, овеянный

воспоминаниями детства, — я расскажу. Этот кусочек земли

много раз спасал мне жизнь, поэтому он мне так

дорог.

...Алан смутно помнил бурную осеннюю ночь и

грохот горного обвала. Под обвалом пбгибла вся ба-

ранта аула. Мужчины все ушли туда, в саклях

остались только женщины и дети. Утром, когда утихла

5*

07

буря и взошло над горами солнце, люди принесли

тело отца, завернутое в черную бурку. Этой бурки

долго потом боялся мальчик, потому что не узнал под

лей отца, изуродованного обвалом...

Алан помнит, как собрался весь аул, и отца

понесли высоко-высоко к каменной стене. Здесь его

замуровали и заложили расщелину большими камнями.

Он помнит искаженное горем лицо матери, длинные

распздценные волосы, исцарапанные щеки. И еще

помнит Алан, как летними ночами, когда всё

погружалось в глубокий сон, он медленно шел за матерью

по узкой осыпающейся тропинке, по которой уже не

ходили люди, говоря, что она оползает. Они приходили

х старой башне на краю ущелья, и мать, прижав его

к груди, долго молча сидела на холодном камне у

могилы отца. Похолодевшими губами она

прикасалась к щеке сына и тихо шептала, заглядывая в

пропасть:

— Хочешь, полетим?

Сколько безысходного вдовьего горя было в этих

двух словах!

Мальчик всем телом прижимался к матери, ему

было страшно.

— Не хочу лететь, — говорил он, — пойдем

домой, разведем огонь и будем греться у очага.

Сердце матери теплело и смерть отступала от них.

Дома, у каменного очага, мать рассказывала сыну

долгие сказки о голубой мерцающей звезде, которую

нужно похитить у злого колдуна, чтобы все люди

были счастливы. Но эту звезду может похитить только

самый сильный, самый смелый и самый добрый

человек.

И мальчику грезились могучие богатыри и

необыкновенные кони, летающие по небу. Но звезду

поймать никому не удавалось. Один за другим исчезали

богатыри в голубом звездном море и не

возвращались. И мальчик плакал горькими, беспомощными

слезами.

Помнит Алан и другую осеннюю ночь. Обвала не

было, но от грохота выстрелов сотрясались горы. В

ауле появилось много чужих вооруженных мужчин.

68

Их называли партизанами. Прекрасные черные бурки

были на них, а на шапках — яркокрасные, огненные

звезды...

В ту ночь, улыбаясь и плача, прижимая голову

сына к сердцу, она без конца повторяла:

— Ты будешь жить... Теперь ты будешь жить...

Много дней и ночей стоял в горах непрерывный

гул. Из самых отдаленных и высоких аулов

спустились к входу в ущелье старики и молодые, чтобы не

пропустить врага в горы.

У высокой башни, где только птицы летают да

проплывают тучи, за покрытыми мхом камнями, за

корнями диких сосен, за жестокими сухими

кустами — всюду врага поджидала смерть.

— Белые, — говорили мужчины.

— Белые, — шептали женщины.

— Белые, — повторяли дети.

Они играли в войну, и Алан помнить как его

выгнали из игры за то, что он не захотел быть «белым».

— Молодец, хорошо сделал, что не захотел быть

белым, — похвалил его партизанский начальник,

греясь ночью у костра. — Всегда будь красным.

Ленин тебя похвалил бы.

В ту ночь впервые услышал мальчик имя Ленин.

Вокруг очага на бурках лежали партизаны. На

рассвете они уходили.

-=Лишнлослал нам помощь из России, враг

бежит...

Кто такой Ленин? Что такое Россия? — молчаливо

вопрошали горящие глаза мальчика.

Партизанский начальник говорил, что Ленин

самый главный богатырь, самый смелый и самый

добрый.

«Значит, он может достать голубую звезду»,—

подумал Алан.

— А земля? — спрашивала мать.

— Будет у тебя земля. У всех будет земля, —

отвечал начальник. — И сын твой будет учиться в