Самое родное (рассказы)

— Не беспокойтесь, Анна Федоровна, — разда.

лись со всех концов класса детские голоса.

— Я надеюсь, — сказала пожилая учительница,—

что вы покажете себя настоящими семиклассниками.

От того, как вы будете учить уроки, как будете

сидеть в классе, вообще, от всего вашего поведения

будет зависеть практика наших молодых учителей...

— Знаем, знаем, если студент-практикант получит

тройку, так ему стипендии не дадут.

— Не только рто, — сказала Анна Федоровна.

— Вы должны понимать, что учитель не может сдать

свою педагогическую практику на тройку... Вот ты,

например, — обратилась она к краснощекому

ученику, — ты вчера чуть не заплакал, когда учительница

по географии поставила тебе тройку. Почему?

— Стыдно было, — ответил краснощекий.

— Тебе стыдно перед классом, а студенту будет

стыдно и перед вами, и перед своими профессорами,

и перед нами — старшими учителями. Поэтому

помогайте им. Молодой учительнице первый раз притти в

класс страшновато...

И Анне Федоровне вспомнился ее первый день в

школе.

...В 1915 году шестнадцатилетней учительницей

пришла Анна Федоровна в горскую, «туземную», как

называли их тогда, церковно-приходскую школу. Во

дворе ее встретили дети и молча, настороженно

разглядывали голубоглазую, светловолосую русскую де-

61

пушку. Она не говорила по-осетински, дети не гово^

рили по-русски.

Она ночевала в классе, устроившись на узеньких

партах. Сентябрьская ночь была темна, молчалива;

Где-то далеко, на другом конце аула надсадно лаяла!

собака, и в мутном осеннем небе тоскливо

курлыкали улетающие журавли.

Анна Федоровна смотрела тогда сквозь окно в

глухую осеннюю ночь и казалось ей, что идет она с

завязанными глазами по краю высокого обрыва...

Много лет прошло с тех пор... Когда-то длинные

русые тугие косы она выкладывает теперь на голове

белоснежной волнистой короной. Она теперь

заслужённая учительница, депутат Верховного Совета

республики, преподает русский язык в мужской школе.

Каждой год, когда порог ее класса переступают

молодые практиканты, она с юным волнением следит за

тем, чтобы ее ученики, упаси боже, как она говорит,

не подвели молодого, смутив его каким-нибудь

поступком.

Неделю назад она предупредила свой класс, что

в их школе будут проходить практику студенты

педагогического института.

— Через десять минут, ребята, придут и сама

студенты, их профессор и методист... Все ли у вас в

порядке?

— Всё, всё, Анна Федоровна, — ответил староста

класса и обратился к краснощекому ученику, который

получил вчера тройку по географии, — Ты всегда не

успеваешь писать диктант. Садись вперед, а то опять

будешь сто раз переспрашивать, спутаешь всё...

— Ладно уж, подумаешь, — обиделся

краснощекий, но все-же пересел на первую парту.

Еще не прозвенел звонок, а класс Анны

Федоровны был уже готов, и урок начался. У передней стены

сидели студенты, возле первой парты, куда пересел

краснощекий, поместился методист. Профессор и

Анна'Федоровна уселись немного в стороне.

Урок вела тоненькая высокая девушка в очках,

Она часто моргала близорукими глазами и не знала,

куда деть руки. Она их то совала в карманы жакета.,

62

то неестественно прямо вытягивала по швам. Звон*

ким дрогнувшим голосом она сказала:

—Здравствуйте, ребята!

Ей ответили дружным «Здравствуйте!»

Она слишком долго листала журнал,

побелевшими . губами чересчур громко выкрикивала фамилии

учеников. Потом объявила, что сейчас будет

диктант.

—Достаньте тетради, ребята,—сказала она.

Зашуршала бумага, дети, как по команде, взяли

ручки и приготовились писать.

Анна Федоровна все время ловила на себе

вопрошающие детские взгляды и чуть заметным мягким

кивком головы давала знать своим ребятам, что

довольна ими.

Молодая учительница волновалась и слишком

быстро читала текст.

; Краснощекий, как того и ждали товарищи, не

успевал записывать. Он растерянно поглядывал то на

класс, то на Анну Федоровну. Он знал, что она не

может сейчас вмешаться в урок, и стал беспокойно

ёрзать на парте и оглядываться на товарищей. Все

былп (заняты и не обращали внимания на

краснощекого. Его глаза налились слезами и, отчаявшись, он

положил ручку на парту, успев записать только

первое предложение.

< Молодая учительница неожиданно отошла от

стола и стала ходить между партами. Голос ее звучал то

у передних парт, то у задних. Класс забеспокоился,

стриженные головы поворачивались, следя за

учительницей. Это отвлекало внимание от диктанта.

Методист и профессор переглянулись, и

краснощекий услышал приглушенный шопот методиста:

«Плохо, очень плохо, во время диктанта ходить

нельзя»...

Мальчик бросил на Анну Федоровну умоляющий

взгляд, но она не поняла его. «Плохо,—подумал

краснощекий,—ей поставят двойку. Как ей дать знать,

чтобы она перестала ходить?» Его личное горе вдруг

отодвинулось. Забыв о том, что ему самому грозит

двойка за ненаписанный диктант, он вырвал из тетра.

0'5

ди лист, где стояла только первая фраза диктанта!

«Грядущее принадлежит нам». Но лист оторвался

неровно "и на нем осталось слово «грядущее». Он

торопливо написал на обрывке: «Вовка, передай

ей—грядущее — поставят двойку, ходить нельзя».

Он свернул записку и передал на заднюю парту.

Записка, как по конвейеру поползла в конец класса

и попала в руки старосты. Тот дважды прочел ее:

«Вовка, передай ей—грядущее— поставят двойку»

ходить нельзя». Что за чорт?—подумал он, но тут же

понял.

В свою очередь староста вырвал из середины

тетради развернутый лист и большими буквами красным

карандашом написал: «Ходить нельзя, идите на

место». Потом он вынул левую ногу и булавкой

прикрепил лист к колену.

Проходя между партами и повторяя текст

диктанта» учительница вдруг заметила лист бумаги,

прикрепленный к брюкам мальчика. Тот смущенно

смотрел ей в глаза и показывал на свое колено. Она

собралась было сделать ученику замечание, но, прочтя

написанное, покраснела и молча прошла к столу.

Все это время краснощекий не сводил глаз с

блокнота методиста, где, как иероглифы, темнели

таинственные пометки.

Методист перечеркнул красным карандашом

какой-то кружочек и рядом поставил маленький

крестик. Краснощекий забыл о грозившей ему двойке, его

нолновал этот крестик. «Что он

означает?—мучительно думал мальчик:—четверка, или пятерка?»

В том, что молодой практикантке ни двойки, ни

тройки не. поставят, он уже был уверен.

1951 г.

НА РАСКОПКАХ.

Он энергичным жестом откинул одеяло,

спустил ноги на пол и, нагнувшись к уху товарища,

прошептал:

— Пойдем? Посмотри, какое голубое

безмолвие,.. Весь лагерь спит.

— Пойдем, — приподнимаясь, ответил товарищ и

пошутил:—Боюсь, Володя^что за время наших

раскопок ты из инженера-геолога превратишься в поэта.

—В этом нет ничего удивительного—моя

профессия близка к поэтической, только рифмы у меня не

получаются... Возьми фуфайку, Алан.

— А сам? — спросил Алан.

— Я в кожанке пойду.

Дремотный свет луны сочится сквозь слюдяные

оконца палатки. Он падает на две узенькие походные

кроватки, вплотную придвинутые к полотняной стене,

на металлический ящик, заменяющий двум друзьям и

тумбочку, и сейф, и письменный стол.

Товарищи оделись. Володя невысок, плотен, у него

темные, с легкой проседью курчавые волосы; Алан