Самое родное (рассказы)

присмотром свекрови. Ты смотрела на улицу через

щель в заборе, жизнь твоя умещалась на ладони. В

город тебя везли лишь тогда, когда в смертных

муках ты не могла разродиться... А сейчас ты рожаешь

в снежной чистоте родильной палаты. Не знахарка,

не ворожея сидит у измученного твоего тела. Как в

теплом улье, весело живут твои дети в яслях и садах..*.

Два часа ночи. Брожу по сонному городу.*

Подходит милиционер, курносый, молоденький русский

парень.

— Спать пора, гражданка, — говорит он.

Смеюсь, хвалю город и ночь.

— Вы впервые в нашем городе?

12

— Да.

— Тогда завтра непременно посмотрите наши

парчи, музеи. В нашем городе все красивое.

— Да, да, я первый раз в вашем городе..

II я смеюсь, смеюсь от радости. Мне нравится,

что этот юноша называет мой город своим...

Ночь, Огни и звезды. Здравствуй, мой город!

'{равству&* молодость наша!..

1940 г

В ГОРАХ

1.

Ь/анним июльским утром на кутане, где никогда не

* работали женщины, появилась девушка и

сказала старшему чабану:

— Я зоотехник, прислана к вам на работу.

Старший чабан неодобрительно оглядел хрупкую

фигурку девушки, посмотрел на ее маленький

кулачек, который едва охватывал широкую ручку

чемодана, и, подумав: «Не бабья это работа, тем более не

детская», — недовольно пробормотал:

— Что, разве в городе не было взрослых? У нас

не детские ясли.

Девушка возмутилась.

— Я окончила ленинградский зоотехнический

институт,— сказала она, подчеркнув слово

«ленинградский», и с гордостью смело глянула в глаза старику.

— Мне работники нужны. У пас, ма хур,1 здесь

своп институты, потруднее ваших, — несколько мягче

сказал пастух и взял из рук девушки чемодан.

— Идем, если уж пришла, устраивайся. Только

предупреждаю: я сам отдыхать не люблю, и другим не даю

потачки. А работа, на которую тебя прислали — не

легкая, мужская...

Он широко зашагал по узкой серой тропинке,

ведущей к стану. Девушка покорно последовала за

ним, подавляя в себе тревогу и обиду на старика, за

то, что он с первой минуты напугал ее трудностями.

, «Ма хур» — ласковое обращшие: моя дорогая, моя милы,

мое.- -солнце. ,

44

Июльское солнце палило нещадно. В раскаленном

., духе дрожало лиловое марево. Притихли луга,

..; ..уныли травы. До боли в глазах сверкали алмаз-

::!,-е вершины ледников. Легкие белые облака кружи-

л :-ь между гор, ежеминутно меняя форму.

Девушка едва поспевала за стариком. Высокие

...Олуки ее босоножек глубоко погружались в горячий

; ссок и она часто нагибалась, чтобы вытряхнуть его

•з туфель.

—¦ Вот он, наш институт, — сказал чабан, оста-

:;)ЕЛ1шаясь. На склонах зеленеющих холмов густой

нчч'ыиыо темнели овечьи стада.

— Как их много, — тревожно прошептала девуш-

ла и смущенно посмотрела в коричневое, изрезанное

крупными морщинами, лицо старого пастуха. Потом

перевела взгляд на далекие, величественные снежные

вершины, высящиеся над зелеными пастбищами, над

холмами и серыми скалами. И она, вдруг, показалась

себе такой маленькой, что робость закралась в ее

сердце, и слова старика о том, что здесь работа не

женская показались ей справедливыми. С тоскливой

нежностью вспомнила она уют институтских

аудиторий и впервые пожалела о том, что не приняла

предложение профессора: остаться при кафедре.

«Куда легче: институт, аспирантская стипендия,

большой город, впереди научная работа. А здесь этот

угрюмый старик, уверенный в правоте своей

пастушьей науки, дикие безмолвные горы и

одиночество» — растерянно думала девушка.

Ей вспомнились слова профессора, сказанные им

в первой лекции: «Вы пришли к нам из далеких

горных аулов, из степных кишлаков и станиц.

Нетерпеливо ждут вашего возвращения те, кто послал вас

сюда. Помните это, друзья мои, и старайтесь

получить побольше знаний, а доучиваться будете на

местах, у самой жизни, ибо жизнь — самая лучшая

школа. Свет и мудрость сталинской науки понесете

вы к себе, вы, которым суждено воплотить мечту в

действительность. Вы строите коммунизм —

прекрасное будущее, о котором веками мечтали многие

поколения»...

45

«Но вот я вернулась к себе в горы, а старый

чабан не очень рад мне, — с горечью думала девушка,

идя но тропинке и глядя в спину старого пастуха. —

Может, ошибся старый профессор, сказав, что нас

ждут с нетерпением?»

Чабан остановился. Остановилась и девушка: Из

двери низенького деревянного строения на нее

пахнуло молоком, вареным мясом, черемшой и махоркой..

Это была столовая пастухов.

— Вот, прими гостью и накорми, сказал старик.

Он поставил чемодан у порога и, не оглядываясь,

пошел обратно.

Навстречу девушке вышла высокая седая старуха.

Белоснежные пряди волос выбивались из-под се

черной шерстянной косынки. Оглядев девушку, ома

приветливо спросила:—Кто ты, откуда пришла?

Потом потянула ее за руку, приглашая войти.

— Я из Заманкула. К вам на работу назначена.

Л зовут мегщ^амива.^^

Они вошли в' помещение. Посреди длинной

опрятной комнаты стоял дубовый стол, выскобленный до

желтизны, вокруг него — табуретки, а у правой

стены—полки с посудой.

— Садись, рассказывай. Мать, отец есть у тебя?

Ты замужем? — спросила старуха и пододвинула с*й

табуретку.

— Мать есть, в колхозе работает, а отец с войны

не вернулся. В извещении было сказано, что погиб

под Ростовом... Я еще не замужем, мне только

двадцать один год...

«И что она меня допрашивает?» — с досадой

думала Замира, не спуская глаз с лица старухи.

— Вот как, н тебя, значит, война не помиловала...

Так, так, — промолвила старуха. Затем сняла с полки

чашку, достала из прохладного угла глиняный кувшин

и поставила на стол перед девушкой. — Обед еще не

готов, я тебя кефиром угощу. Пей, пожалуйста. А вот

и хлеб. — Видишь, ма хур, при какой власти вам,

молодым, жить довелось,—присаживаясь рядом с Зами„

Р9Й, сказала старуха.—При другой власти, при царе,

скажем, кому бы ты, сиротка, нужна была? А теперь

4.ч

иыучнли тебя, дочь простого человека, и учпли-то в ка-

;ом городе! Так выучили, что ты на мужскую работу

отважилась пойти... Да,—вздохнула старуха, — новое,

золотое время пришло. Хотя бы твою вот мать взять.

Не спорю, тяжела вдовья доля, но мать знает, за что

вдовствует: за свою власть, за счастье детей. И *с

¦юму же она при деле, человеком ее считают,

заботятся о ней, не то что раньше «сидзаргас»1... Не до-

жил^Коста до наших дней. Другие теперь вдовы,

другая жизнь,* —мечтательно устремив в даль широко,

.открытые голубые глаза, говорила она. — Вам,

молодым, за эту власть жизни своей не щадить,

защищать ее от всякой грязи, от самой маленькой

царапины, любить ее крепко, как мать родную... А

скажи — ты в Москве Сталина видела? Сын мой его

видел, — не ожидая'ответа, сказала старуха.

— А сын ваш где? — спросила девушка.

— Мой сын? — переспросила старуха. — Мой сын

погиб... Нет, не погиб он. Он защищал Москву, под.

Москвой и похоронен. Немца в Москву не пустил,

значит, не напрасно кровь свою пролил. Значит,

не погиб он. Когда он уходил на фронт, я

напомнила ему слова Коста: лучше смерть, чем

позор. — Она сказала это с большой внутренней силой

и гордо подняла свою красивую седую голову.

— А сын ваш учился? — спросила Замира,

проникаясь глубоким уважением к этой женщине.

— Учился, ма хур, в Москве, учился на агронома,