Самое родное (рассказы)

луна. Звенела река, серебром отливали поля, темной

стеной вдали тянулись леса — наши леса, наши поля,

наши реки.

И захваченная мечтой своих юных собеседников,

'!. позабыв о своих сединах, мечтала вместе с ними:

сот в голубизну неба поднимается мрамор, гранит

покрывает улицы, ярче звезд сверкает всюду

электричество, нежным белым пухом цветут наши сады...

И я, в который раз, пожалела о том, что не дана

человеку вечность, потому что бессмертна жизнь на

*-мле...

1947 г.

'-'Мое родное.

33

У СТАРОГО СКЛЕПА.

Вечер застал меня на станции Ардон. До ночи-

мне надо было добраться в колхоз «Партизан».

Но на привокзальной площади машин не было, и я

без особой радости подумала о том, что ночь

придется провести на станции.

— Садитесь, подвезу, — обратился ко мне

плотный мужчина средних лет с широкой крутой

спиной. — Машин до утра не будет, а вас дождь

промочит. Видите, — показал он на свинцово-фиолетовые

тучи, которые стремительно неслись из-за гор. —

Хорошие тучи! Большой должен быть дождь. Только бы

мимо не прошел... Ну что-ж, поехали?

Я с благодарностью приняла предложение

незнакомого человека.

Пыльная извилистая дорога бежала по

пшеничному полю, и высокие упругие колосья с жестким

шуршанием царапали бока двуколки.

Мой спутник был молчалив, но я обратила

внимание на то, с какой легкостью, с какой мальчишеской

лихостью правил он лошадью. Каждый раз, натягивая,

вожжи, он чуть привставал, и казалось, что он вот-вот

залихватски гикнет и конь понесет.

— Вижу, что вы в кавалерии служили, лошадь

чувствует вашу руку, — сказала я, желая завязать

разговор.

Он повернул ко мне лицо и с усмешкой, но без

горечи, сказал:

— Хромых в армию не берут, тем более в

кавалерию. Там йоги нужны такие, чтоб крепче стали были..

34

Он натянул вожжи, тихо присвистнул, и лошадь

пошла бодрой рысью. Подул встречный ветер.

Последние лучи солнца скользнули по вершинам

курганов. Большие черные тучи мчались нам навстречу.

_ Хоть вы и не были на фронте, но лошадью

правите, как настоящий кавалерист, — сказала я.

Он сиял шапку и повернул ко мне левую щеку.

Видите: вот, что мне помешало воевать.

У него не было левого уха, и всю щеку, от виска

до подбородка, прорезал розоватый след давней

раны.

— Это одна причина. А вторая та, что я хромой.

Я только с виду герой, а если присмотреться ко мне

поближе, так я весь продырявлен.

— Как же это так? На войне, говорите, не были...

— Да, не был, а все-таки изувечили. Меня так и

зовут: «одноухий кучер», как будто люди забыли мое

имя.

Он умолк. Я не беспокоила его вопросами,

чувствуя, что воспоминания ему неприятны.

Тучи промчались стороной и в потемневшем

вечернем небе проглянули первые бледные звезды. Ветер

внезапно стих, и по поверхности пшеничного поля

пробежала зыбкая рябь. То тут, то там прорывалась

гортанная песенка перепела. Где-то за курганом

прозвенел ручеек, и над посиневшими холмами повис

острый серп луны.

— Вас куда везти, — спросил возница, — в

бригаду, или в село?

— В правление везите, мне председатель колхоза

нужен.

— Председатель в поле ночует, в стане второй

бригады. Значит, нам по пути, — сказал он и хлестнул

лошадь.

Мы поднялись на пологий холм, где кончались

пшеничные поля и начинались кукурузные посевы.

Внизу, в ложбине переливались яркие огни. Луна

вдруг показалась мне совсем маленькой и бледной, а.

небо слишком высоким и холодно-неуютным. И мне

захотелось поскорее добраться к этим огням внизу. Не

35

спрашивая, я потянула к себе вожжи и хлестнула

лошадь, которая и без того бежала довольно резво.

— Не боитесь? — спросил мой спутник. —

Лошадью править не каждый умеет, а места наши

неровные.

— Мне эти места с детства знакомы, — ответила

51, не отрывая взгляда от ярких огней колхозной

деревни.

— Направо, — сказал он. — Стаи бригады вон

там, у кизиловой рощи, у старого склепа.

Я сдержала лошадь. Мы проехали мимо

каменного сооружения, неясно белевшего в темноте, и я не

сразу узнала старый каменный склеп, затерявшийся

среди курганов.

У длинного кирпичного здания возница помог мне

сойти. Призывно, тепло светились окна колхозного

стана, прорезая теплый мрак летней ночи широкими

снопами электрического света. Навстречу нам вышел

высокий сухой мужчина. Густые коротко

подстриженные его волосы были белоснежны, а с загорелого

липа юношески молодо глядели широко расставленные

черные глаза.

— Что так поздно? — обратился седовласый к

моему спутнику.

— Склад долго не открывали. Велели завтра

прислать .машину и получить все, что нам положено...

Л это вот товарищ к вам. Я знал, что вы в бригаде

ночуете, поэтому сюда привез.

— Много о вас говорят, — сказала я, протягивая

старику руку. — Хочу посмотреть ваш колхоз.

— Стараемся, сил своих не утаиваем, —

приветливо улыбнулся председатель и пригласил меня

поужинать. — Располагайтесь. Завтра я к вашим услугам,

а сейчас мне надо проскочить в первую бригаду.

Он легко взобрался на двуколку, в которой мы

приехали, и тронул лошадь.

* * *

— Разве вы никогда не слыхали историю склепа? —

удивился мой спутник. — Ведь вы говорите, что

места эти вам знакомы с детства...

/О

— Нет, не слыхала, — ответила я. — Склеп очень

красивый.

— Ничего в нем нет красивого: мшистые камни

лопухи да зеленые ящерицы. Только и того, что *

жаркий день в его тени можно от солнца укрыться.

Одноухий кучер присел па камень и глубоко

вздохнул. Вот что ои мне рассказал:

— Когда то, очень давно, одна вдова из фамилии

чД2^вь1х,_спасая своих малолетних сыновей от

кровной Л1естн,'"сложила этот склеп, и укрылась там. Двое

близнецов, Дзамболат и Дзаналди росли в нем под

присмотром ""матери; Тш'ТШ'^ттгтгстг^' по кровники их

все же разыскали и увезли. От горя вдова

превратилась в каменный столб — вот, видите этот ровный

прямой столб у входа? Склеп разрушается, а столб

стоит. Кровники поместили близнецов в высокую

каменную башню — адат запрещает из кровной мести

убивать детей. Их кормили, в надежде расправиться,

когда они вырастут. Но мальчики были мужественны

и храбры. Однажды ночью они выбросились из окна

башни и бежали. Однако, погоня быстро настигла их,

и в тот момент, когда кровники занесли над ними

кинжалы, старший, Дзх[^олат,_в^молился богу: «О,

бог богов, если ты не можешь ничем нам помочь,

тогда преврати нас в камень, чтобы холодные кинжалы

не могли поразить нас». И мальчики легли на дороге

рядом с двумя большими булыжниками. Они и

сейчас лежат у входа в Дигорское ущелье, а мать,

говорят, все ждет, когда сыновья отомстят кровникам, и

тогда она проснется от своего каменного сна.

— Эту легенду рассказал мне, умирая, мой отец,

когда мне было восемь лет. Ночью, во время жатвы

на него напал кровник и смертельно ранил. Тогда II

меня ранили в бедро, поэтому с тех пор я хромой.

Все это произошло возле этого большого камня, вот

здесь, где мы с вами сидим. Я бы этот склеп давно

разрушил, он только несчастья приносит. Да, отец

тогда прижал меня к груди и простонал: «Отомсти за

меня, иначе превращусь я в загробном мире в

каменный столб».

— И вы отомстили?

37

— Нет, хотя имел возможность убить своего кп)ов-

ника — сына того, кто убил моего отца. /