Трудный переход

Была ранняя весна, когда они познакомились. Палага точно помнит, как после субботника на сплаве леса Демьян подошёл к ней, когда она собиралась уезжать со своей походной столовой с берега Имана на Штурмовой участок. Он вызвался ей помочь. Запряг лошадь в телегу, на которой стояли пустые термосы. А потом они ехали. Палага правила лошадью, Демьян же сидел сбоку. Он что-то рассказывал ей смешное, а что — Палага сейчас не помнит. Она только помнит, что ей было весело. Оказывается, эти мужчины не такие уж изверги! С ними даже приятно. А прежде она думала, что от мужчин ничего, кроме грубостей, и ждать нельзя. Но на грубости она отвечала тоже грубостью. А тут было с самого начала что-то другое. Во всяком случае Демьян Лопатин стал тем первым мужчиной, которому, она разрешила сесть с собой рядом. И от этого — только от одного этого! — в самом основании её стройного и законченного воззрения на мужчин как на представителей иной, более низкой по сравнению с женщинами человеческой породы появилась маленькая трещинка. Впоследствии эта трещинка делалась всё шире и шире. А к тому времени, когда Демьян чуть не застал её любующейся в зеркальце, от всего здания или стены, которую она возвела, чтобы отгородиться от мужчин и тем обезопасить себя от их возможных посягательств, остались одни жалкие обломки. Палага влюбилась. Но это была не безоглядная любовь, как у Веры Морозовой, о нет! Палаге надо было до всего самой дознаться и во всём увериться.

За весной пришло лето. Демьян, работавший десятником у сплавщиков, находил время едва ли не ежедневно видеться с Палагой. В прогулках своих они обошли всю окрестную тайгу. Демьян шутил, смеялся, рассказывал о разных случившихся с ним происшествиях. И только о Маланье он никогда ничего больше не говорил. Может, её уже и на свете нету? А если она жива и здорова и до сих пор держит в своих руках сердце Демьяна? Как это узнать? Прямодушная Палага могла бы спросить и самого Демьяна. Но стоило ей об этом подумать, как она останавливалась в нерешительности. Она-то его может спросить — да что он ответит? Вдруг он скажет, что по-прежнему любит жену своего друга? Что тогда делать бедной Палаге с её трепещущим от любви сердцем? Нет, при всей своей прямоте она не могла на это отважиться и по-женски терпеливо начала ждать, когда Демьян сам всё скажет. А он не говорил и не говорил. За летом подошла осень, а там и зима. Давно уже глубокое и горячее чувство связывало Палагу и Демьяна, да только таилось оно в них самих и не выходило наружу. Бывают в лесу такие родники. Всю зиму под толстым слоем снега бежит и журчит родник, невидимый глазу, пока по весне не блеснёт вдруг на солнце сверкающей струёй. Так было сегодня и с Палагой. Чувство её требовало выхода. Не была ли виновата в этом первая оттепель, предвозвещающая близкую весну и пробуждение могучих сил природы?

Палага смотрела на Демьяна влюблёнными глазами. А он разделся и сел с нею рядом. Потом они взяли друг друга за руки. Лучше сказать, Демьян бережно и осторожно взял руки Палаги в свои и стал их гладить. Это была совсем невинная ласка, но она доставляла им великое наслаждение. Сильные руки Палаги были в мелких порезах, а у Демьяна в затвердевших мозолях. Перебирая её пальцы, он рассказывал о том, что произошло с ним за день.

В ближайшее время возобновится у Красного утёса строительство узкоколейки. Зимой, в морозы, работа была приостановлена, рабочие строили бараки. С наступлением тёплых дней прокладка узкоколейки пойдёт быстро.

— Паря, к лету вагонетки с лесом побегут… — сказал Демьян, улыбаясь.

В одном из бараков будут квартиры для семейных. Он уже почти готов, этот барак. Там есть один уютный уголок на солнечную сторону. Маленькая квартирка: комната и кухонка. Как раз на двоих…

Палага слушала и ничего не отвечала. В последнее время они всё чаще, сначала намёками, а потом и открыто, стали между собою говорить о своём будущем. И когда сейчас Демьян упомянул о квартирке, Палага решила про себя, что сна её непременно посмотрит. Но странно: разговаривая о своём будущем, как будто они стали мужем и женой, Палага и Демьян даже не объяснились между собою. И это опять же из-за того, что между ними незримо стояла неведомая Палаге женщина — Маланья…

Если бы Палага была менее требовательна к любимому человеку, она бы давно на всё махнула рукой. Но она была строгой девушкой, и нравственная её чистота возмущалась тем, как можно делить своё сердце между двумя разными людьми. Она хотела владеть Демьяном безраздельно. А он ничего этого не знал. О Маланье у него никаких и мыслей не было. Рядом с ним сидит Палага, с ней хорошо, и этого для него достаточно. Поэтому Демьян очень удивился, когда Палага, страшно покраснев и запинаясь, спросила:

— Дёма, а эта Маланья… — помнишь, ты рассказывал?. — она жива?

Демьян только что говорил ей о квартирке на двоих, а она задала ему свой роковой вопрос!

Наконец-то она решилась! Путём долгих размышлений Палага пришла к выводу, что если сам Демьян ничего не говорит о Маланье, то ему и сказать нечего. Может быть, на самом-то деле ничего не было и нет у него с Маланьей, а она напустила на себя страхов! И всё же ей было по-настоящему страшно. Спросив, она почувствовала себя так, как будто её окунули с головой в кипящую смолу. Уши её горели, грудь вздымалась. А Демьян лишь сильнее сжал её пальцы и поднял на неё свои открытые и ясные глаза.

— Маланья-то, паря, жива… — Он опустил голову.

Палага замерла. Вот из кипящей смолы её вытащили и сразу бросили в ледяную воду! Она вся похолодела.

— Жива Маланья, — повторил Демьян, — да только не вышла у нас с нею любовь…

Демьян сказал это как бы через силу и сидел молча, с опущенной головой. Кто знает, какие мысли волновали его в эту минуту! Палага перевела дыхание. А он, словно справившись с собою, заговорил:

— Это, паря, была девка-краля. Песенница! — Глаза Демьяна зажглись ярким светом воспоминания. — Мы с нею сызмалу вместе. Мой отец и её отец были вечные батраки. В соседях жили. Помню, я её один раз от бодучего быка уберёг. Бегали мы на лужке около ихней избы. Лето было. Глядим вечером — стадо идёт. А впереди, паря, здоровущий бы-чище. Мы на лужке-то играли. Там лужок был хороший, трава мягкая. Мы нарвём-нарвём травы, кучки из неё наделаем. Это у нас копны. Потом из этих копён стог мечем.

Как мужики сено косят, так мы в это и играли. На Маланьке было платьишко розовое. Вот бык-то и сдурел, как его увидел. От стада на нас кинулся. Подбежал, копытами землю отрывает, рога книзу уставил, ревёт… Маланька-то за меня держится. Я её загораживаю. На мне картузишко был какой-то, я возьми да и кинь его в быка. Эх, как подденет он этот картузишко рогом! Да потом как начнёт ногами топтать, а мы убежали! Ух, и страшно же было! Даже и теперь вспомнить мне про это — один ужас…

Демьян, по своему обыкновению, замолчал, как бы прерывая этим свой рассказ. Но Палага знала, что он теперь уж, если начал, не остановится на полуслове. Она ему верила. И её страшило, что душою Демьян тянется, может быть, прочь отсюда. И она завидовала той далёкой девчонке Маланьке, которая была подружкой Демьяна в его детские годы. Да и не только, как видно, в детские…

— Бык этот был чистая беда, — продолжал Демьян после некоторого молчания. — Мы в другой раз этого же быка напугать хотели. Ребятишки… — Демьян усмехнулся. — Только это уж не летом, а осенью было, — отвлёкся он в сторону. — У нас осенью, как хлеб уберут, скот выгоняют в поле, за поскотину. Пока первый снег не упадёт, он там и пасётся. Вот мы и пасли коров, овец. Несколько нас было, гавриков. Видим, этот же бодучий бык с коровами ходит. А я был на него злой за Маланьку. Скинул с себя шубёнку — у меня шубёнка была, — выворотил её шерстью наружу, опять надел, встал на четвереньки — и к стаду. Будто я волк! Умишка-то у меня тогда совсем не было! — Демьян покачал головой. — Вот этот бык не только что сам испугался, а за мной бросился. Я от него, он за мной. Хорошо, что остожье недалеко было загороженное. Там чья-то хлебная кладь стояла, я в это остожье! Тем и спасся. Так бык-то аж это остожье раскидывать рогами начал, вот до чего остервенел!