Трудный переход

— Хулиганы! — возмутились девушки.

Черкасов опять поморщился.

— Вы не думайте, что приехали к тёще на блины, — начал Черкасов. — Здесь надо работать, выполнять план…

— А мы не думаем! — крикнул тот же парнишка.

Его осадили. Черкасов говорил минут десять. Словно почувствовав в его речи какое-то пренебрежение к себе, парни и девушки, стали обращаться больше к Трухину. Черкасов надулся.

— Товарищ Трухин, — жаловалась одна из девушек, — скажите ребятам, чтобы они на нашу половину не заходили.

— Это девчата сами к нам бегают прикуривать! — возражала мужская часть общежития.

— Ничего подобного! Они к нам, они к нам! — протестовали девушки.

— Не волнуйтесь, товарищи, ещё один-два дня, и мы всех расселим как следует, — пообещал Трухин. — А сейчас у меня вопрос к девушкам. Есть ли среди вас мастерицы готовить пищу? Мы бы таких определили поварами. Кто пожелает, скажите об этом мне, товарищу Широкову… или товарищу Морозовой, — заметил Трухин вошедшую Веру.

Он улыбнулся ей. Но она лишь мельком взглянула в его сторону. Всё её внимание было занято тем, чтобы в этой толпе отыскать Широкова, о котором только что упомянул Трухин. "Он здесь, — думала Вера. — Так вон о каком знакомом говорила Палага!" Вера смутилась. Ей сразу вспомнилось прощание с Сергеем и их поцелуй на дороге, когда он уезжал. "Да где же он?" И тут она его увидела.

Сергей стоял среди юношей — высокий, в своём чёрном пальто. Он приехал с группой хабаровских комсомольцев. В газете его не хотели отпускать, он настоял. Он изъявил добровольное желание поехать на лесозаготовки. Его назначили руководителем группы. Ещё вчера Сергей с беспокойным ожиданием посматривал вокруг, надеясь увидеть Веру. Встреченная им Палага милостиво сказала ему, где Вера. Сергей нетерпеливо ждал, когда она придёт. Нет, он не забыл, как они прощались на дороге, как он её поцеловал. Сергей мечтал о том дне и часе, когда он сюда вернётся. И вот вернулся. Ему нельзя отказать в воле и настойчивости. Он добился, что снова оказался в леспромхозе. Теперь он стремился к Вере. Краска волнения выступила на его лице, когда он встретился с ней глазами. Вера отвернулась. "Что такое?" — встревожился Сергеи. Подойти к ней так вот сразу ему было нельзя. Он должен был ещё распределить комсомольцев по бригадам. Сергей стоял со списком и называл фамилии.

— Слободчиков, Вахрамеев, Койда — первая бригада. Бригадир — Слободчиков.

— Архипов, Лесин, Цой — вторая бригада. Бригадир — Цой.

"Что же теперь будет?" — потерянно думала Вера, встретившись глазами с Сергеем и слыша его голос.

А комсомольская толпа вокруг них волновалась. Знакомые девчата уже тормошили Веру.

— Парни уже в бригады собираются. А мы чего делать будем? — спрашивали они.

Всё было внове здесь этой молодёжи! Комсомольские мобилизации только начинались…

Сергей подошёл к Вере, когда шум немного утих и Черкасов с Трухиным стояли уже у двери.

— Здравствуй, Вера! — сказал он.

— Здравствуй! — ответила она и подняла на него свои чудесные глаза.

— Я тебя так хотел видеть! — пылко сказал Сергей.

— Да? — протянула она. — Но, знаешь, Серёжа, мне сегодня некогда. Я должна быть у Красного утёса по делу.

— По делу? Ты когда же идёшь? Сейчас? Можно тебя проводить?

— Нет, нет, — сказала она поспешно. — Я долго там буду, может быть целый день…

— Вот как! — нахмурившись, сказал Сергей.

Им не дали договорить. Сергея о чём-то спросили, он отвернулся, а Вера вышла вместе с Черкасовым и Трухиным.

— У нас ещё один барак остался, — сказал Степан Игнатьевич директору леспромхоза. — Зайдём?

— Давай уж, — проворчал Черкасов.

И они отправились в барак, где жили сибиряки.

"Чёрт знает что! Навербовали разного народу неизвестно откуда!" — раздражённо думал Черкасов, но вслух эти свои мысли высказывать перед Трухиным не решался. "Ещё подумает что-нибудь. Скажет потом, что я против организованного набора рабочей силы. С этим Трухиным надо поосторожнее. Он вон какого видного человека свалил. Уж Марченко ли был не фигурой!" Черкасов нет-нет да и косился на Трухина. По совести говоря, ему из-за этого и в отпуск нынче не очень хотелось идти. Пришлось оставлять за себя Трухина, от которого, как думал Черкасов, только и жди подвохов. "Наоставляешь так, а потом тебе скажут: "Ну что же, Павел Петрович, Трухин без тебя великолепно с делом справляется. Пусть он и работает. А тебя по шапке". И хотя ему этого на самом деле никто и никогда не сказал бы, Черкасов из боязни за своё место нарочно допускал преувеличение. "Лучше уж думать самое худшее, чтобы потом не ахать и не плакаться в тряпочку", — рассуждал он сам с собою.

Сидеть в далёком таёжном леспромхозе Павлу Петровичу нравилось. Прежде он работал в тресте. Там, на его взгляд, было ещё даже спокойнее: подписывай бумажки и выполняй пунктуально то, что прикажет начальство, — "от сих до сих" и не больше. Но Черкасова это не устраивало. Ведь всё же он там был не первым. А здесь он сам себе голова. Так лучше быть первым в деревне, чем последним в городе. Там над ним было полно начальников — а здесь он один над всеми… Вот только Трухин. Над ним как-то не чувствовал он себя начальником…

В Трухине Черкасов видел человека неуживчивого, беспокойного. "Не успел приехать, сразу же телефон провёл в Иман. Обходились без телефонов… Раньше редко кто из райкома приедет, а теперь то и дело названивают. Эта старуха Клюшникова жить не может, чтобы на неделе раза два не позвонить". Но со всем этим можно было бы кое-как помириться. Черкасова страшил предстоящий лесозаготовительный сезон. Что за народ будет у него работать в этом году? "Небось самую шваль мне отправили, — думал он, обходя бараки. — Промашку я дал. Надо было мне Притулу настропалить, чтобы смотрел там, отбирал самых лучших. А теперь, наверно, Оборский или Хорский леспромхозы всё себе позабирали. Известно: ближе к Хабаровску, к начальству"…

Черкасов хмуро смотрел на поднимавшихся с нар мужиков. На тех же мужиков смотрел и Трухин, но он думал о них по-другому. Степан Игнатьевич, конечно, никак не мог подозревать, какие мрачные мысли и предчувствия волнуют директора леспромхоза. Но главное — что за люди приехали и как наиболее успешно с этими людьми работать? Этот вопрос и его занимал не меньше, чем Черкасова.

В бараке у сибиряков Трухин спросил, есть ли среди приехавших коммунисты.

— Я кандидат партии, — ответил ему молодой мужик с русой бородкой.

Трухин объявлял здесь то же, что и в других бараках: в леспромхозе установлен хлебный и продовольственный паёк; ударникам даётся дополнительное питание. Одобрительным гулом встретили вербованные сообщение о том, что весь день для них — первый день на лесоучастке — свободен.

— Устраивайтесь… Может, кому письма надо написать, починить обувь, одежду…

— А мы думали, что нас сразу на работу погонят, — сказал рядом с Трухиным рослый жилистый крестьянин.

Степан Игнатьевич повернулся к нему.

— Никто вас никуда не "погонит", — сказал он, присматриваясь.

— Это-то так, — согласился мужик. — Я только к слову сказал.

— Выходит, неверно твоё слово.

— Да чего там! — выдвинулся вперёд парень в беличьей шапке. — Нас сюда колхоз отправил. Значит, мы должны соблюдать дисциплину!

— Колхоз отсель далеко…

— А наказ его — близко!

"Колхозники", — отмечал про себя Трухин, глядя на группу разнообразно одетых крестьян, это уже не просто мужики.

— А этот почему там валяется? — спросил Черкасов, указывая на мужика в полушубке, лежавшего на нарах. — Больной он, что ли?

— Да нет, с нами ехал, — ответило ему несколько голосов. — Вроде здоровый был.

Мужик приподнялся на нарах. У него была маленькая голова с жёсткими волосами. Лицо почти без растительности, лишь редкие длинные волосинки торчали на подбородке во все стороны. Маленькие колючие глазки, словно два буравчика, вонзились в Трухина. Увидев, что перед ним начальство, мужик сказал: