Веселое горе — любовь.
Веселое горе — любовь. читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
МОЙ ДРУГ НАДЕЖДА
Еще издалека я заметил ее на голубинке. Мальчишки, завсегдатаи базара, сказали: это Надя Беленькая.
Стройная и красивая, с двумя светло-русыми косами, спокойно лежавшими на спине, она переходила от одного садка к другому. Внимательно вглядывалась в птиц, задавала вопросы, слушала до конца ответы и шла дальше.
— Ей, видать, павлин нужен, — усмехнулся маленький мальчишка с красным голубиным пером в волосах. — Только она не знает, какой это — павлин.
— Знаю — какой павлин, — не поворачивая головы, сказала Надя. — Он на тебя похож. Только умнее.
Мальчишка будто споткнулся. Переминаясь с ноги на ногу, смотрел вслед этой странной девочке — и совсем не злость поднималась в его душе. Это — девчонка! Такую, чай, не зазорно принять и в свою компанию.
Я стоял у одного из садков и присматривался к мраморному — по третьей весне — почтарю, когда Надя остановилась возле соседнего продавца.
Продавец был маленький старичок, весь белый, как перезревший подорожник. Он, моргая, поглядел на Беленькую, сухие губы его расплылись в добрую улыбку, и он торопливо нагнулся к садку, доставая птиц.
— Не нужно, дедушка, — остановила его Надя. — Мне и так хорошо видно, каковы голуби.
Старичок согласно закивал головой, затоптался на месте, желая прийтись по душе этой юной и милой покупательнице.
— Каких же тебе голубков надо? — прошелестел он губами.
— Обычных, дедушка. Я бы взяла пару почтовиков. Да и декоративные нужны. Желтые, сизые тоже.
— Есть желтые, есть! — заторопился продавец, шаря в садке и подавая Наде двух ярко-желтых птиц, в белых «сапожках» и с белыми «усами» [51].
Девочка неторопливо осмотрела голубей и, даже не взглянув на мальчишек, обступивших ее плотной стенкой, положила птиц в плетенку.
— Сколько денег, дедушка?
Старик обнажил в улыбке пустые розовые десны:
— Для всех прочих — пять. А тебе — половина.
Надя покраснела, растерянно взглянула на старика и не нашлась, что ответить.
— Зачем же — половина? — сказала она, наконец, смущенно. — Вы все возьмите. Мне мама на именины семь рублей дала.
— Ну, славно — семь рублей! — бормотал дедушка, принимая от девочки деньги. — Вот тебе как раз четыре с половиной и останется на почтовиков. Забирай с богом...
Они еще добрых полчаса уговаривали друг друга, и мальчишек вконец поразил этот неслыханный торг.
Но вот Наденька простилась со стариком и быстрой походкой пошла по рядам. Она искала почтарей.
Я догнал Беленькую у трамвайной остановки. Спросил:
— Много ли птицы дома?
— Семь пар. С этими — девять,
— Давно держишь?
— С десяти лет.
— А всего тебе?
— Шестнадцать. Два дня назад исполнилось.
— А зачем тебе голуби?
Вопрос этот смущает и взрослых птицелюбов. Надя пожала плечами:
— Затем же, зачем и вам.
— А ты знаешь меня?
— Вы через два квартала живете. Восемь пар на балконе.
Пришла моя очередь отвечать на ее вопросы.
Она полюбопытствовала:
— А отчего у вас много дешевой птицы? Могли б и получше держать.
— Мне это не годится, Надя. Мне нужны такие, как у всех. И хорошие, и плохие, и средние. Одни редкие — скучно.
— Это верно, — подумав, согласилась она. — Когда только редкие — на зверинец похоже.
Я пригласил Беленькую наведаться ко мне в следующее воскресенье.
— Хорошо, — сказала она. — Только вы тоже потом ко мне придете.
Настало воскресенье. Я все утре хлопотал у печки, сочиняя разные блюда повкуснее чтобы попотчевать гостью
Мои дочери похаживали возле меня и, сгорая от нетерпения, выуживали сведения о Надюше
Старшая дочь считала себя совершенно взрослым человеком и, может быть, поэтому относила голубятников к последнему разряду шалопаев. Здесь она опиралась на авторитет матери
Младшая, наоборот, безбрежно радовалась всякой живности и зачисляла в свои единомышленники даже владельцев майских жуков и неподросших лягушек,
— Так ты говоришь отличница? — спрашивала Ольга.
— Первая ученица класса.
Леночка толкалась у печки и верещала:
— А она красивая? А у ней куклы есть? А как это — голубиные усы?
Кот да раздался звонок, обе дочери кинулись к двери. Пока младшая впускала гостью, Ольга поправила прическу и протянула руку Беленькой:
— Здравствуй, Надя. Мы тебя ждем
Леночка приплясывала возле Надюши и сыпала словечками:
— Ты — отличница. Нам папа сказал. И голуби есть. А ты хорошая?
Останавливать Леночку было уже поздно. Я только сказал ей:
— Не мешайся. Катись колбаской.
Леночка, когда хочет, умеет точно выполнять приказы. Выслушав мои слова, она шлепнулась на пол и покатилась — с живота на спину, со спины на живот, с живота на спину. Чтоб никто не спутался, она пояснила:
— Качусь колбаской.
Надя сначала изумленно подняла брови, потом рассмеялась:
— Давай дружить.
Младшая дочь потащила гостью на балкон, показала ей голубей и сообщила, кого как зовут. Потом принесла полную охапку кукол и стала их рассаживать в гнезда, поясняя, что это царевичи и царевны и что они очень дружны с птицами.
Надя несколько минут наблюдала за Леночкой, затем вытащила всех кукол из голубятни и потребовала:
— Поди отнеси в комнату. Им тут не место.
Ольга, собирая на стол, укоризненно посмотрела на меня и пожала плечами:
— Повлиял бы на свою младшую дочь все-таки. Не девчонка, а сущая коза в юбке.
Я отправился на балкон — «влиять» на Леночку. И увидел: гостья и дочь сидят на корточках у голубятни, смотрят жаркими глазами на птиц.
Я тоже опустился рядом и стал глядеть. В голубятне шла обычная жизнь, совсем будничная, незамысловатая. Голуби кормили птенцов, чистили перья, беседовали на своем коротком ласковом языке.
Паша похаживал вокруг жены, поахивал от восторга, ни на кого больше не обращая внимания. Одувашка кланялась мужу, подметала хвостом пол голубятни и тихонько ворковала.
Старый Актер прыгнул на полочку и, вспомнив свою молодость, мигом раздул зоб.
— Ишь, дождевой пузырь! — ласково сказала Надюша. — Смотри, лопнешь, дурачок.
Мы, верно, долго сидели бы так, втроем, увлеченно наблюдая за голубями, но нас позвала Ольга. Стол был готов.
Леночка сейчас же разъяснила гостье, что обед готовил папа, а не мама потому, что мама уехала в лес собирать землянику, и с земляникой можно делать вкусные пироги.
— Мой отец тоже мог хорошо печь пироги с ягодой, — задумчиво отозвалась Надюша. — Он был лесником.
Даже Леночка почувствовала в словах своей новой знакомой явную грусть и не стала ничего спрашивать. А ей, конечно, очень хотелось узнать, почему папа у Нади «был», а не есть, и куда он теперь делся.
Покончив с едой, мы решили спеть. У Ольги очень красивый гибкий голос, а я и Леночка поем, как мельничные жернова, и надежда была на Надюшу.
Сначала спели наши самые любимые «Степь да степь кругом», «Эй, ухнем!», а потом решили: пусть каждый споет, что по душе.
Когда пришла очередь Нади, она подкрепила подбородок кулачками, склонившись, уронила косы на грудь и повела — сначала тихо, а потом все сильнее, все жестче и глуше:
Я слышал эту песню тюрьмы и каторги в горной Сатке, от старого коммуниста-подпольщика, и теперь странно было слушать давние слова от девочки, только начинавшей жить.
Надя пела на самой своей низкой гамме, твердо и отчетливо, и — странное дело! — слова о кандалах и курганах-могилах как-то отходили назад, а на душе оседали слова о своей, ни с чем не сравнимой красоте гор и тайги.
Потом Надя запела веселую частушку: