...Где отчий дом

АЛЕКСАНДР ЭБАНОИДЗЕ

...Где отчий дом

РОМАН

Сейчас мы вместе, все пришли домой,

моя сестра кентавра вышивает,

сейчас мы вместе — это навевает

тепло и грусть — мы вместе... Звон немой...

От радости сейчас ты сам не. свой,

а почему — ты знать еще не можешь.

Еще уйдешь. Мы все уйдем... Но все же —

сейчас мы вместе, все пришли домой.

Т. Чантурия (перевод Ю. Мориц)

Дождливым мартовским днем немолодой мужчина в светлом пальто, сидя за рулем нового автомобиля, объезжал в поис­ках цветов пригородные хозяйства Тбилиси. Было начало мар­та, и близящийся праздник осложнил задачу: пустовали (во всяком случае, для мужчины в светлом пальто) теплицы Бо­танического сада, Дигомского треста по озеленению, знаменитого де­коратора из Мцхета... Дымчато-белая машина все дальше отъезжала от Тбилиси. И вот в стиснутой горами долине показались низкие плоские строения теплиц. Стеклянные крыши поблескивали под дож­дем. Странная была погода: дождь как бы стоял в воздухе, не оседая. Пахло весной. Вдали от города особенно сильно пахло землей, на­бухающими почками, близким пробуждением. В этом томленом на­стое как бы посверкивал холод талой воды, ручьями сбегавшей с гор. Вершины гор по обе стороны Куры угрюмо вязли в облаках. Долину переполняла жутковатая тишина, и стеклянные крыши поблескивали под дождем.

Мужчина пересек голое, без единого деревца пространство меж­ду оградой и теплицами и открыл дверь. Запах гвоздик и дыма. Ред­костное сочетание амурно-панихидного дыхания гвоздик с простым крестьянским дымком, выползающим из печной трубы. «Есть кто- нибудь?» — крикнул мужчина в пахучую пустоту и по проходу меж­ду грядками двинулся в ту сторону, откуда едко и освежающе тяну­ло дымком.

Через несколько минут он оказался в комнате — дощатой выго­родке,— где у печки за низким столом сидели два старика: один в вельветовом пиджаке, другой в заношенной латаной гимнастерке, и с ними невысокая статная женщина в испачканном черноземом сати­новом халате. Три головы одновременно обернулись на скрип двери; старик в вельветовом пиджаке смотрел недовольно и вопрощающе; на круглом лице второго проступила пьяненькая улыбка. Женщина смотрела без всякого выражения, только внимательный глаз заметил бы, что при появлении гостя у нее дрогнули брови и глубже обозна­чилась едва приметная складка на переносице.

Гость нетерпеливо прикрыл дверь. Густой гвоздичный дух взбод­рил его, вернул утраченную было надежду на успешное завершение поездки.

— Извините за вторжение!.. Вдали от городского шума, в стране, так сказать, цветов приветствую вашу компанию! — с учтивой, чу­точку легкомысленной улыбкой уверенного в своем обаянии человека начал он, но, встретившись глазами с женщиной, вдруг осекся.— По­ля? Что ты здесь делаешь?

— Здравствуй, Джано!—спокойно ответила женщина.— Я здесь работаю.

Мужчина недоуменно посмотрел на насторожившихся за столом стариков.

— Работаешь? И давно?

— Да уж раз пять в ведомости расписалась,— женщина оберну­лась к старику в вельветовом пиджаке то ли за поддержкой, то ли за подтверждением.

Старик не замедлил вступить в разговор.

— Приятель, откуда ты знаешь эту женщину? — с затаенной уг­розой спросил он, и его худое костистое лицо налилось краснотой петушиного гребня.

— Мы с ней родственники,— ответил гость.

— Родственники?!

— Это брат Доментия,— просто пояснила женщина.

Старик в вельветовом пиджаке поспешно встал и широким, пря­мо-таки княжеским жестом пригласил гостя к столу.

Второй старик все это время покряхтывал, чмокал губами и без­адресно улыбался. Сообразив, что появление незнакомца кончилось миром и застолье будет продолжено, он суетливо полез в тумбочку за тарелкой и стаканом. Локтем протер тарелку, дунул в граненый стакан. Однако гость отказался от вина:

— С удовольствием, но я за рулем...

В теплице женщина срезала для него отборные гвоздики.

— Значит, вот куда тебя занесло...— проговорил мужчина, недо­вольно оглядываясь на плохо прикрытую дверь.— А мальчики?

— Петька в Батумской мореходке,— нехотя ответила женщина.— А Доментиевичи пока что со мной.

— Могла бы хоть сообщить. Нехорошо так...

— А что сообщать? Своя голова на плечах. Всю жизнь по указке ходила. По правде, я и этой-то встрече не рада.

— Почему? Разве я тебе враг?

Женщина пожала плечами.

— Я так решила: мальчишки восьмилетку при мне окончат, а дальше сами решат. Захотят с мамкой — ладно, спасибо, нет — силой держать не стану.

Мужчина поднял упавший на грядку цветок.

— Сюда-то как попала?

— Меня этот устроил,— она кивнула в сторону дощатой выго­родки.— Строгий...

— И живешь здесь?

— В поселке, тут три километра... Для чего цветы понадоби­лись? — спросила она, видимо, не желая больше отвечать на рас­спросы.— Не беда ли какая?

— Дочку замуж выдаю.

— Уже? — ее губы тронула мимолетная улыбка.— Прыткая... Это которая же?—Опросила она погодя.— У тебя ведь двойняшки.

— Лиа,— ответил мужчина.— Приезжай на свадьбу.

Женщина покачала головой и с ножницами в руке перешла к другой грядке.

— Мать еще жива? — наклонившись и словно пряча лицо, спро­сила она.

— Представь себе...

— Не отмучилась, значит... А с домом что будет?

— Об этом раньше надо было думать.

— А что? — женщина выпрямилась и посмотрела на срезанные цветы.— Я сестрице твоей говорила, она ничего. Небось сразу при­кинула, за сколько продать. Да кто его купит — в горах, вдали от города...

— Так там все и бросила?

— Так и бросила. Дом большой. Летучим мышам раздолье...

Дверь из комнаты приоткрылась, и старик в выцветшей гимна­стерке вышел на лесенку.

Женщина обернулась к старику и замахала руками.

— Уходи! Уходи отсюда!

Старик смущенно засмеялся и ушел, пошатываясь и бормоча что- то под нос.

— Мой велел бесплатно тебе цветов нарезать. Если пьяненький начнет деньги клянчить, не давай...

Они прощались у калитки. Разговор сам собой иссяк, но женщи­на все не отдавала огромный букет, багряно отсвечивавший на ее лице.

— У тебя новая машина..выйдя на шоссе, рассеянно замети­ла она.

— Да... Садись, поедем к тебе, покажешь, как устроилась. На ребят взгляну. На свадьбу их повезу, черт возьми! Двоюродные бра­тья как-никак...

— Не надо, Джано. Честное слово, я не готова, и они какие-то растерянные на новом месте, жалкие. Дай обжиться.

— Пока обживешься, мальчишки совсем отвыкнут.

— Ничего, припечет —ты теперь знаешь, где нас найти,

— Если ты и отсюда не сорвешься.

— Да куда уж мне, пороха не хватит... Я тогда уехать думала, а потом передумала...— словно объясняя или оправдываясь в чем-то, проговорила женщина.— Здесь жизнь легче, зима теплее. И сыновь­ям не чужбина. Ты поддержка, если что, когда подрастут, да и тетки тоже. Разве не так?.. А старик что? По мне и лучше, что он старик...— Она отвернулась, опять пряча лицо, и через окно заглянула в мок­нущий под дождем автомобиль.— О-ой, как у тебя гам красиво! Чех­лы бар>хатные... В такой посидеть и то приятно. Счастливчик! Видно, твои дела идут хорошо.

— Ничего. Я теперь в виноделах.

— Что ты говоришь?.. Почему, Джано?

— Не знаю. Устал. Старею, наверное.

— Да, время летит...

То, что предшествовало этой встрече, случилось тремя годами раньше Строго говоря, началось все это еще раньше, даже намного раньше, ибо в человеческой жизни прошлое и настоящее нерастор­жимы, настоящее прорастает в прошлом, несет его в себе, и, может статься, правы те, кто считает, что прошлого вообще не существует, есть только одно настоящее, а, стало быть, рассказ о любом человеке начинается с первого дня его земного существования, если не рань­ше... Поскольку наш рассказ о людях не первой молодости (среди них встретятся и пожилые, и старые), нам пришлось бы изрядно углуб­ляться. Но попробуем обойтись без раскопок. Вернем вспять всего- навсего три августовских дня 1979 года.