Листопад

Маковеев деланно улыбнулся:

- Глупенькая, так это ж было на работе... Тем более, такое дело случилось! Надо же подумать - утопили трактор!..

- Но Костя в этом не повинен. Человек чуть жизнью не поплатился!..

- Дался тебе этот Костя!.. - с досадой бросил Маковеев. - Кто он тебе - сват, брат?..

- Я уже говорила: Костя мой друг. Понятно? Вот и пекусь за него!..

- Зря так близко принимаешь к сердцу, - старался загладить свою оплошность Маковеев. - Учти, нервные клетки не восстанавливаются. Будешь сердиться - скоро состаришься.

- Будто и на самом деле пожалел. А вот в прошлый раз об этом не подумал. А я теперь отцу не могу в глаза смотреть. Из-за тебя завралась совсем.

- Милая Наташа, - голос был ласков, нежен. - Ты достаточно выросла, чтобы распоряжаться собой. Слово "отец" - для тебя уже прошлое. Недаром наша молодежь называет своих родителей предками. Отец и мать - это "только смутное видение миров далеких и глухих..." - говорил Блок. Взрослый человек не должен испытывать гнета. Он рожден для свободы. Ты вдумайся в глубокий смысл этого слова. Ты вольна делать все, что пожелает твоя душа. И эти "нельзя" и "неприлично" выбрасывай на свалку. Слова отжившие...

Наташа уже не обижалась на Маковеева. Но она не соглашалась с ним полностью. Почему-то ей хотелось сейчас слушать его и слушать. Может, потому, что эти слова были о ней. Или она соскучилась по нему, и все, что переживала до этого, стало для нее ненужным - важно, что был рядом он, и только он...

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

1

После того как Корноухого потревожили люди у Черного озера, он поселился в Гнилом урочище.

Трудные были для него дни... Долго выл в ту ночь старый волк, оставшись без семьи, глядя на мутные проплывающие облака. Голос был тосклив и протяжен. Звал он волчицу и своих детенышей.

Похудевший, обессиленный, ходил Корноухий по лесу. Даже мышь и та не давалась, ускользала под снег. Требовалась сноровка, быстрота, а он с годами терял ее. Больше отлеживался, зарывшись в сугроб под каким-либо деревом.

Когда стали укорачиваться ночи, а дни прибывать, Корноухий ожил, ободрился и снова начал бегать по лесу, задрав кверху морду. Искал себе новую подругу. И старому впору была волчья свадьба. Но напрасно старался Корноухий. Не по вкусу приходился невестам.

Однажды он выбрался из глубокого оврага и побрел по поляне. Долго на высоком холме слушал ночь. Кругом глухая тишина. Корноухий поднял голову и завыл, осторожно и отрывисто, но не тоскливо, а зовуще.

Откуда-то из чащи донесся ответный зов. Корноухий сорвался с места и через овраг опрометью бросился вперед. Углубляясь в березовую рощу, приостановился и снова подал голос. Издали отозвались. Теперь уже Корноухий бежал наверняка.

Звери встретились на болоте. Корноухий деловито обнюхал волчицу и в знак одобрения помахал облезлым хвостом.

Поджарая, с гладкой короткой шерстью и по-волчьи красивая, она косо осмотрела его. Кто знает, что она нашла в нем плохого, только рыкнула грозно, отпрянула в сторону и, не оглядываясь, затрусила по болоту.

Опять Корноухий один... По целым дням он нежился у ручья, положив вытянутую голову на передние лапы. Сквозь деревья сеялся солнечный свет. Ничто не тревожило волка. Невзгоды остались позади. Наступили теплые мартовские дни.

Тишина и покой вокруг. Только в кустарниках, цепляясь за корни, позванивала вода да где-то в небе подавал голос одинокий сарыч.

2

Грязен и неуклюж стал Корноухий. Запах псины растекался над логовом. Днями лежал он, прикрыв глаза. Мухи роем кружились над ним, назойливо гнездились в уголках приоткрытой пасти.

Лишь голод поднимал волка. Заросшим оврагом, через разлапистые папоротники, нежно гладившие его брюхо, он неторопливо пробирался в поисках поживы.

Везло в последние дни Корноухому. То он вынюхивал на гнездах кополух, то в еловых крепях догонял линяющего бородача глухаря, то нападал на заячий выводок...

Но это была просто удача... У небольшого озерца он натолкнулся на одинокого лосенка, случаем спасшегося в ту бурную ночь ледохода... Лосенок ощипывал нижние ветки молоденькой осинки. Волк зарычал. Ярость и предвкушение удовольствия придали ему сил. Оскалив зубы, он в один миг перескочил семейку распушенной молодой шелюги и с ходу вцепился в шею лосенка. Но тут случилось неожиданное. Сильный удар копыта оглушил Корноухого, и он, перевернувшись в воздухе, бултыхнулся в озеро. Хватив изрядно воды, вынырнул и со страхом поплыл к противоположному берегу.

Когда выбрался на травянистый склон, то увидел волчицу, точно такую же поджарую, что встретил зимой на болоте. Поджав хвост, Корноухий хотел пробежать мимо, но волчица нагнала его и понюхала. Он остановился, подошел поближе и замер. Волчица небрежно отвернулась и побежала от него.

Разбитый, поникший, Корноухий поплелся к логову.

3

Буян чувствовал, как нервничала лосиха. С тех пор как они благополучно выбрались из ледяного потока, он не смыкал глаз, наблюдал за ней, ухаживающей за больным лосенком. Лосенок простудился в реке. С каждым днем слабел. Лосиха его и лизала, и подталкивала мордой к вымени, но он лишь смотрел на нее своими прозрачными, грустными глазами, вытянув вперед ноги на мягкой подстилке, и тихонько мычал.

К вечеру следующего дня лосенок сдох.

Лосиха не подпускала к себе Буяна и ходила по лесу понурая. Рев ее призывно разносился по урочищам. Бока ее опали, заострились крестцы. Вымя распирало невысосанное молоко...

На рассвете лосиха набрела на небольшое озерцо. И только хотела сойти к воде напиться, как у молодой осинки увидела одинокого лосенка с белой звездочкой на лбу. Заговорило в ней материнское... В продолговатых грустных глазах вспыхнула надежда. Она в нерешительности сделала шаг, другой... И вдруг из-за шелюги метнулся Корноухий и, сбив лосенка с ног, вцепился ему в шею. Лосиха острым копытом ударила его. Волк оторвался от земли и плюхнулся в воду.

Лосенок поднялся с земли и, дрожа от только что пережитого страха, прижался к ногам лосихи. По его шее тонкими струйками стекала кровь.

Немного успокоившись, он толкнул мордой налитое вымя и, поймав соски, втянул в себя пахучее теплое молоко. Лосиха понюхала лосенка, начала шершавым языком зализывать израненную волчьими клыками шею.