Повести, очерки, публицистика (Том 3)

- Так дело было. На низу где-то разбило несколько барок с железом. Архип тогда водоливом ходил, и его баржи как раз к тому же месту . подходили. В газетах печатали о несчастье, да и припечатали много лишку. Насчитали "убитых" барок гораздо больше, чем их было. Архип под эту фирму и подвел дело. Дал хозяевам телеграмму, послал газеты, какие ему надо, а сам подговорил кой-кого да и продал железо. Потом подвел пустые баржи да и ухнул их в ту же кашу, где затопленные были. Разбил, значит. Разбирай потом, было тут железо или не было. Оттуда у Архипа и пароходы появились. А что он торговал пивом да вином, так это один отвод глаз.

Все, кому приходилось работать на Истомина, хорошо знали, куда вела его сермяга и лапти. Под этим прикрытием старик самым жестоким образом ужимал копейку и постоянно жаловался на свое "тяжелое житье-положение".

- Связало меня с пароходами, а какая от них корысть! Людей кормишь, а сам впроголодь живешь - и спасиба не жди.

С рабочими в затоне и с своими служащими на пароходах старик обращался ласково:

- Ну, как, ребятушки, работенка? Идет ли? - а сам глазами зырк-зырк, и углядит какую-нибудь оплошку: сейчас же "усовещивать" начнет.

- Это у тебя, парень, ровно бы не ладно. Почему так? Али чужую копейку не жалко. Хозяин, дескать, все стерпит. Ох, пожалеть его надо, хозяина-то! Он к тебе всей душой, а ты вон что. Пустяк, говоришь? Поправить можно? Вот и поправь. А за эту за порчу, - не обессудь уж, - заплатить причтется. Нельзя без этого, мил-человек.

Если рабочий будет возражать, старик тоже не повысит голоса.

- Ну, что же, ступай с богом. Без тебя жил... Авось, и дальше проживу, не понуждаюсь.

Бурый знал об этой прижимистости старика. Но не менее хорошо знал и другое. В городе старик вел себя совсем не так. Правда, и там он не расставался с своей сермягой и лаптями, зато представитель фирмы - его сын был поставлен совершенно в другие условия. Жил в просторном, хорошо обставленном доме на одном из видных мест города, совсем на барскую ногу, часто устраивал всякого рода празднества, имел великолепный выезд.

Бурый мог ожидать, что старик постарается и свою дочь поставить в такое же положение. К затее Бурого устроить в Нагорье мощное дачное место старик относился одобрительно. Одобрил и то, что Бурый по своей затее держится на городскую ногу.

Учел все это Бурый, взвесил и присватался к дочке пароходовладельца. Девица была из таких, о которых деревенские свахи осторожно говорят: "На личико она средненькая, зато хороших родителей и здоровая. Как клюковка, бог с ней, налилась. Смотреть любо". Старик отец в минуты недовольства говаривал своей разнаряжеяной дочери:

- Чистое ты чучело, Антонидка! На огород только поставить. Вся в мать покойницу вышла. Экая же краля была. О пасхе ее через платок поцелуешь, так до вознесения отплевываешься.

"Средненькая" красота краснолицей, белобрысой, жидковолосой, смолоду расплывшейся невесты долго останавливала и Бурого, но в конце концов истоминские капиталы перетянули. Бурый женился и... жестоко просчитался.

Старик не пожалел денег на свадебный шум, не поскупился на приданое женское тряпье, но денег не дал ни копейки.

- Умненько жить станете - сами наживете.

Надежда получить наследство тоже не оправдалась. После Октябрьской революции и гражданской войны даже в ближайших к Нагорью деревнях осталось лишь туманное и какое-то очень далекое воспоминание о деревенском богачепароходовладельце.

- Точно, был такой... а куда он потом делся - не знаю. Убежал, может быть, а то и умер. Старик ведь. Давно такому по годам пора в могилу. Пароход один у красных был, и теперь он ходит по дачной линии в верхнем плесе. Другие два, которые у белых были, сгорели. Это, когда они из города отступали, так флот речной жгли. Нефть в реку выпустили. Мост еще тогда подорвали... Одним словом, поминки себе справили... Мельница у старика была, так она за риком теперь. Только это пустяковое дело. От скуки, что ли, держал старик эту мельницу. Маломальская мельниченка. Ничего по- настоящему не осталось.

Когда такие разговоры велись при Буром, он их неизменно поддерживал:

- Чему и остаться, коли все деньги в пароходах были, - а сам думал: "Оставил старый чорт наследьице... Куда бы только сбросить... Никто не подберет".

"Наследьице", действительно, было не из важных. Безобразие жены и то, что она к тридцати годам превратилась в пыхтящую пирамидку из трех шариков разного размера, было еще вполгоря. Хуже, что она отличалась необыкновенной страстью к нарядам, и каждому встречному готова была сказать: "А у моего тятеньки свои пароходы были".

Бурый, случалось, бил ее за такое непонимание своего настоящего положения, но это мало помогало. Стоило кому-нибудь из городских заехать в Нагорье, как Антонина Архиповна нарядится и уж как-нибудь ввернет заветное словечко: "Тятенька у меня пароходы содержал. Слыхали, может быть, истоминские?"

III

Уводя своих гостей от неприятных разговоров на улице, Бурый не знал, как ему быть дальше.

"Выпалит дура про пароходы при таком вот, - думал он о Преснецове. Сплавить бы колоду куда-нибудь".

Чтобы выиграть время. Бурый предложил приезжим осмотреть свое хозяйство. Рассчитывал показать, какой он "культурный хозяин" и как "помогает советской власти".

Удачи, однако, и здесь не вышло. Приезжие, видимо, мало знали сельское хозяйство и в самых чувствительных местах разглагольствований Бурого безразлично поддакивали.

"Пропал заряд", - решил про себя Бурый. Вороная, белоногая красавица Стрелка тоже не произвела должного впечатления. Оживился лишь "немец", который заговорил на самом чистом русском языке.

- Такую на Московском ипподроме выпустить не стыдно. Картинка! Кто наезжал? Откуда вы умеете? С секундомером? Сколько дает? Без сбоев?

Старик инженер даже удивился:

- У вас-то это откуда, Валентин Макарович, интерес этот, а?

- Люблю, знаете, Платон Андреевич. Предпочитаю, этот вид спорта всем остальным.

- Вот я и спрашиваю, откуда это, а? Инженер строитель, и вдруг секундомер, сбои и прочие штучки? В кавалерии были или в тотошке, а? пристрастье имеете?