Слияние вод

- Этот роман снотворнее любых лекарств! - звонко сказала дочка, поднимая книгу.

- А ну замолчи! - цыкнул надувшийся Рустам. - Только мне и думать о романах. Доведешь до того, что выдам тебя замуж за первого, кто в калитку стукнет.

Першан сделала капризную гримаску: как же, напугал, мол, а с веранды послышался ровный, невозмутимый голос Салмана:

- Кого, дядюшка, собрался выдавать замуж за первого встречного?

- Да вот эту озорницу... Заходи, заходи.

Отвешивая на ходу поклоны, Салман вошел, мгновенно угадал, что хозяин искал взглядом, - подал Рустаму трубку с кисетом и спичками.

- Кажется, дела помаленечку налаживаются? - спросил хозяин, окутавшись завесой синего дыма.

- Налаживаются? Не то слово, дядя Рустам: все идет своим порядком. Через три дня закончим посевную. Если такой темп выдержим до осени, то твой портрет появится в "Правде".

Деловые разговоры Першан наскучили, и она с недовольным лицом ушла в свою комнату,

- Я работаю не для почета, не для награды, - решительно возразил Рустам, и в этом случае он сказал чистейшую правду.

Хозяйственные планы перевыполним по меньшей мере вдвое, построим дивный Дом культуры, проведем электричество, вот и пятиконечная Золотая Звезда! - не унимался Салман.

- Как дела с фундаментом? - оборвал Рустам.

Салман раскрыл полевую сумку, висевшую через плечо, вытащил пачку накладных и квитанций.

- Подпишите-ка перечисление на тридцать тысяч. Вагоны я уже получил, дня через два привезем камень для фундамента Дома культуры. Но если б вы, дядюшка, знали, как я умаялся, выклянчивая вагоны! Скольким дверям пришлось петли маслом смазывать!

- Каким маслом? - Рустам не понял.

- А вот эдаким. - И Салман, хихикнув, сделал вид, что растирает что-то между большим и указательным пальцами.

Председатель нахмурился.

- Помалкивал бы, а то растопят это масло и тебе же вольют в глотку.

Салман беззаботно усмехнулся.

- Не тревожьтесь, свое дело знаю: одного угощу дорогими папиросами, другому первым низко поклонюсь, о здравии супруги и деток спрошу, третьего приглашу к себе на чай. Ничего не поделаешь! - Он пожал плечами. - К каждому свой подход.

В дверь осторожно постучали, и в комнату бочком пробрался Ярмамед.

- О ферме пришел напомнить, - сказал он.

- Н-да, ферма причинит нам немало бед, - поддержал Салман. - Боюсь, что это отродье тетушки Телли вовсю пользуется колхозным добром. Представьте, киши, и я и сестра работаем, но такого, как они, позволить себе не можем. Несомненно, жрут всей оравой колхозных овец. Да еще новый дом затеяли строить. Тут что-то нечисто, клянусь! Зря мы тогда отложили ревизию...

- Зря-то - зря, - Рустам говорил медленно, обдумывая каждое слово, - а теперь надо и Ширзада спросить.

И Ярмамед и Салман опешили от неожиданности.

- Как-никак он секретарь парторганизации, - продолжал Рустам, - пусть и возглавит ревизионную комиссию.

- Ширзад внизу, - вытянув шею, сообщил Ярмамед. - Позвать?

Зачем сюда явился Ширзад? Ярмамед не знал, видел только, когда проходил по двору, как Майя, Першам и Гызетар вместе с Ширзадом что-то чертили на земле, будто собирались строить дом или сарай.

- Пойдем посмотрим, что они там задумали, - предложил Рустам и вышел на веранду.

В самом деле, Ширзад, Майя и Гызетар вбивали в землю колышки, натягивали веревки, мерили шагами расстояние между ними.

- Эй, партком! - окликнул Рустам, перегнувшись через перила. - С нашей фермы опять попахивает дымком, а дыма без огня не бывает. Хотим ревизию устроить. Как ты на это смотришь?

Ширзад вытер тыльной стороною руки пот со лба, подумал и твердо сказал:

- Керем вполне порядочный человек, за него ручаюсь. Проверять, конечно, надо и честных работников. Только не стоит заранее, до ревизии, бросать тень на людей, нетактично как-то.

Рустам ответил, что если тетушка Телли непрерывно разводит демагогию, строчит доносы, то вполне вероятно, что и сынок ее пошел по той же дорожке, вся семейка с изъяном, пусть Ширзад посмотрит заявление чабанов.

Оказалось, что Ширзад уже прочитал заявление, почерк измененный, нарочито безграмотный, корявый, имена вымышленные, - таких чабанов в колхозе нет. Самая настоящая анонимка.

- Мы подозрительностью не страдаем, это всем известно, - спокойно заметил Салман, - Но и брать кого-то заранее под свое покровительство тоже не полагается. Странно: чтобы ни сделали Телли и ее сын, ты обязательно берешь их под защиту.

Эти слова, как и предполагал Салман, рассеяли все сомнения Рустама,

- Убежден, что у Керема рука нечиста. Немедленно посылай ревизию. Кого бы? Немого Гусейна, Ярмамеда, ну и кого-нибудь из рядовых колхозников... Действуй! - отрывисто приказал он Салману, спустился с веранды и сурово спросил Майю, что они здесь копают.

Майя вспыхнула и дрожащим от волнения голосом рассказала, что комсомольцы решили в каждом дворе за лето построить кухню, баню и уборную. Это будет "комсомольский поход за культуру"; вот они сейчас и прикидывают на глазок, как быстрее и выгоднее строить.

- А приличие уже не считается у вас культурой? - спросил Рустам. - Мне комсомольские субботники здесь не нужны. Сам знаю, что на своем дворе строить.

Побледнев, Майя бросила на землю лопату, круто повернулась и ушла в сад.

А Першан почему-то во всем обвинила Ширзада.

- Гордость тебя распирает, вот ты и настраиваешь против нас отца!

Лишь на плоском лице Салмана цвела торжествующая улыбка.

10

Как ни крепилась Майя, как ни старалась казаться веселой, а от проницательного взгляда Сакины не укрылись ее страдания.

Майя старалась уходить на работу пораньше, возвращалась с сумерками, бродила пешком по полям до изнеможения, придумывала себе дополнительные дела в управлении, а горе шло за ней по пятам, ни на миг не отпускало. Пока Майя была среди людей, в садах, на зеленеющих хлопковых полях, у арыков, она забывала свою беду, но стоило ей остаться одной в комнате, как сердце сжималось от ноющей боли.

Время - лучший лекарь, так говорили в старину. Но не каждому даже время может принести успокоение.

"Да в чем же я виновата? - спрашивала она себя, ложась в кровать и обнимая подушку Гараша.

Через минуту поняв, что все равно не уснуть, она вскакивала, ходила по комнате, стояла у окна, снова ложилась. Все в комнате - и зеркало, и цветы в вазе, и полусгоревшие свечи в медном подсвечнике - напоминало ей о той первой ночи, когда, полная смутных надежд, она сказала себе: "Здесь ты станешь счастливой с мужем!"

Часто Майя уговаривала себя, что сама придумала все эти страдания и мучения, обычная женская взвинченность, муж день и ночь в поле, все трактористы живут и трудятся точно так же, как ее Гараш. Мало ли что бывает - устал, изнервничался, может, неприятности в МТС, - вот и нагрубил, обошелся с женою небрежно. Нельзя все так близко принимать к сердцу! И следующей весною Гараш так же, как остальные трактористы, опять станет кочевать по степи, спать не в мягкой супружеской кровати, а на жестких топчанах, а то и прямо в борозде...

Босая, в ночной рубашке, Майя подошла к окну, прислушалась к деревенской тишине, сердце ее билось короткими тяжелыми ударами, жадно она ловила малейший шорох, ждала, что вот-вот стукнет в дверь и появится на пороге Гараш. Ведь он так давно не ночевал дома, иногда лишь утром прибегал взять еду, небрежно, торопливо разговаривал с женой и исчезал: "В переулке грузовик ждет!..."

В деревне многие заметили эти затянувшиеся отлучки Гараша, шушукались, перешептывались, покачивали головами, И Майя понимала, что такое странное положение бесконечно продолжаться не может, наступит же какой-то конец!

Но ведь была же у них любовь, была!... Майе любовь представлялась лучезарной звездою, рожденной в груди человека, звездою чистой, как вода горного родника, и сияние этой звезды не угасало вечно!

Майя знала, что бывает порой: девушка и юноша с первой же встречи влюбляются до безумия, а через два-три месяца семейной жизни охладевают, ссорятся. Но это грубые, толстокожие люди. Какой же с них спрос? В таких семьях муж и жена ни в чем не уступают друг другу, не щадят друг друга, из-за каждой мелочи спорят, скандалят и так хоронят свою любовь. А без любви и семья распадается.