Узлы

Что там шепчет Сима в ухо этой невозмутимой женщине?

Сима была суеверна, хоть и скрывала это. В том, что случилось с Васифом, ей почудилось возмездие. Не зря говорят старики, что змеи бывают мстительными. Это она, Сима, дразнила Васифа своими насмешками на воскреснике, когда напоролись в земле на валун. Не задень она тогда его мужской гордости, он не полез бы разорять змеиную нору. И вот теперь... Конечно, она виновата. Сколько раз говорила ей мать: язык твой - враг твой. Ну, зачем она тогда...

В больнице Симе сказали, что укус не опасен, так как вовремя приняты меры. Что девушка с буровой оказалась молодцом - отсосала яд. И что геолог их скоро поправится. Удрученная Сима молча выслушала дежурного врача. Не хотелось даже признаться, что она и есть та самая "девушка с буровой".

Сдав халат вахтерше, она прямо из больницы позвонила на буровую. Отозвался Акоп, - видно, не отходил от телефона.

- Все хорошо. Скоро выйдет! - прокричала Сима в попискивающую трубку. А как у вас?

- Нефть пошла! Пошла нефть! - услышала она голос Тазабея. - Возвращайся скорее, увидишь! Алло! Алло!

Не ответила. Повесила трубку на рычажок, вышла из больницы и присела на ступеньке. Никуда идти не хотелось. Никого видеть не хотелось.

На буровой ликовали - и больше всех Тазабей.

- Ур-рр-ра! Слава этой земле! - кричал он, размахивая безрукавкой, как флагом.

- Гёзюн айдын!* - по традиции отозвался старый нефтяник.

______________ * Пусть в глазах ваших поселится радость (поздравление).

Тазабей, сверкая улыбкой, макнул в нефть руку, измазал себе лицо, жирным черным мазком вывел усы до самых ушей и бросился целовать Акопа.

- А ну отведай и ты вкус нефти! - обернулся Акоп к Мустафе.

Озорные эти поцелуи пошли по цепочке, пока лица всех участников радостного события не оказались перепачканными нефтью.

Не заметили, как подъехала машина с Амирзаде и Балаханом. Но даже присутствие начальства не внесло холодка официальности в праздничную суматоху. Амирзаде крепко пожал руку каждому и напоследок облапил Мустафу длинными, как клешни, руками.

- Смотри, дорогой мой, чтоб не меньше сорока пяти тонн в сутки!

- Даже, пожалуй, побольше, - солидно кивнул Балахан. Он держался в стороне, явно опасаясь за свой светлый костюм.

Со всех сторон бежали к буровой колхозники, изумленно цокали, покачивая мохнатыми папахами.

- Техника! Ни одна капля нефти не пропадет.

Акоп приветственно вскидывал руку, будто обтянутую коричневой перчаткой.

- Нет дошаба прозрачней и слаще, чем приготовленный из бакинского шаны. Вот и нефть эта... Слушай, друг! - Он поманил пальцем Мустафу. - Смотри, нефть отливает зеленью. Добрый признак! Не первую нефть берем здесь, но, поверь мне, шестая прославит на весь мир эти забытые богом места, как когда-то сорок пятая локбатанская.

Пожилой рабочий между тем теребил Тазабея:

- Ну? Где твой обещанный шашлык? Или ты словами привык угощать?

- Сейчас, сейчас! Будет шашлык, не сомневайся.

Сконфуженный Тазабей бросился в толпу колхозников искать отца.

Отец сидел на траве, попыхивая трубкой, меж колен его был зажат глиняный кувшин.

- Отец! Вот товарищи. - Тазабей подтолкнул вперед пожилого рабочего, у которого даже лысина была перепачкана нефтью. - Ты обещал, помнишь? Если будет нефть... шашлык...

Пастух поднялся, погрозил сыну пальцем:

- Если это в мой огород камешек, то я давно свое дело сделал. Еще когда первая нефть пошла.

- Э-э, отец! Чем больше праздников, тем лучше.

- Правильно говоришь. Побольше добрых товарищей, а шашлык... Слава аллаху, вон сколько баранов бегает. Я вам тут айран прихватил. В такую жару нет ничего лучше. Усталость как рукой снимет.

Старика окружили с кружками, банками, стаканами. Пили жадно, просили еще, прохладные струйки стекали по небритым, измазанным нефтью подбородкам. И даже Амирзаде протянул старику пустую кружку.

Багровый диск солнца устало присел на выступ раскаленного холма и, выдохнув последний жар, скользнул за кромку горизонта, как золотой в щель копилки.

Расходились колхозники, оживленно обсуждая событие, стараясь предугадать, что последует за вводом в строй остальных разведывательных скважин.

- Это очень хорошо, - высказался молчавший до сих пор весовщик из ближайшего колхоза. - А все же есть одно "но"...

Толпившиеся рядом примолкли, тесней окружили глубокомысленно замолчавшего весовщика. Убедившись, что полностью завладел вниманием земляков, весовщик изрек главное:

- Сдается мне, вытеснит нефть наш хлопок. Подожмут поля, сократят посевы, а там, смотришь, у самых домов наших понатыкают эти самые буровые.

- Пустяки говоришь, - вмешался старый чабан, - я сам тоже так думал. А теперь вижу: черному золоту свое место, белому - свое. И то и другое нужно государству. И еще я скажу, не по возрасту судить надо о мудрости. Вот в молодости мы здесь воду искали, колодцы рыли, не сосчитать. Спроси меня: нашли хоть глоток пресной воды? А вот твои сверстники целый клад открыли. Я бы каждому, кто сегодня нефть доставал, столько золота отвалил, сколько весит человек. Спасибо всем вам. И тебе, Тазабей, отцовское мое спасибо. И геологу Васифу... Уж кто-кто, я знаю, сколько труда он на это дело положил.

Старик поклонился нефтяникам, прижимая к впалому животу пустой кувшин. Тазабей взял у отца кувшин и обнял старика под одобрительные улыбки товарищей.

В стороне нетерпеливо просигналила машина.

- Скоро вы там? - прокричал Балахан. - Пора!

Узнав, что Мустафа с Амирзаде собираются еще навестить Васифа, старый чабан попросил прихватить и его. В нерешительности повертел кувшин да так и втиснулся с ним на заднее сиденье.

- Акоп... Куда делся Акоп? - уже на полпути к машине спохватился Амирзаде.

- Только что... - начал было Тазабей и осекся. - Вон он, у подъемника, - закончил он вполголоса.

Акоп спал прямо на земле, положив под голову какую-то ветошь.

Пакиза узнала о случившемся на следующий день. В телефоне давно попискивали гудки отбоя, а она все не могла оторваться от трубки. Стояла ни жива ни мертва, мысленно прикидывая время до поезда.

В такси, по дороге к вокзалу, она сказала шоферу: