Повести, очерки, публицистика (Том 3)

Получив должный отпор, осаждающие переходят к "дипломатическим" переговорам, сначала у вагонов, потом у площадок.

- Может, братцы, кому недалеко? Потеснились бы!

- Видишь - шестеро.

- Выпили бы по стекляшке. Пользительно на морозе...

Из-за пазухи достается самый действительный железнодорожный билет колчаковского времени - бутылка с красной головкой.

Прозрачная жидкость искрится на солнце. Руки стоящих на площадке, как по команде, вытирают усы. У каждого в голове одно: "Глотнуть бы :- сразу теплее станет". Один из спекулянтов равнодушным тоном осведомляется:

- Тебе докудова?

- До Новь-Николаевска только...

- А до его сутки,- вздыхает спекулянт.

- На ступеньку, может, пустим? - спрашивает другой.

- Нельзя. Охрана всех снимет. Скажет - беспорядок.

- Как же, братцы, не выйдет, знать, дело? - спрашивает еще раз человек с бутылкой и прячет ее за пазуху.

- Возьми керенку.

- Не. Непродажная.

- Две возьмешь?

"Дипломат" резко мотает длинными ушами заячьей шапки и направляется к вокзалу.

Крики и беготня стихли. Все забились в вокзал, в тепло. Поезд будет стоять не один час. Но пассажиру-одиночке сбегать погреться нельзя. Вещи вышвырнут, место продадут. За бутылку, за две.

Надо держаться, пока можешь.

Холодно...

И куда это только едут?

НА ВОЛЧЬЕМ ПОЛОЖЕНИИ

Маленький бритый человек в синих очках притулился в середине площадки, между двумя мордастыми спекулянтами.

Поверх городской шубейки надет огромный, с чужого плеча, бараний тулуп с "саксачьим" воротником. "Семифунтовые казанские с крапинками" надежно защищают ноги от холода. Теплая на меховой подкладке шапка-ушанка.

А все-таки, видно, перемерз. Кашляет. Надрывно, подолгу, до холодного поту. Беспокойно возится. Руки тянутся к пояснице, где расползлась окопная язва.

Высокий спекулянт в дохе из дикого козла ворчит:

- Умирать которым пора, а тоже за товаром ползут.

Рыжебородый толстяк, стоящий вторым с краю площадки, поддерживает своего приятеля:

- Вон у меня тоже сидит какой-то... Не шевелится. Замерз, поди, а место занимает.

- Столкнуть когда, -отзывается козья доха.

- Само собой. Куда мерзляков возить. Только я это к тому... Бутылку давеча упустили...

Бритого человека мучительно бьет кашель. Жгуче саднит поясница и плечи. В голове одна мысль - попасть в тепло, в баню.

Куда ехать?

В кармане случайно купленный в Татарске у какого-то полузамерзшего неудачника-спекулянта билет до Иркутска.

Но ехать туда незачем.

Есть и другое удостоверение: на имя Кирибаева - торгового агента по закупке товаров для кооператива. Удостоверение хорошее. Напечатано на машинке. Номер, печать с двумя руками, три подписи. Только полагаться на него все-таки нельзя. Подписи плохо сделаны. Да и мало одного удостоверения. Опыт показал.

В Омске Кирибаев пытался с этим документом остановиться поискать своих, - так еле выбрался.

Пришлось ехать дальше.

В Татарске не пустили ни в гостиницы, ни на постоялый двор. Из-за кашля: "Умрешь, а тут возись!"

Дальше надо куда-то.

Совсем неожиданно показалось белое каменное здание вокзала. Отчетливо бросилась в глаза надпись: Барабинск.

Ни одного замерзшего окна.

Вот где погреться!

Скрючившийся на краю площадки человек, которого спекулянты считали уже мертвым, вдруг спрыгнул со ступеньки и как-то по-заячьи побежал мимо здания вокзала.

У площадки началась обычная битва.

"Попробую здесь", - решил Кирибаев и полез к выходу.

Сжали до боли в груди, но быстро выбросили на снег.

Теперь в тепло!

Задыхаясь от приступов кашля, Кирибаев побежал к вокзалу, который глазасто уставился на солнце.

В здании оказалось просторно, грязно и... холодно. Окна не замерзли потому, что с начала зимы вокзал не топили. Не было угля.

Железнодорожники пользовались будкой-водогрейкой, но туда попасть постороннему человеку было невозможно.

- Надо итти в город.

ЗА ТЕПЛОМ

Барабинск в сущности не город, а железнодорожный поселок. Расстояния пустяковые. Бани общественной нет. Гостиница одна. Две школы, три кооператива. Видимо, конкурировавшие тогда "маслоделы" - "Закупсбыт" - и "Сибсоюз".

- Чуть не дерутся за покупателя

- А гостиница - вон она. Из дробовика добыть можно. Полно там офицера.

Все это Кирибаев узнал от словоохотливого старичонки, который стоял у лошади, выжидая, чем кончится попытка его сына попасть в поезд.

Парню "помогали садиться" двое специально привезенных мужиков, но ничего все-таки не вышло.

- Пропал билет... язви их!

Подошли возбужденные, с матерками, перекорами. Двое "помогавших" стали надевать тулупы. Кирибаев зашагал к гостинице.

Низенькое, длинное, вымазанное глиной здание с обледеневшими окнами. Оборванная обивка двери. У входа желтые дыры в белом снегу.

Долго кашлял перед входом. Готовился, чтобы не отказали, как в Татарске. Потянул ручку. Обдало промозглым туманом плохо топленого помещения и пивным перегаром. Захватило в припадке кашля.

Выбежала старуха.

- Есть комната?

- Вам надолго?

- Не знаю, как придется.

- У нас на время больше берут. Двадцать рублей. За простыни особо. Постоянных жильцов не держим. С хозяином в случае поговорите...

В узкий просвет коридора видна спина в "американской форме".

Тренькает гитара. Визжит женщина. Пьяный мужской голос выводит:

За-ла-туую па-ставлю кра-а-вать...

Кирибаев сплюнул и хлопнул дверью. Старуха что-то кричит вслед. Куда итти?

"В маленьких домишках, пожалуй, пустят, только ведь подведешь. К доктору разве? Может быть, в больницу положат. Есть же какая-нибудь. А документы?"

На этой мысли Кирибаев махнул рукой и пошел к ближайшему дому. Из ворот как раз вышла женщина с ведрами.

Из разговора узнал, что в Барабинске искать ночлега и какой-нибудь квартиры безнадежно. Городишко переполнен.

- Да вы что? Езжайте до Каинска. Самое это спокойное место. Скоро первый поезд по ветке пойдет.

- А далеко?

- Недалечко же. Двенадцать верст. Поезд три раза в день ходит.

- Билет достать трудно?