Сачлы (Книга 2)

"Что же будем обсуждать?" - думал он, листая свой рабочий блокнот с записями, обращая внимание на фразы, густо подчеркнутые красным карандашом: "Сельскохозяйственные работы", "Уборка урожая", "Вопросы просвещения", "Строительство дорог", "Строительство школ", "Благоустройство деревень", "Здравоохранение", "Проблема кадров (специалисты)", "Работа комсомольских организаций", "Обучение молодежи", "Отправка молодежи на учебу в высшую школу", "Открытие в райцентре хозяйственного техникума", "Расширение телефонной сети", "Снабжение деревень книгами и газетами", "Ликвидация банды Зюльмата"...

Эта фраза была подчеркнута дважды, рядом стоял большой восклицательный знак.

Демиров распечатал новую коробку папирос, закурил. По кабинету поплыл голубоватый дым. Задумался. Затем опять принялся листать блокнот.

"Собрать работников милиции, побеседовать с ними. Повести решительную борьбу со взяточничеством..."

Взял чистый лист бумаги, написал:

"1. Сельскохозяйственные работы...

2. Вопросы просвещения.

3. Ликвидация банды Зюльмата".

Позвонил. Вызвал заведующего отделом Мирзоева, протянул листок:

- Отдайте отпечатать, это повестка дня бюро.

- Есть, товарищ Демиров. Только не маловато ли вопросов? - спросил Мирзоев.

- Нет, - твердо сказал Демиров и зажег погасшую папиросу - Этого достаточно.

- Я вот почему... - неуверенно начал Мирзоев.-За время вашего отсутствия накопилось много дел. Есть новые постановления и решения Центрального Комитета. Нехорошо, если мы задержим их обсуждение.

- Решения Центрального Комитета следует не только обсуждать - их надо прежде всего выполнять, - спокойно сказал Демиров.

- И все-таки было бы неплохо вкратце ознакомить на бюро товарищей... Так всегда было.

Демиров достал из ящика стола папку:

- Всё - здесь. Но мы для этого соберемся особо. А сейчас потрудитесь отпечатать повестку дня.

Мирзоев смешался, даже покраснел, сказал виновато:

- Я хочу, чтобы у нас документы не скапливались...

- Даю вам слово, это нам не угрожает, - улыбнувшись, ответил Демиров и добавил: - Конечно, лишь при условии, если каждый из нас будет быстро и добросовестно исполнять порученное ему дело. Вам кажется, что три вопроса мало? Уверяю вас, если мы хорошо их подготовим, то и результаты получим хорошие. Главное - результаты.

- Да, особенно с этим Зюльматом... - вставил Мирзоев.

- Все три вопроса очень важные, жизненно важные. Вот и обсудим их. У вас еще есть что-нибудь?

- Товарищ Демиров, с утра поступило несколько телеграмм.

- Принесите их, пожалуйста.

Мирзоев вышел, передал машинистке повестку дня и вернулся в кабинет Демирова с телеграммами. Тот начал просматривать их, комментируя вслух:

- Так, это из Центрального Комитета - относительно осеннего сева... Наркомпрос тоже не забывает нас, интересуется положением с учительскими кадрами и как идет подготовка к учебному году... А это что?.. Из статистического управления... Это?... Баку интересуется, почему наш райпотребсоюз тянет с составлением баланса, просит нашего содействия. Вот так-так!... Удивительно!.. Выходит, это Нейматуллаев голову мне вчера морочил?... Вот так акробат, фокусник! Ажурный баланс...

- У него натура такая, товарищ Демиров, - пояснил Мирзоев.

- Плохая натура. Плохо вы его учили здесь.

- Это он всех нас учил, давал уроки... Учил и учит...

- Какие уроки?.. По балансу?..

- Нет, по тому, как горлом брать и зубы заговаривать.

- Почему же вы позволяли? Лично вы, товарищ Мирзоев...

- Что я мог сделать? Я - человек маленький...

- Маленький человек... - Демиров на мгновение задумался. - Неприятные слова. Вам не кажется?.. - Не дожидаясь ответа, продолжал: - Вот телеграмма из Центрального Комитета комсомола, о политучебе комсомольцев... Этот вопрос тоже надо вынести на обсуждение предстоящего бюро. Сделайте, пожалуйста, исправление в повестке дня. И вызовите ко мне нашего комсомольского вожака. Илдырымзаде. Побеседуем с ним.

Он вышел из-за стола, прошелся по кабинету.

Приоткрылась дверь, бесшумно, как тень, вошел Сары.

- Что тебе, кто там еще? - спросил Демиров.

- Вас хочет видеть Худакерем Мешинов.

Секретарь обернулся к Сары:

- Пусть подождет немного.

Сары вышел в приемную, показал рукой на ряд стульев у стены, сказал с достоинством:

- Присаживайтесь, пожалуйста, товарищ Мешинов. Худакерем порывисто сунул руки в карманы галифе, сверкнул глазами на юношу:

- Долго это протянется, дорогой?

Сары в ответ только пожал плечами. Мешинов начал наливаться гневом:

- Ты что - тоже зафорсил?

Он, не вынимая рук из карманов, направился к двери кабинета, намереваясь распахнуть ее ударом ноги. Сары оказался проворнее, бросился к двери, загородил дорогу. Мешинов, с трудом сдерживая себя, отошел к ряду стульев, которых было ровно семь, сел посредине, развалясь, далеко отставив длинные ноги.

- Мы сами виноваты, - процедил он сквозь зубы, - сами виноваты, что даем дорогу таким, как ты...

Сары демонстративно отвернулся от Мешинова. Тот, взбешенный такой невиданной наглостью юного поколения, сорвался с места и вышел на улицу. Увидев Нейматуллаева, который шел наверх, окликнул. Нейматуллаев подошел к нему.

- Э, папиросу! - попросил Мешинов.

Нейматуллаев угодливо раскрыл перед ним коробку "Казбека", улыбнулся:

- Хоть сто папирос. Кури одну за одной на здоровье, дорогой Худакерем. Тебе сразу же станет легко, хорошо...

Мешинов взял одну папироску, а затем и всю коробку, сунул ее в карман. Нейматуллаев протянул ему коробок спичек.

- Ну, вот видишь, друг, нет нам здесь места... - начал он сочувственно, догадываясь по мрачному виду Худакерема, что у того на душе. - Не ценят нас. У некоторых людей к этому Сары, желторотому цыпленку, который только вчера вылупился из яйца, гораздо больше почтения, чем к тебе, красному партизану, защитнику советской власти. Обо мне и говорить нечего. Вот вы все болтаете, что я проедаю кооператив. Дорогой мой, если бы я был такой обжора, я бы, в дверь не пролазил. А ты посмотри на меня, во мне всего-навсего три пуда. Разве это вес для мужчины? Я весь высох на этой работе, моя кожа прилипла к костям. А люди дали мне прозвище - обжора. Что же я ем, что я съел?.. Если я, как говорят люди, обжираюсь, почему тогда я сохну, как табачный лист? А сохну я, дорогой мой, оттого, что нет условий для работы. Клянусь честью, нет!... Клянусь верой, нет!... Это, во-первых. А во-вторых, Демиров уже зажал нас, но и этого ему мало - он хочет скрутить нас в бараний рог!

- Посмотрим, кто кого скрутит... - зловеще сказал Мешинов. - Мы - не из пугливого десятка. Мы - из тех арабов, что пустыню прошли без верблюдов.

- Ах, Худуш, он тоже, видать, из тех же арабов. Увидишь, этот человек переклюет нас всех по одному, как петух просо. Увидишь, он нам всем открутит головы.

- Меня сам аллах не посмеет тронуть!

- Аллах не посмеет, так как ты отсюда, снизу, пускаешь пули в аллаха, раздаешь книжечки Общества безбожников. Но этот человек занял более удобную позицию, он тебя подстрелит в любой момент.

- Посмотрим, кто кого подстрелит. Ты еще услышишь, как загремят ведра, подвязанные к телеге, которая увезет его отсюда. Я- слон! Что слону, если в его ухо заберется муха?!

Нейматуллаев поскреб свой затылок, промямлил:

- Ну что ж, посмотрим... Поживем - увидим. Не помрет Ниджат - увидит внучат! Пока, Худакерем, я пошел.

Оставшись один, Мешинов выкурил подряд три папиросы. На глаза его то и дело навертывались слезы.

Наконец он вернулся в приемную Демирова. Снова сел на стул, выдвинув его из ряда. И тотчас опять закурил.

Дверь кабинета была закрыта неплотно. Слышно было, как Демиров разговаривает с кем-то по телефону.

"Болтает!... - злился Мешинов. - Верно говорят: кто работает, а кто языком треплет... Хотел бы я знать, какие он там еще Америки открывает!... Тоже мне Колумб двадцатого века!..."