Сачлы (Книга 2)

- Что ж, если так, вас надо освободить от одной из этих работ, - пожал плечами Демиров. - Мы готовы пойти вам навстречу. Действительно, нельзя так перегружать человека.

Жилы на лбу Мешинова вздулись. Кровь прилила к лицу.

- Так от какой же из двух работ вас освободить? - спросил бесстрастным голосом Демиров.

- От обеих! - выпалил Мешинов.

- Почему же от обеих?

- Потому что так будет лучше!

- Но ведь нельзя без работы, нехорошо...

- Почему нельзя? Зачем нам работать?... Разве мы чего-нибудь стоим?... Мы проживем как-нибудь и без работы.

- Нет, так не годится.

- Годится. А мы поедем в Баку, займемся своей старой профессией... Что особенного? Светопреставления не произойдет. Уеду!... Махну опять туда, на производство, где добывают нефть, где люди трудятся по-настоящему...

- А что, пожалуй, неплохая мысль... - сказал Демиров. - Если вы уже работали и нефтяной промышленности, то можно вернуться туда. Нужная, важная работа. Нашу нефтяную промышленность надо укреплять. Напишите заявление, мы обсудим его.

- И напишу! Напишу!

- Это замечательная инициатива. Нельзя не приветствовать.

Наша нефтяная промышленность испытывает постоянную нужду в опытных кадрах. Наш долг - помогать ей в этом.

Лицо Мешинова продолжало пылать. Он был вне себя от гнева. Что же это происходит?! Что творится?! Его, Худакерема Мешинова, перестают уважать, с ним не желают считаться... Да может ли быть такое?! Прежние секретари, едва заметив, что Мешинов начинает меняться в лице, мгновенно обращали разговор в шутку, вызывали курьера, просили подать ему чай, старались как-нибудь задобрить его, смягчить его сердце, поднять настроение. Они всегда и везде потакали ему, не было случая, чтобы они отозвались о нем недоброжелательно, упомянули его имя в связи с каким-нибудь неблаговидным делом.

Демиров уже почувствовал, что человек, сидящий перед ним, готов ни из-за чего учинить скандал. Что же он, секретарь райкома, должен теперь делать?... Уступить, пойти на поводу, потакать блажи?... Или дать отпор, осадить, призвать к порядку?...

"Нет, потакать самодурам нельзя, - решил Демиров. - Потом вовсе на шею сядут. Такой гусь, дай ему волю, наделает дел. Зазнаек нельзя гладить по головке. Член партии должен признавать дисциплину!"

Демиров нарушил затянувшееся молчание:

- Продолжайте, пожалуйста, товарищ Мешинов, я слушаю вас очень внимательно.

- Нет, это вы продолжайте, товарищ Демиров, - угрожающе произнес Худакерем.

Секретарь райкома вырвал из своего блокнота лист бумаги, положил перед посетителем:

- Итак, пишите заявление. Вот вам бумага... Худакерем потряс блокнотом:

- У меня есть своя бумага!

- Вижу, но у вас очень маленький блокнот.

- Потому что мы и сами маленькие люди!

- Я не это хотел сказать. На листе из вашей записной книжки заявление может не уместиться.

Мешинов зло закусил губу и принялся размашисто писать, внизу замысловато расписался. Протянул листок Демирову:

- Вот, извольте.

Секретарь долго пытался прочесть, что там написано, однако не смог разобрать ни слова. Спросил:

- Что вы здесь написали? Худакерем буркнул:

- Мы не были буржуйскими детьми...

- Это похвально.

- Нет, не это похвально! - развязно сказал Мешинов. - Похвально другое то, что некоторые повесили над своими дверями колокольчики - словно верблюду на шею. И других собираются превратить в верблюдов...

Ему казалось, он сделал удачный намек на бусинку от сглаза. Демиров не понял его.

- В самом деле, что вы написали здесь, товарищ Мешинов? - повторил он вопрос.

- Я написал, что в районе мне не создают условий для работы и я прошу направить меня в распоряжение Центрального Комитета партии.

- Что же, мы так и сделаем, - согласился Демиров. - Направим, поезжайте.

- И поедем, поедем! Конечно, можете не сомневаться, мы скажем там кое-кому пару слов...

- Хоть две пары.

Демиров беззлобно улыбнулся. Однако Худакерему показалось, будто вся вселенная захохотала ему в лицо.

- Не забывайте, я - Худакерем!... - выпалил он, вскакивая со стула. - Я это я!... Я вам не мальчишка!... Я вам не желторотый Сары, не какой-нибудь там подхалим курьеришка!... Я вам не кто-нибудь!

Демиров не выдержал и расхохотался:

- Ну, комедия!

Мешинов ударил кулаком по столу:

- Прошу не оскорблять!... Прошу не топтать нас ногами!... Имейте в виду, еще не родился человек, которому было бы позволено не считаться со мной!... Не доводите меня до самоубийства!... Вот всажу в свое сердце пулю, припасенную для врага, для бандита этих гор - Зюльмата!

Он протянул дрожащую руку с синими вздувшимися жилами к столу, схватил свое заявление, разорвал его на мелкие кусочки, швырнул их к потолку.

Щеки Демирова побледнели, он поднялся из-за стола, возвысил голос:

- Товарищ Мешинов, призываю вас к порядку. Вы - коммунист, по-моему.

- Себя призывайте!... Себя призывайте!... - выкрикнул Мешинов и рванул ворот гимнастерки - на пол посыпались пуговицы. - Себя!... Себя!... Себя призывайте!... - Глаза его закатились, он начал заикаться: - Вы-вы-вы-зову комиссию!... В-в-всажу себе пулю в висок!... Проклятие вашим бусинкам!... К черту ваши бусинки!... К черту ваши звоночки, бубенцы, колокольчики!... Я вам не верблюд!... - Он сунул руки в карманы галифе, начал судорожно рыться в них, желая что-то найти.

В кабинет вошел привлеченный шумом заведующий орготделом. Демиров сказал резко:

- Не вынуждайте нас, товарищ Мешинов, приглашать сюда милицию. А то можно вызвать.

- Вызывайте!... Вызывайте милицию!... - кричал Мешинов. - Пусть придет сам начальник милиции!... Пусть будет свидетелем, что вы подстрекаете меня к самоубийству!...

В этот момент на пороге кабинета появился Гашем Субханвердизаде. Он мгновенно оценил обстановку.

- Что здесь происходит? Что за скандал? Даже на улице слышно!... Там люди собрались. В чем дело?... Худакерем, что за безобразие?! Если ты с ума спятил, давай отправим тебя в псих-больницу, товарищ.

Демиров упорно молчал.

Гашем Субханвердизаде, отчитав Мешинова, взял его грубо под руку и повел к двери.

- Какой стыд, дорогой, - журил он его. - Какой стыд!... Позор!... Где ты находишься, Худакерем?... Подумай только, где ты находишься!... Неужели не понимаешь?... Ведь это наш штаб!... Стыдно, стыдно!... Ай-яй-яй!...

Худакерем не сопротивлялся, следовал покорно, как раб.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Уже два дня Демиров не выходил на работу. Он заболел и лежал дома. Сары, как мог, ухаживал за ним.

Было позднее утро - часов десять. Сары начал ставить во дворе самовар. Пожалуй, он больше всех из жителей городка желал скорейшего выздоровления секретаря райкома. Когда Демиров вернется в свой кабинет, он, Сары, снова займет свой пост у его двери. И все посетители будут зависеть от него, Сары, будут просить его пропустить их к "самому", будут рассказывать ему о своих "важных" делах, искать его сочувствия. Правда, есть и невежи, "настырные нахалы", как их называл Сары. Но он уже научился их осаживать.

Проклятый самовар никак не хотел закипать. Уж Сары и трубу сверху приладил, и в поддувало дул. Дровишки были сыроваты. Сары занимался самоваром, но мыслями был в райкоме, в приемной Демирова, вел бесконечную словесную войну с посетителями.

Вдруг Сары услышал: кто-то поднимается по ступенькам веранды. Обернулся. Увидел незнакомого седобородого старика, по-городскому одетого, в пенсне на носу, в шляпе, с толстой тростью в руке. Юноша проворно бросился на веранду, встал перед дверью, как страж.

Незнакомец, явно приезжий, ткнул поверх плеча Сары пальцем в дверь, сказал резким, четким голосом:

- Пойди, сынок, скажи товарищу Демирову, что пришел доктор. Объясни, какой... - Он тронул легким жестом свою седую бороду. - Сможешь?... Объяснишь?...

Повелительный тон мгновенно обезоружил юношу. Растерянно заморгав глазами, Сары кивнул покорно: