Бывшие люди

из города мог рискнуть поехать по рытвинам и ухабам улицы, кто и зачем? Все подняли головы и слушали. В тишине ночи ясно разносилось шуршание колёс, задевавших за крылья пролётки. Оно всё приближалось. Раздался чей-то голос, грубо спрашивавший:

- Ну, где же?

Кто-то ответил:

- А вон к тому дому, должно быть.

- Дальше не поеду...

- Это к нам! - воскликнул ротмистр.

- Полиция! - прозвучал тревожный шёпот.

- На пролётке-то! Дурак! - глухо сказал Мартьянов.

Кувалда встал и пошёл к воротам.

Объедок, склонив голову вслед ему, стал слушать.

- Это ночлежный дом? - спрашивал кто-то дребезжащим голосом.

- Да, - прогудел недовольный бас ротмистра.

- Здесь жил репортёр Титов?

- Это вы его привезли?

- Да...

- Пьяный?

- Болен!

- Значит, сильно пьяный. Эй, учитель! Ну-ка, вставай!

- Подождите! Я помогу вам... он сильно болен. Он двое суток лежал у меня. Берите подмышки... Был доктор. Очень скверно...

Тяп`а встал и медленно пошёл к воротам, а Объедок усмехнулся и выпил.

- Зажгите-ка огонь там! - крикнул ротмистр. Метеор пошёл в ночлежку и зажёг в ней лампу. Тогда из двери ночлежки протянулась во двор широкая полоса света, и ротмистр вместе с каким-то маленьким человеком ввели по ней учителя в ночлежку. Голова у него дрябло повисла на грудь, ноги волочились по земле и руки висели в воздухе, как изломанные. При помощи Тяп`ы его свалили на нары, и он, вздрогнув всем телом, с тихим стоном вытянулся на них.

- Мы с ним в одной газете работали... Очень несчастный. Я говорю: "Пожалуйста, лежите у меня, вы меня не стесняете..." Но он молит меня: "Отправьте домой!" Волнуется... я подумал, что ему вредно, и вот привёз его... Ведь это именно здесь... да?

- А по-вашему, у него ещё где-нибудь есть дом? - грубо спросил Кувалда, пристально рассматривая своего друга. - Тяп`а, ступай принеси холодной воды!

- Так вот... - смущённо помялся человечек. - Я полагаю... я не нужен ему?

- Вы? - Ротмистр критически посмотрел на него. Человечек был одет в пиджак, сильно потёртый и тщательно застёгнутый вплоть до подбородка. Брюки на нём были с бахромой, шляпа рыжая от старости, смятая, как и его худое, голодное лицо.

- Нет, вы не нужны, здесь таких, как вы, много... - сказал ротмистр, отворачиваясь от человечка.

- Значит, до свидания! - Человечек пошёл к двери и оттуда тихо попросил: - Ежели что случится... вы известите в редакцию... Моя фамилия Рыжов. Я написал бы маленький некролог, ведь всё-таки он был, знаете, деятель прессы...

- Гм! некролог, говорите? Двадцать строк - сорок копеек? Я лучше сделаю: когда он умрёт, я отрежу ему одну ногу и пришлю в редакцию на ваше имя. Это для вас выгоднее, чем некролог, дня на три хватит... у него ноги толстые... Ели же вы его все там живого...

Человечек как-то странно фыркнул и исчез. Ротмистр сел на нары рядом с учителем, пощупал рукой его лоб, грудь и позвал его:

- Филипп!

Звук глухо отдался в грязных стенах ночлежки и замер.

-