Бродящие силы. Часть I. Современная идиллия

- Можете. Для вящего удостоверения преступника в серьезности ваших намерений, не дадите ли вы мне с собою перчатки?

Не удостаивая вопрошающего ответа, Куницын с достоинством вышел из комнаты.

Виновника предстоящего кровопролития Змеин отыскал действительно на той стороне Аар, лежащим под тенистым деревом и рисующим в альбом женскую головку. Полюбовавшись некоторое время через плечо приятеля рождающимся произведением, принимавшим все более и более знакомые черты, Змеин промолвил:

- Недурно.

Живописец вздрогнул и рукавом накрыл рисунок.

- А! Это ты?

- Как видишь. Ты Интерлакен срисовываешь? Легкий румянец окрасил щеки Ластова.

- Так, от нечего делать...

- Что ж, очень может быть, что весь Интерлакен слился для тебя в одну эту личность. Знаешь, ведь я к тебе с уморительным предложением.

- Да?

- Все этот шут гороховый, Куницын. Вообрази... Да ну, отгадай для смеха, с чем он прислал меня к тебе? Ни за что не угадаешь.

- Вероятно, с вызовом?

- Как это ты догадался? И ведь что всего милее - меня прочит себе в секунданты! А? Что ж ты не помираешь со смеху?

- Я этого ожидал: он сильно влюблен и вспыльчивого темперамента. Передай ему, что я принимаю его вызов.

- Лев Ильич, поэт, что с тобой? Не для новой ли уж элегии? Дуэль уже сама по себе нелепость, а тут и причины порядочной нет.

- Причины-то нет, но есть цель: пустить себе кровь. По крайней мере, я не нахожусь в необходимости обращаться за этим к цирюльнику: тот, пожалуй, пустил бы не слишком много; здесь количество ее в моих руках.

- Другими словами, ты хочешь дать себя ранить?

- Именно. Кровь все в голову кидается, как раз еще удар приключится. Да хочется и некоторую боль ощутить - хоть этим способом наказать себя.

- Это в подражание средневековым монахам, истязавшим свое тело? Что ж, вольному воля. Ты дерешься, конечно, на холодном оружии?

- Конечно. Из-за одного поцелуя жертвовать собою не приходится! - прибавил он с печальной улыбкой.

- Ну, и из-за нескольких бы не стоило. А если правовед будет настаивать на пистолетах?

- Он не имеет на это права: я вызванный и имею потому выбор оружия. Притом заметь: я дерусь не на рапирах, а на эспадронах - оно безопаснее.

- Ну, за это хвалю. В секунданты себе ты, вероятно, возьмешь Бронна?

- Да, а то кого же? Сейчас отыщем его.

Удалый корпорант, которого друзья нашли в пивной за кружкой пенистого мюнхенского, был, видимо, тронут сделанным ему предложением.

- За что спасибо, так спасибо! Позвольте угостить вас за то пивцом. Kellner, noch ein Paar Schoppen [Официант, еще пару пинт (нем.)]! Пускаясь в дальние странствия, я с баснословным сокрушением сердца оставлял родные поля брани, плохо надеясь на свою счастливую звезду; но Провидение, видно, сжалилось, послав мне вас. С кем же, господин Ластов, у вас дело?

- С Куницыным.

- С фертиком-то этим? Браво! Надеюсь, вы поддержите нашего брата-студента. Я на него, признаться зол: он как-то назвал мою корпоративную шапку арлекинским колпаком - я потребовал объяснения; он извинился незнанием моего студентского звания, ибо никогда, говорит, не видал еще таких баснословно пестрых шапок; но говорил он это с такой улыбочкой, что не могло быть сомнения, что он подтрунивает. Я махнул рукой: что связываться со всякою швалью! Но теперь я полагаюсь на вас, господин Ластов: вы отомстите за меня?

- Извольте.

- Благодарю вас. А секундант фертика кто?

- Вот - Змеин.

- Чудесно. Своя, значит, компания. Он отвел поэта в сторону.

- Вы, конечно, на пистолетах?

- Нет, на эспадронах.

- Что вы! Ну, хоть на рапирах?

- Нет, я на эспадронах дерусь лучше и потому выбрал их.

- Ничего с вами не поделаешь. Извинения просить вы, разумеется, не намерены?

- Нет.

- А во сколько ударов вы полагаете назначить стычку? Конечно, не менее как в семь?

- Мне все равно. Я уполномочиваю вас в этом отношении устроить дело по благоусмотренью.

- Уж положитесь на меня: выторгую наибольшее число. Теперь оставьте нас одних с секундантом вашего противника: надо сговориться с ним насчет места и времени поединка.

- Да разве мне нельзя быть при том?

- Положительно нельзя. Как это вы, пробыв четыре года в университете, не знаете даже этого? Можете, впрочем, допить свою кружку.

Ластов воспользовался последним советом и затем вышел.

- Итак; - начал Брони, садясь против Змеина, - первым делом позвольте предложить вам вопрос: не раздумал ли ваш дуэлянт драться?

Александр улыбнулся.

- Если он раздумал, я так бы и объявил Ластову и вас вовсе не потребовалось бы. Поэтому вопрос ваш, по крайнему моему разумению, совершенно лишний.

- Все своим чередом, сударь мой, все своим чередом; без формальностей нельзя.

- Почему же нельзя?

- Потому, что они - основной букет дуэли.

- Для меня это слишком высоко. Ну, да все равно, давайте по пунктам. Вопрос теперь, вероятно, за мной?

Корпорант сделал движение нетерпения.

- Хотел бы я знать, чему вас учат в петербургском университете? Вы должны спросить меня: не решился ли мой дуэлянт просить извинения у вашего?

- Хорошо-с: не решился ли мой дуэлянт просить извинения у вашего?

- Да не то! С какой стати вашему дуэлянту, обиженному, просить извинения у обидчика?

- А! Значит, наоборот: не решился ли ваш дуэлянт просить извинения у моего? Но опять-таки, к чему этот вопрос! Я и без того знаю, что Ластов не намерен просить извинения. Да и если б хотел - вы думаете, Куницын удовлетворился бы? "Извини, мол, что поцеловал красотку, до которой ни тебе, ни мне равно дела нет; никогда не буду".

- А! Так вот причина их ссоры. В этом случае Ластову, конечно, не приходится просить извинения. Теперь новая статья: Ластов, как вызванный, имеет выбор оружия, и выбор его пал на эспадроны. Надеюсь, что дуэлянт ваш не может иметь ничего против этого?

- Если Ластову предоставлен выбор, то что же может иметь против его выбора противник? По-моему, опять лишний вопрос.

Брони, несколько задетый насмешливым тоном собеседника, насупил брови, однако воздержался от прямых знаков неудовольствия.

- Теперь о числе ударов, - сказал он. - Я думаю, как искони принято, положить штук семь.

- К чему такую кучу? Одного более чем достаточно.

- Помилуйте! Видано, слыхано ли, чтобы люди дрались на один удар? Эдак нас всякий осмеет.

- Осмеет-то осмеет, в этом нет сомнения, но осмеет не за малое число ударов, а за самые удары, то есть за дуэль. Ну, да чтобы живее покончить, накинем еще один: пусть будет два и дело с концом.

- И я сбавлю маленько, - сказал корпорант, - хоть семь ударов и самое законное число, но так как вы человек такой несговорчивый, то надо уступить: порешим нанести - по три на брата.

- По одному, я думаю, совершенно достаточно.

- А если один из них будет побит оба раза?

- Тем хуже для него: значит, дерется слабее противника, неужели и в третий раз подставлять спину?

- Нет, как хотите, - перебил Брони, - а два удара - скандал; совестно и секундантом быть. Куда ни шло - пять.

- Мы как торговки на рынке, - сказал Змеин. - Разве уж еще прибавить? Бог любит троицу.

- Ну, да еще один? Четыре? Тогда уступка будет одинакова с каждой стороны.

Змеин махнул рукой.

- Будь по-вашему!

- Насилу-то поладили! - вздохнул из глубины души удалый корпорант и сделал глубоки глоток из стоявшей перед ним кружки. - Теперь о месте стычки.

- Проще всего, - предложил Змеин, - устроить дело на дому, в нашей комнате: недалече по крайней мере ходить.

- Нет, против этого я положительно протестую. Во-первых, в комнате тесно и низко, а потом - что за дуэль в четырех стенах? Поединок должен происходить где-нибудь в баснословной просеке, тенистой, душистой, хоть бы за Ругеном.

- Можно и за Ругеном. Только бы нас не накрыли? Ведь и здесь подобные шалости запрещены.