Бродящие силы. Часть I. Современная идиллия

- Нет, перестань острить. Но в том-то и дело, что она не только обращает на тебя внимание, а явно благоволит к тебе...

- Ты находишь?

- Cela saute aux yeux [Это очевидно (фр.)].

- Это меня радует: и она мне сильно нравится. Куницын высвободил руку из-под руки приятеля.

- Это еще что за новости! Она тебе не смеет нравиться!

- Ха, ха, ха! Не смеши. Разве можно кому воспретить восхищаться чем бы то ни было? Если б она была твоей женой, то и тогда я имел бы полное право находить ее милой, любезной, прекрасной. А теперь подавно. Знаешь, я хочу сделать тебе предложение: давай ухаживать за нею поочереди ты - сегодня, я завтра, ты послезавтра, и т.д.; в несколько дней окажется, на чьей стороне перевес; тогда другой отступится добровольно. По рукам, что ли?

- Вот выдумал! Как бы не так. Она уже по уговору моя, значит - и толковать нечего.

- Так слушай, милый мой. Ты сам согласен, что я нравлюсь ей более твоего?

- К чему же тогда наш уговор? Ты ей будешь только надоедать...

- Да уж она по контракту моя, а всякие контракты должны чтиться свято.

- Что ты за пустяки говоришь. Для чего заключаются контракты? Для какой же нибудь цели?

- Ну да.

- А если цель ими не достигается? Тогда они распадаются сами собой.

- Это все парадоксы, софизмы!

- Ни то, ни другое, а строгая логика. Так, стало быть, и знай, что наш контракт для меня уже не существует, и я вперед не намерен избегать Наденьку.

- Ты серьезно это говоришь?

- Еще как: с сжатыми губами, с сдвинутыми бровями; в темноте тебе только не видно.

- В таком случае... До сегодняшнего дня я считал тебя человеком порядочным, благородным; теперь принужден изменить свое мнение!

- Ты позволяешь себе личности; но ты разгорячен, и на сей раз я не взыскиваю. Сегодня нам, видно, не сойтись, так лучше - разойтись. До свиденпии.

Он протянул оскорбленному руку. Тот не взял ее и, пробормотав: "Ладно же!" - отошел поспешными шагами.

Весело посвистывая, Ластов побрел следом. Не доходя до отеля, увидел он сквозь окружающую темь особу в кринолине, следовательно, женского пола, прислонившуюся спиной к ограде. Он хотел пройти мимо.

- Неrr Lastow, - послышался тоненький голосок таинственной особы.

Молодой человек остановился.

- Никак вы, Мари?

- Я-с...

Говорящая подошла к нему на полшага, и при помощи слабого света, падавшего из ближних окон, он различил черты молодой горничной.

- Простите меня, господин Ластов, - начала она, - но я, право, не так виновата, как вы, может, думаете...

- Виноваты? В чем это? Я вас не понимаю.

- Да вот я насчет тараканов...

- Ба! Так это вы имели любезность препроводить их мне в карман?

- Простите, ради Бога! Я ведь не от себя, а по неотступной просьбе младшей Липецкой...

- Великодушно прощаю! - отвечал, смеясь, Ластов и сделал вид, будто хочет обнять ее.

К удивлению его, девушка не тронулась с места, а только прошептала:

- Ах! Увидят...

- Темно, никто не увидит, - успокоил он ее и уже смело обнял и поцеловал ее.

Пылая и трепеща, как осиновый лист, она с любовью прижалась к нему.

- Милая моя, ненаглядная! - шептал он, целуя ее и в лоб, и в глаза, и в губы.

Робко отвечала она его ласкам.

- Так вы меня немножко любите?

- Много, вот сколько! - отвечал он, распростирая в обе стороны руки.

- Но я простая, вы - барин... Вы не можете любить меня искренне, как следует... За что же вам и любить меня?

- Как за что? Такую-то милую, добрую? Ведь ты не случайно встретила меня, ты нарочно обождала меня?

- Да-с, но я хотела только попросить у вас извинения за тараканов. Я не знала, что вы такой неудержимый...

И стыдливо припала она к нему. Он с нежностью погладил ее по разгоряченной молодой щеке. В верхушках дерев зашелестел ветерок. Девушка переполошилась.

- Ах, кто-то идет! Прощай, мой милый, бесценный!

Она исчезла в темноте. Простояв несколько времени, как ошеломленный, на одном месте, Ластов неверными шагами направился к отелю. Тихо поднялся он по лестнице и вошел в свой помер. Змеин с книжкою в руках лежал уже в постели.

- Ты откуда? - встретил он товарища, когда тот, бросив на стол трость и шляпу, опустился, тяжело дыша, на диван. - Красный, как из бани. Верно, плясали или в горелки играли?

- Да, то есть нет...

Но Змеин, не обождав ответа, углубился уже в свою книгу.

XV

ЕСТЕСТВЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЕ НАБЛЮДЕНИЯ НАД УЛИТКОЙ И НЕОЖИДАННЫЙ ИСХОД ИХ

Сама судьба, казалось, взяла Куницына под свое крылышко, ибо на следующий же день доставила ему благовидный предлог к открытому антагонизму с его более счастливым соперником.

Около полудня несколько гостей пансиона R., в том числе и наши русские, предприняли, по обыкновению, маленькую прогулку сообща. На этот раз конечною точкою странствия был избран Гольдсвиль - небольшой холмик, также с развалиной на вершине, с которой имеется живописный кругозор на интерлакенскую долину.

Ластов, желая задобрить разревновавшегося правоведа, даже не поздоровавшегося с ним поутру, занялся было Моничкой, но та без околичностей отослала его к Наденьке, а к себе подозвала Куницына.

- Вчера при такой же прогулке вы занимали Наденьку; a present il n'est plus que juste de changer les roles [В настоящее время это больше, чем просто поменяться ролями (фр.)].

Что мог ответить на это благовоспитанный молодой человек? Разумеется, ему оставалось лишь уверить, что он нимало не скучал и почитает за великую честь оказываемое ему барышней предпочтение.

Достигнув Гольдсвиля, общество, как резвое стадо диких коз, принялось врассыпную взбираться на лесистую вершину холма.

- Паладин мой, за мной! - крикнула своему кавалеру Наденька и, приподняв край платья, побежала вверх по самому крутому месту ската. Когда паладин поравнялся с нею, она слегка смутилась.

- Вы, Лев Ильич, не удивляйтесь титулу, которым я вас осчастливила; но каждая из нас имеет своего адъютанта. Лиза - Александра Александровича, Моничка - Куницына, я - вас.

- И я официально могу называть себя вашим паладином?

- Нет, к чему?.. Достаточно, если вы знаете это про себя, чтобы тем усерднее прислуживаться.

- Но всячески вы обязаны теперь дать мне в удостоверение моего звания вещественный знак.

- Какой это?

- Сорвать цветок и вдеть мне его в петличку. - Видите, какой вы ненасытный! Протянула вам палец - так подай и всю руку. Кода вы окажетесь паладином в полном смысле слова - un chevalier sans peur et sans reproche [Рыцарь без страха и упрека (фр.)], тогда, быть может... Вы как долго остаетесь здесь, в Интерлакене?

- Неделю, я думаю, еще пробуду.

- Ну, значит, есть время, когда испытать ваше паладинство... А! Вот и тень. Как славно!

Молодые люди добрались до опушки леска и, вступив в его прохладную сень, должны были наклоняться и отбиваться руками от густых ветвей, заграждавших им дорогу. Сквозь золотистые, солнечные верхушки кротко синело безоблачное небо. В одиночном солнечном луче, пробившемся сквозь густую листву и стоявшем светлой полосою в воздухе, роились весело мошки. Кругом разливался свежий, смолистый запах.

Наденька остановилась. Вдыхая полною грудью душистую прохладу чащи, она взглядом знатока окинула окружающую зелень, игравшую в самых разнообразных оттенках зеленого цвета, от золотистого гумигута до темнейшего индиго. Тут заметила она на стволе стройной березки раковину, плотно присосавшуюся к белой коре.

- Ах, Лев Ильич, посмотрите: улитка. Для чего она взобралась сюда?

- Дневное пропитание добывает. В настоящую минуту она предается, после тяжких трудов, полуденной сиесте. Под своим известковым щитиком она, как страус, запрятавши голову в песок, воображает себя в полной безопасности.

- И лежит, вероятно, свернувшись, как младенец в люльке, - подхватила Наденька, - крошечные глазенки закрыты... Ах, Лев Ильич, как бы это подсмотреть ее?