Смерть Вазир-Мухтара

к евнухам. Евнухи интересовали его как явление натуральное, физическое; один из них смотрел неприятно и в упор. Шах закрыл глаза, как умирающий петух.

- Борода в казне доходы Умножает по вся годы...

Тут Грибоедов заложил ногу на ногу. Так сидел он, внезапно отрешенный от всего, созерцая жемчужный поднос и не думая ни о чем. Министры сгорбились. Алаяр-хан прикусил губу. Он сделал это нарочно: чтобы громко не сорвалось слово, страшное слово, которое может произнести один шах: - Муррахас - я отпускаю. Алаяр-хан хотел бы этого слова. Тогда бы началось... Руки у шаха повисли. Он раскрыл рот и тяжело дышал. Наполеон под стеклянным колпаком как будто повел головой. У Мальцева пустели ноги, и ему хотелось сесть на пол. Никто ничего не говорил.

- О, коль в свете ты блаженна. Борода, глазам замена!

Шах пошевелил губами. Вот пройдет еще одна минута, и... Грибоедов встал и поклонился глубоко и быстро. Все зашевелились. К шаху подходили уже, брали его под руки, выводили. Его величеству было дурно. В соседней комнате угощали Грибоедова и его секретарей халвиатом, ледяным розовым шербетом, чаем и кофе. Угощали их Манучехр-хан и Ходжа-Мирза-Якуб. Фазиль-хан мелкими шажками подошел к Грибоедову и сказал ему по-французски: - Ваше превосходительство не посетует на поэта, приветствующего знаменитого сына великой страны. Грибоедов посмотрел с удовольствием на персиянского литератора. - Вы не историограф? -спросил он вежливо. - О да, отчасти. Это входит в мои обязанности. Карамзин, однако, был много тоньше. - Прошу вас. Я слушаю. Фазиль-хан выпятил несколько живот. Голос у него был тонкий, теноровый, и он декламировал похоже на Шаховского - подвывая. Против ожидания стихи были порядочные - о благоухании цветов некоторой могущественной державы, донесенном до Ирана в сердце лилии, принявшей вид человека прекрасного. - Прекрасно. Я тронут. Ваши стихи можно сравнить со стихами нашего знаменитого поэта, сиятельного графа Хвостова. И Шазиль-хан покраснел от удовольствия. Старик, которого не замечал ранее Грибоедов, был в бедной одежде дервиша. Как попал дервиш на церемонию? Поднятые вверх брови, бесцветная борода, старый халат и сгорбленная древняя спина юродивого. Здесь не пахнет графом Хвостовым. Это Никита Пустосвят пришел в Грановитую палату. Никита еле пошевелил губами и сказал Фазиль-хану нечто. Фазиль-хан просиял и перевел Грибоедову: - Величайший государь России был его величество могущественный Петр, прозванный повсеместно Великим. Комплимент дервиша. - Я счастлив услышать в дружественной стране имя великого государя. Дервиш еще пожевал губами. Фазиль-хан вылупил глаза и пролепетал: - ... который, однако, не имел удачи в делах с Блистательной Портой... Грибоедов прищурился: - Эту удачу он уделил своему праправнуку. И дервиш более ничего не говорил и не прикоснулся к кофе. Вазир-Мухтар просидел перед его величеством шахом час без малого. Значение России возросло так, что, протягивая Вазир-Мухтару золотой стакан, Манучехр-хан не смел глядеть ему в глаза.