Рождественские рассказы
Рождественские рассказы читать книгу онлайн
Сборник рассказов. Текст печатается по изданию «Полное собрание сочинений Н.Н.Каразина, т.4, Издатель П.П.Сойкин, С.-Петербург, 1905» в переводе на современную орфографию.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Подробным описанием всех чудес этой великолепной мастерской, изложением достоверной истории каждого предмета можно было бы наполнить сотни страниц — что я говорю! — целые тома, но теперь я ограничусь только скромным сообщением, что как ни блистательна была обстановка, все-таки она служила едва сносной рамой для общества, собравшегося здесь скоротать вечерок в дружеской беседе.
Нас уже было ровно двенадцать. Теперь кто бы ни пришел — был бы неизбежно тринадцатым... Тяжелое сопение на лестнице и вслед затем стук в дверь, возвестили о сем несчастном.
Это был наш знаменитый... ну, а если знаменитый, значит, не нуждающийся в том, чтобы его представляли, называя имя и фамилию. Довольно только начать: «Позвольте вам представить нашего знаменитого, многоуважаемого...» как вас сейчас же перебьют:
— Помилуйте... как же-с... знаю... Кто вас не знает... Весь мир, так сказать... Очень-очень польщен и счастлив...
Вот такой именно и пришел, которого весь мир... и прочее. И сейчас же, не успел даже сбросить енотовую шубу, споткнулся о голову белого медведя, до такой степени изъеденную молью, что трудно было с уверенностью определить, какой масти зверь был при жизни.
— Ах, черт тебя побери! — воскликнул тринадцатый, и, чтобы не потерять равновесия, схватился за первое, что попало ему под руку — а под руку-то попала рука, костлявая, холодная, сухая — одним словом, рука скелета в цилиндре.
— Несчастный! — приветствовал его один из присутствующих. — Пришел тринадцатым и первым поздоровался с мертвецом!
В эту минуту, где-то далеко, загудели мерные удары башенных часов.
Пробило ровно полночь...
— Вот вы шутите, — начал прибывший. — А с этими вещами шутить не следует. Вот вы говорите: «Поздоровался с мертвецом...» Что такое этот мертвец?.. Что такое скелет?.. Жалкий остаток когда-то живого организма, проволочный остов разбитого вдребезги гипса... Но бывают случаи, когда в этом остатке, в этом жалком отбросе природы скрыты великие тайны, незримые связи между жизнью и смертью. Да вот, я вам расскажу сейчас, какой со мной был случай!
Он уселся комфортабельно на отоманку из сераля хедива Измаила, вывезенную Лесепсом из Египта. Мы все, в живописных позах, расположились вокруг и приготовились внимательно слушать.
— Теперь я понимаю, почему именно на меня выпал роковой жребий быть тринадцатым! — меланхолически, как бы про себя заметил рассказчик и провел ладонью по волосам, правильнее по тому месту, где им надлежало расти.
— Так вот-с... — продолжал он, повысив голос. — Давно как-то мечтал я приобрести для своего ателье хороший, безусловно правильно сложенный женский скелет. Именно женский и хорошо сложенный, не изуродованный корсетами и всякими глупыми модами... Вы, конечно, знаете, как это трудно, почти невозможно, но раз я говорю «почти» — значит, надежды не терял и, наконец, нашел! Мой большой друг, с которым я с самого детства на «ты», одним словом — наш гениальный Пастер...
— Это который умер недавно? — перебил кто-то.
— Не может быть!.. Когда?..
Рассказчик немного смутился... Но отчего же и не смутиться, когда вы так сразу, без всякой подготовки, вдруг узнаете о смерти своего друга детства?
— Да, да, да! — протянул он. — Конечно, умер!.. Экая у меня память!.. Я даже получил от него телеграмму поздрав... Тьфу! То бишь, предсмертную... Эта телеграмма кажется со мной... Я сейчас поищу!
Он стал искать в карманах, но не нашел, должно быть, желаемого.
— Все равно! — продолжал он. — Я помню наизусть эти немногие, но великие слова: «До свиданья, друг! Я должен оставить этот мир... Час настал... Меня призывают туда, где... Ты понимаешь?.. Прощай! Искренно жму твою честную талантливую руку!» Потом маленькая приписочка: «Обещанной тобой русской зернистой икры не присылай — не надо!» Так вот, господа, этот самый Пастер, еще бывши студентом, пишет мне, что нашел, наконец, женский скелет — один восторг! Ни одно ребро не смято, спинной хребет без болезненного искривления, смерть на романической подкладке. Понимаете — самоубийца вследствие несчастной любви, дочь арабского шейха, приняла христианство, ее обманули, бросилась с Ваграмского моста, вытащили из воды, откачать не могли... опоздали.
Скелет, надо сказать, был сделан превосходно, шарнирован удивительно, выбелен и отполирован на славу... Привезли мне его в роскошном футляре... Массу хлопот и придирок наделали мне в таможне, приравняли, мерзавцы, к японским изделиям из слоновой кости... и содрали золотом чуть не целое состояние. Получил я, наконец, эту прелесть и торжественно водворил в своей мастерской.
Часто, по вечерам, а иногда даже далеко за полночь, я просиживал перед скелетом, пристально вглядываясь в эти ямы — глаза, в эти оскаленные челюсти... я пытался, так сказать, восстановить мысленно его жизненные оболочки...
То она представлялась мне нежной блондинкой, с кроткими задумчивыми голубыми, ясными, как небо, глазами, с волосами, как шелк, золотисто-пепельного цвета, то передо мной, во всей красе, восставала смуглая брюнетка, этак, черт возьми, испано-итальянского образца, то воображение мое рисовало рыжеволосую красавицу Альбиона...
— Позвольте! — перебил кто-то. — Ведь она была арабка!..
— Это почему?..
— Да ведь вы сами говорили: «Дочь арабского шейха…»
— Могла быть и приемной дочерью... эти арабы добывают пленниц с европейских берегов, ну, там и прочее... Пожалуйста, не перебивайте... Так вот, я говорю… Какие только вереницы красавиц, как в калейдоскопе, не проносились перед моими глазами — полных жизни, полных сил и надежд!.. Даже на мои нервы это стало прескверно действовать... И вдруг, верите ли, совершенно неожиданно меня осенила мысль одеть мой скелет, облечь эти чудные кости достойным их одеянием... Раз мысль родилась — немедленно привожу в исполнение!.. У меня был прелестный костюм испанской гитаны: шаль, кружева, юбочка этакая и остальное; тамбурин, кастаньеты... Принялся я за работу — вышло прелестно! Устроил нечто вроде куафюры, задрапировал голову куском испанских кружев... Ну, хорошо, думаю, пускай так стоит. Все-таки моя дура, Авдотья, не так будет пугаться, а то вечно: «Ах, барин! Что это вы погань, мертвечину в дому держите?! Грешно!..»
Уехал я на вечер, винтить к посланнику, вернулся поздно. Вхожу в мастерскую и остолбенел просто... Не от страха, конечно, а от изумления. Скелет стоял по-прежнему, обнаженный, а испанский костюм в беспорядке валялся около, на полу. Спрашиваю Авдотью:
— Входил кто-нибудь, без меня?
— Ни души не было... Дверь, — говорит, — накрепко была заперта...
— Кто же ее раздел?..
Стоит столбом моя Авдотья, шепчет тихонько: «С нами сила крестная». Даже нижняя губа отвисла со страху...
Что за странность!.. Лег спать, но, увы, спать мне не пришлось. Только что я стал забываться — как вдруг, словно электрическая искра пронеслась у меня по всему телу. Я вздрогнул и вскочил на ноги. В мастерской было темно, но скелет утопленницы обрисовывался совершенно ясно, словно кости сами испускали этот нежный, голубоватый, фосфорический свет. Долго я наблюдал необыкновенное явление, вдумываясь, силясь объяснить себе, что такое творится перед моими глазами... Зажег лампу — явление исчезло... Попробую, думаю, заснуть при огне... Удалось. Утром встал... Голова немного болела... но, погодите — это еще не все!
Приезжает ко мне, тоже большой мой приятель, известный спирит-профессор, рассказываю ему, так, между прочим, смеюсь даже, а он прерывает меня серьезно, голос понизил даже:
— Не смейтесь. Вы говорили, что испанский костюм был на полу, а перед тем вы сами одели в этот костюм ее?
Он ткнул пальцем по направлению, где стоял скелет.
— Да, так, сам и одевал!
— И никто в комнату не входил?
— Никто!
— Кто же ее раздел?
— Да я-то почем знаю? Вот в этом-то и загадка!
— Она его сама сняла, потому что костюм ей не соответствовал...
Я хотел было расхохотаться, а профессор еще серьезнее: