Смерть Вазир-Мухтара

ыло тогда двадцать пять лет, он уже вахмистр был. Начальник ему прямой был Розьёв-птица, начальствовал, а выше хоть тот же Грызенап. Он был очень сильный, могучий человек. Красавец был - волосы из кольца в кольцо. Казачий сын. Его уже в полку знали: - Самсон Яковлич, Яковлев-де. Вот раз остановился эскадрон у речки, а те, здешние, которые тогда воевали, на том берегу. И вот едет от них на переговоры ихний человек, от здешних, с того берегу. Главный ихний силач и стрелок. Если кто, значит, найдется, сразиться с ним пожелает, так нечего людей портить. Он победит нижегородцам отступать, его - ихние сами уйдут. Теперь бы этого не допустили, теперь все равно всем драться надо, а тогда этот Розьёв-птица, показалось это ему, он шальной был, дал разрешение. - А ну, говорит, кому, говорит, невесты не жаль? Тут Самсон Яковлич подумал, помечтал, и потом: - Дозвольте сразиться за весь эскадрон. Вот этот уздень слез с коня, а Самсон Яковлич тоже спешился. Вот они схватились. То этот гнет, а то тот. Нет победы. Вот сели они опять на коней, разъехались, взяли пики, пустили лошадей. Ну, Самсон Яковлич его пикою проткнул насквозь, как шилом, тот уздень и с седла слетел. Самсон Яковлич был характерик, заговоренный. Его ни пуля, ни пика не брала. Ихние на том берегу закричали, но здесь они болею частью честные, покричали-покричали и отступили за гору. По условию, была дадена передышка на день. Как сговорились. Самсон Яковлич стоит, качается, у него кровь на лице, тоже не сладко и ему, но весь эскадрон освободил на день. Он был очень сильный, высокий тогда. Теперь он старик, но, говорят, и теперь шомпола вяжет. А тогда ему было двадцать пять лет. Он стоит, он качается, он по сторонам смотрит. Смотрит он, где конь. Узденя. У этого узденя был очень хороший конь. А раз Самсон Яковлич победил - ему по закону полагается: оружие и конь. На оружие-кинжал он не смотрит, он стоит, он качается, он во все стороны смотрит: где конь. А конь не стоял на месте, он дикой, неученый, он не умеет танцевать. Он убежал. А Розьёв-птица за ним. Розьёва-птицы нет нигде. Он тоже лошадей любил и все старался достать такую лошадь, чтоб сам Грызенап позавидовал. Ну, Розьёв через час вернулся, догнал. Сидит уже на этом коне, на узденском, а своего в поводу ведет. А Самсон Яковлич стоит, ждет. - Спасибо, говорит, вашесокородие, что моего коня догнали. Розьёв-птица ему говорит: - Эй, конь, ну куда тебе такой конь, бери моего. Посмотрел тут Самсон Яковлич на него, рассмехнулся маленько и тихим голосом говорит: - Отдавай коня, ваше высокоблагородие, не то может случиться, я тебя пикой щекотну, и тогда будет стыд: как уздень ляжешь. Тот саблей на него. - Взять, говорит. Ну, не взяли. Потом два дня прошло, сражались, все было спокойно. В лагерь вернулись, тогда началось. По-здешнему это Казик-чекмень, красный кафтан. Поставили кобылу, всех выстроили, вывели Самсона Яковлича, скрутили руки. Розьёв-птица сам распоряжается. - Эх, - говорит Самсон Яковлич, - кобылка стоялая, вывози меня. - Эх, - говорит ему