Смерть Вазир-Мухтара

го, - ты вечно проспишь. Убирайся вон. Он с отвращением выбросил Сашкины сапоги. У Сашки были две пары.

10

Теперь, возвратившись, Грибоедов тихонько прошел проверить Сашку. Больше всего во дворце Грибоедов любил низенький коридор, галерею, соединявшую апартаменты со службами. Коридор был стар, как Ермолов. Изредка по нему шлепали туфли сонных слуг и шуршали белые облачка горничных. В этом неподобающем месте стоял теперь вечером Грибоедов, рискуя напугать прохожего лакея. Он засматривал в дверное окошко, низенькое и до половины занавешенное, в комнату Сашки. Как притягивала его тайное внимание жизнь людей со стороны! Сашка сидел на стуле, а кругом уселись повара, лакеи и дымили трубками какие-то черные усатые люди. Поваренок стоял тут же, разинув рот. Сашка читал. - "Я был известен под именем сиротки... Никто не приласкал меня из всех живших в доме, кроме старой заслуженной собаки, которая, подобно мне, оставлена была на собственное пропитание... " Грибоедов жадно слушал. Сашка читал "Сиротку", новое сочинение Фаддея, первую главу из его будущего обширного романа "Выжигин". Вот исполнение пророчества... - "Для меня не было назначено угла в доме, для меня не отпускалось ни пищи... " ... пророчества Фаддея перед расставаньем: - Я теперь, братец, пишу настоящий роман с приключениями, и герой страдает прямо как собака, пока доходит до благополучия. Человек богатый всегда прочтет, потому что приятно, братец ты мой, читать о холоде и там о страданиях перед роскошным камином. А в хижине читать, братец, об этом лестно, потому что кончается-то благополучием. Но Сашка стащил книжку из ящика, негодяй, а он сам и не успел прочесть. - "Зимою меня употребляли, - читал Сашка, - вместо машины для оборачивания вертела на кухне... " Повар крякнул и сказал вдруг с неудовольствием: - Как же это можно машиной вертел поворачивать? Вертел и всегда человек оборачивает. "А вот и первый критик", - подумал Грибоедов. - Я так полагаю, - сказал Сашка, не отрываясь от книжки и сдержанным голосом, - что здесь более говорится об аглицких машинах... Браво, Сашка! - "Смотря, как другие дети ласкаются к своим матерям и нянькам, я ласкался к моей кудлашке и называл ее маменькою и нянюшкою, обнимал ее, целовал, прижимал к груди и валялся с нею на песке". Брр. Собачьи нежности. Фаддей как на ладони, фламандская, свинская душа. Душа Фаддей! Человек в черном чекмене вдруг вытащил трубку изо рта, зашевелился и плюнул. Лицо его покраснело. - Собака не мама, - сказал он и напружился. - Нельзя говорить: собака - мама. Сашка поднял наконец свои ясные очи. - Что собака не может быть, как говорится, маменькой, - сказал он, напирая на "маменьку", - это еще малое дело. Очень просто, что в раннем возрасте можно и собаку поцеловать. А что если одному про вертел не нравится... Нет, Сашкину антикритику надобно послать Фаддею и напечатать в "Сыне отечества". -... а другому там про собаку или даже маменьку, так можно и вовсе даже эту поему не читать. Ara, обиделся все же. И наступила тишина. -