Будни директора школы (СИ)

«Долина гейзеров» образовалась сразу после включения в городе отопления. Где-то был прорыв, но где? Коммунальщики брали на себя ответственность только за тот кусок трубы, который находился в подвале школы. Водоканал и теплосеть не могли поделить трассу, что лежала под слоем асфальта перед школой.

Ждать, пока школу смоет в овраг, или когда провалится кто-то из школьников, директор не мог. Он набрал знакомый номер телефона и позвал старых знакомых, газетчиков, с которыми работал, когда еще был в горкоме партии. Те с удовольствием устроили фотосессию с гулянием школьников и прыжками через ручьи, а потом Володька написал яркий фельетон о «Долине гейзеров» и о том, что у «семи нянек»… И попал в цель. Как раз шел разговор о слиянии всех структур в одну организацию.

Наутро, после разгона на планерке, где красный от злости председатель исполкома потрясал газетой и обещал лишение премий и увольнение всем причастным, перед школой съехались три машины, из которых синхронно вышли три не худых мужика.

Они постояли, смотря на ручьи и фонтаны, затем «главный коммунальщик» показал рукой на школу и сделал красноречивый взмах, отрезая трубы по линии фундамента — вот так, мол, мое, а это — ваше. Затем сел в машину и уехал. Представители «Водоканала» и теплосети еще постояли, ругаясь и размахивая руками, пощупали воду, доказывая друг другу, один — что она холодная и к теплосети относиться не может, другой — что теплая она, аж парит, а следовательно, не «Водоканал» должен тут копать. Хлопнули двери легковушек, и все разъехались, ничего не решив.

К вечеру того же дня возле школы появилась черная «Волга» председателя исполкома. Он даже не стал выходить. Только глянул, и машина повернула обратно. А еще через час от «Водоканала» спешно притарахтел бульдозер, со стороны теплосети — небольшой экскаватор, и бригада сварщиков оказалась тут же, выделенная коммунальщиками. Бригада слесарей, пройдясь по трассе, нашла и закрыла задвижки, экскаватор бойко вырыл яму, сварщики, опустившись в нее, долго что-то резали и варили уже в темноте, к ночи бульдозер уже заровнял все, засыпав яму, а утром на этом месте уже стоял самосвал с асфальтом и трое дорожников восстанавливали дорогу.

«Писатель»

— Да, и еще имейте в виду, что у вас там, в коллективе, есть настоящий «писатель», — понизив голос, говорит инспектор Гороно молодому директору школы.

— Писатель? — поднимает тот брови.

— Да, он же пишет во все инстанции. Постоянно пишет. Думаете, только одна жалоба была на предыдущего директора? Вот, мы же вынуждены разбираться по каждому случаю!

Она выволакивает толстую зеленую папку с тесемочками.

— Это — только по нему!

Письма в горсовет, в горком партии, в обком и облсовет, в Совет министров, в ВЦСПС, в министерство образования, в Верховный Совет, на очередной съезд КПСС, письма отдельным депутатам… В каждом письме подчеркнуты жирно жалобы на школу и ее руководство. К каждому письму прикреплен ответ. Каждый ответ — это выход в школу и разбор жалобы инспектора Гороно…

— Да-а-а, — восхищенно кивает головой директор школы. — А уволить его не пытались?

— Да, вы что? Как его уволишь? Он же законы лучше нас знает! Он сам, кого хочешь — уволит! Лучше уж вы его не трогайте…

…

В первый год работы нового директора трижды приходили комиссии разбираться по жалобам.

— Вот, написано, что у вас теплицы заброшены, которые на плане школы есть.

— Пойдемте, посмотрим.

Директор вел комиссию, и они смотрели на фундаментные блоки в том месте, где по плану — теплица.

— Так. То есть, он все верно жалуется… А если теплицы нет, то зачем блоки? С этого фундамента ребенок может упасть и покалечиться…

Директор терпел, а после ухода комиссии звонил шефам. Приезжал бульдозер и засыпал-заравнивал площадку, на которой должна была стоять теплица.

Новая комиссия смотрела уже состояние туалетов и интересовалась, почему туалет для учителей не закрывается на замок.

Очередная комиссия спрашивала о принципах распределения кабинетов и часов…

При этом «писатель» боролся не за себя лично. И даже не за коллектив была его борьба. Он принципиально боролся против администрации школы, раз за разом доказывая, что может найти повод для жалобы.

…

— Посмотрите газету, — директор со счастливой улыбкой подсунул листок под локоть завуча. — Посмотрите, посмотрите.

— А что там?

— А там, возможно, решение еще одной проблемы…

Были опубликованы поправки и изменения в КЗОТ, позволяющие увольнять пенсионеров по возрасту.

— Вы что, думаете «писателя» уволить? Да он же вас просто съест и не поперхнется! Он же законы знает!

— А мы тоже будем действовать по закону.

Уже на другой день учитель был в письменной форме извещен о том, что директор ставит вопрос о его увольнении по возрасту. Второй экземпляр уведомления с росписью учителя был спрятан в сейф.

Через обусловленное время заявление с просьбой рассмотреть вопрос об увольнении члена профсоюза по возрасту было направлено в профком школы. Председатель профкома был приглашен к директору школы и ознакомлен с новыми законами и правилами.

В нужный срок директор и «писатель» получили письменное извещение о том, что в пятницу после уроков пройдет заседание профкома по указанному вопросу.

Ровно в два часа директор школы и учитель стояли перед профкомом. Пять пожилых женщин, учителей с огромным стажем, испуганно поглядывали то на одного, то на другого.

Директор четко изложил основные пункты нового закона, упирая особо, что лично к учителю он претензий не имеет, а увольняет его «по возрасту». Учитель был вынужден подтвердить, что ничего личного тут нет.

— Хорошо, посидите в коридоре, — предложил председатель профкома.

Они вышли, таща за собой по стулу, и молча сели у дверей учительской. Минуты тянулись долго. Уже и полчаса прошло. За дверями жужжал разговор, иногда прерываемый длинными паузами. А директор и его учитель сидели бок о бок в пустом пыльном школьном коридоре и ждали решения, которое могло решить судьбу одного из них.

Час, целый час шумел профком за закрытыми дверями, пока, раскрасневшиеся и вспотевшие, не пригласили обратно ожидавших решения.

— В общем, так…, — председатель профкома помялась, не поднимая глаз от написанного уже протокола. — Мы отказываем директору школы в увольнении учителя по возрасту.

— …Это ваше право, — спокойно подтвердил директор. — Прошу копию протокола мне в дело.

…

Полгода. Прошло еще полгода. Ни единой жалобы, ни одного письма…

…

Через год в ходе выпускного вечера, крепко подвыпив, «музыкант» привязался к «писателю»:

— Что-то ты писать совсем перестал? Или наш директор тебе нравится? Что, боишься его, что ли?

— Нет, ты понимаешь… Он со мной — ПО ЗАКОНУ, — выделил тот уважительной интонацией. — Я теперь, если напишу что-то против него, то это будет — личная неприязнь. Мне теперь просто нельзя…

И больше он не написал ни одной жалобы до увольнения этого директора школы.

«Зачет»

— А почему у меня «четверка» за полугодие по истории?

Весь класс, в котором вел историю директор школы, уже вышел, а эта ученица осталась. И теперь стояла перед ним в позе и с выражением лица богини справедливости и правосудия.

В классе эту девочку немного недолюбливали за постоянно недовольное выражение лица. Она смотрела вокруг как-то слегка высокомерно. И говорила со всеми как-то нехотя, «через губу». Когда говорила о школе, учителях, предметах, одноклассниках, так и слышалось, что все время подразумевается «ЭТА школа», «ЭТИ одноклассники», «ЭТИ учителя», теперь вот «ЭТА история»…

— У тебя «четверка», потому что ты не отвечала темы, а тесты сдала на «четверку», — спокойно ответил директор школы. Он всегда старался говорить спокойно. И с учениками, и с учителями.

— А вы меня не спрашивали!

— Как же мне тебя спрашивать, если ты руку не поднимаешь и желанием не горишь? Вон, кто знал — руку поднимали. И кому надо было — тоже руку поднимали. Ты или не знала, или тебе не надо было…