Звездное вещество

...Недели через две после защиты у меня мелькнула одна заман­чивая идея по реактивному уип-эффекту, и зачесались руки поэкспери­ментировать по старинке "методом тыка". И пошел я к Стаднюку, на­ходясь в плену своего крестьянского простодушия, полагая, что мои предложения его обрадуют. Он выслушал и тут же спустил на меня всех собак:

– Занимался бы ты своим делом, Величко! У тебя автоматика ра­ботает безобразно. Мужики твои что-то нахомутали, а ты не разо­брался. Тебе кто-нибудь поручал лезть в дела Селезнева? Вот когда тебе это поручат, будешь экспериментировать. Распустились, опять никакой дисциплины, как в "партизанские времена".

О, тут меня тоже начал щекотать бес! Захотелось "врезать" от души.

– Георгий Иванович, вам, кажется, нужен доктор наук для руко­водства теоретической лабораторией? Не подойдет ли моя кандидату­ра? Объявляйте конкурс на замещение вакантной должности. Я готов.

– Пусть сначала ВАК утвердит твою "докторскую без защиты"! – почти заорал мне в ответ Стаднюк. – Это еще бабушка надвое сказала. Кандидатская у тебя и та была на волоске от срыва. Выкрутились вы с Бердышевым... И развелось же охотников до игры в науку, а что важ­ное государственное дело на грани провала, директору до лампочки.

А дело действительно катилось под уклон. Был уже конец ноября, и близился срок выполнения отделом и институтом соцобязательства, взя­того в начале года. Мы обязались – ни много, ни мало – получить брей-кивен к 30 декабря 1981 года, на полгода раньше плановых сроков. Ко­гда брали собранием всего отдела это соцобязательство, еще очень крепко все ладилось у Георгия Ивановича. Окрыленный и уверенный в успехе, Стаднюк без затруднений уговорил то профсоюзное собрание. Еще летом казалось, что до успеха рукой подать. Была запущена на ЭВМ программа оптимизации УТС-реактора, включающая в себя все достижения могучего научного штурма... Ах, как хотелось Стаднюку, чтобы этот его успех был замечен наверху! На том "верху", который возвышается не только над Бердышевым, но и над министром. Нужно было вовремя дать соответствующий анонс!..

За осень видоизмененную программу оптимизации пускали три­жды. Экспериментально она не подтверждалась, вот в чем состояла печаль. Мои мужики собирали очередной "оптимизированный" УТС-реактор. На первое включение непременно приходил сам Стаднюк. И очередной макет вел себя так же непредсказуемо, как и предыдущий. При каждой последующей "оптимизации" УТС-реактор 81 все больше походил на циркотрон 77... А ведь был уже готов даже эквивалент по­лезной нагрузки, любовно называемый Стаднюком аббревиатурой ЭПН. Это был огромный транспарант на крыше нашего высотного корпуса, в который ушла тысяча штук стоваттных осветительных лам­почек. Расчетная мощность УТС-реактора должна была составить 100 киловатт на точно такой же кредит, получаемый от Мосэнерго. Долж­ны были вспыхнуть в предновогодние дни над Синявино слова: "Слава КПСС!" Как тут не вспомнить "спуск на воду большого корабля для большого плавания"!

Эстафета недосыпаний и жестокой нервотрепки перешла от селез­невской лаборатории к нам. Стаднюк давал четкие разнарядки по утрам, а поздно вечером он подводил итоги, и мы изнеможенные тащились по домам... Особенно доставалось в эти дни бедняге Рябинкину. То и дело приходилось перебирать УТС-реактор в поисках очередной "ляпы" до­пущенной слесарями-сборщиками... Владимиру Петровичу уже испол­нилось шестьдесят два года, голова его стала совершенно белой с лег­ким, правда, оттенком желтизны, словно бы это выделялся никотин, накопленный за долгий стаж неукротимого курильщика. От крепкой махры военных лет до "Беломора" современности, на который Петро­вич постоянно ворчал за то, что в нем теперь "одни палки"... Петро­вич в эти дни работал просветленный, потому что наметил себе "дойти еще раз до Берлина", а там уж и на пенсию. Ох, как же стыдно было мне при Петровиче вспоминать последнюю стычку со Стаднюком, со­стоявшую из одних только обоюдных амбиций!

И мне хотелось "взять Берлин"... Уроки четкой организационной работы, преподанные в эти дни Стаднюком, вызвали невольное вос­хищение. В один из таких "штурмовых" вечеров, когда оставленные Стаднюком самые необходимые люди быстро и споро свершали оче­редную переделку макета и буквально за один вечер было сделано то, что в обычных условиях заняло бы не меньше недели, мне в голову пришла неожиданная метафора. Вот мы, люди, каждый на особину, каждый со своим мнением и самолюбием, со своей правдой и иллю­зиями, напоминаем эти проклятущие ядра, не желающие вступать в реакцию из-за взаимного расталкивания. Но, сжатые давлением об­стоятельств и разогретые сознанием долга, мы сливаемся в коллектив -источник самой удивительной энергии на свете, которая сродни только солнечной да еще вот управляемой термоядерной, если нам суждено ее на этот раз получить!

"Если... – думалось мне, – если это случится, я буду так же радо­ваться, как когда-то первой публикации Сандерса!" Вот же обаятель­ный, дьявол! Даже после того, что он со мною сделал в последние го­ды, Стаднюк ввел меня в прекраснодушное умиление! Заставил уверовать в силу его научного натиска...

А загорелось всего четыре лампочки в первой букве "С". 400 ватт "дебета" на 100 киловатт "кредита". "Дирижабль", – коротко резюми­ровал это событие Юра Серегин. За десять дней, ценой невероятного напряжения сил, удалось зажечь 40 лампочек. Даже на целую букву не хватало, и Серегин с Бубновым переключили весь ток на восклица­тельный знак. Это было 22 декабря. Все "идеи", по увеличению эффек­тивности УТС-реактора, были исчерпаны. Соцобязательство было провалено со всеми "вытекающими отсюда последствиями", вроде ли­шения премий и тому подобное... Стаднюк слег с гриппом или сказал­ся больным, кто его знает. И мы с Петровичем провели задуманную пробу на реактивном уип-эффекте. Ту, в которой Стаднюк отказал мне месяц назад. Любопытные получились данные – таинственные, пугаю­щие! Такая даль открылась за ними, что в ужасе холодела душа...

Между тем до Нового года оставались считанные дни. Утром по дороге на работу Даша спросила:

– Па, как ты посмотришь, если у нас дома под Новый год будет вечеринка Машкиных гнесинцев и... – она поискала слово, – моих су-

риковских друзей?

– Хорошо посмотрю, – обрадовался я. – Очень даже благосклон­но.

Я как раз и страшился новогодней ночи в пустой квартире, если дочки будут встречать Новый 82-й год где-то на стороне, и теперь ра­довался, что в шумном молодежном многолюдстве легко перескочу через праздник. Мне ведь много не нужно. Пусть себе они бесятся в родительской комнате, она побольше, а я засяду в детской и попыта­юсь понять, что же это мы намерили в последний раз с Петровичем... И вдруг я почувствовал, что между мною и Дашкой возникла какая-то натянутость. Что-то она еще недосказала или что-то хотела спросить. И она спросила:

– Но ведь тебе совсем некуда пойти, бедный папочка?

Меня сначала обожгло. Вот, значит, как! Молодежи нужна вся квартира и без родительского соглядатайства, "флэт" по-ихнему... Я тут же волевым усилием заставил себя смягчиться и лихорадочно при­кидывал, куда бы себя действительно подевать. Вспомнил о Дымовых.

– Не беспокойся, Дарья, есть у меня друзья, – сказал я дочери.

А Даша, уладив одно дело, не могла утерпеть еще с одним. Види­мо, она и здесь не была уверена в моей реакции.

– Знаешь, па, я больше не хочу поступать в Суриковский, – сказа­ла, косясь на меня вполглаза. – Мне с Костей Жоховым в таланте не потягаться. Буду поступать в Архитектурный. Как ты на это смот­ришь?

Я молчал, слегка огорошенный, и думал: "Вот и начались знако­мые проблемы у поколения детей. Та же самая Женька, слишком уж требовательная к себе! Как это она сказала однажды? Моя лучшая рифма: "Машка-Дашка"... Или у Даши, как у меня, врожденный де­фицит честолюбия? Или просто трусит девка, "обжегшись на молоке"?