История Одного Андрогина (СИ)

Больше никто не смотрит на платье, телепающееся на ней. Сотни обеспокоенных глаз направлены на лежащую без сознания Еву Адамс. Все столпились вокруг ее высохшего тела. Стало ясно, что без врачей не обойтись. Пульс в норме, давление низкое. Показ прерван. Еву забирают на носилках. Вскоре весь мир узнает, что это был последний показ Евы Адамс.

XXXV Глава

Ева смотрела за окно. В нем она видела спускающийся мокрый снег, который тут же таял на асфальте. На фоне теплеющего марта ее голова обременялась грустными мыслями. Эти мысли были обо всем. О том, что она здесь делает, как она здесь оказалась, как она подставила Оливье.

Теперь весь мир пестрил новостями о том, что Ева Адамс наркоманка, и она госпитализирована в наркологическую клинику Парижа. Все были шокированы новостью о том, что она вышла на подиум под кайфом. По крайней мере, так писало большинство источников. Во всем винили Оливье. Это он позволил выйти ей на подиум, это он ее разбаловал, это он не следил за ней. Модный мир был поднят на уши.

Ева не так хотела покинуть подиум. А то, что она его покинет, уже никто не сомневался. И сама Ева, тоже.

Да. Было много скандалов связанных с разбойным, наркоманским образом жизни топ-моделей. Многие из них умирали. Но в случае Евы это было последней каплей, которой все так ждали, как повода лишить ее всего. Она надоела миру своими выходками. Она стала чуть ли не самой скандальной моделью в мире в истории моды. Большинству стало приятно обсуждать «падение Гермафродита». Именно так писали газеты и говорили в народе. Многим моделям дышалось легче от того факта, что они больше не встретят «нарциссического тирана» за кулисами.

Ева и сама была от части рада не видеть всех этих пираний. Не иметь к ним никакого отношения. Особенно, после разговора с Оливье, который решил прийти к Еве и попрощаться.

- Прости меня, Оливье! Я не должна была так поступать с тобой! Я не должна была выходить на подиум! Прости, что я не послушала тебя! Из-за меня ты лишился работы. – говорила она.

- Есть, что есть. Ты уже не должна об этом беспокоиться. – спокойно говорил Оливье.

- Нет, Оливье! Тебя лишили работы! Из-за меня! И это хорошо, что на тебя еще не завели уголовного дела!

- Хм… И то верно. Ничего. Остается лишь смириться. Я и так стал тем, кем я стал лишь благодаря тебе. Спасибо, Ева!

Ева стихла и примолкла. Она смотрела в грустные, но совершенно спокойные глаза Оливье и ловила себя на мысли, что даже сейчас он больше думает о ней, чем о себе.

«Какой же ты дурак, Оливье! Почему я для тебя так много значу? Зачем ты подошел ко мне, тогда на выставке 1990-го года? Зачем ты мне предложил контракт? Зачем мне понадобился Маринелли? Черт!» - думала она, с чувством вернуться во времени и изменить все, чтобы никто не страдал.

- Что ты теперь собираешься делать? – сдержанным голосом молвила она.

- Вернусь в Бордо, к родителям. Буду помогать им в винном производстве. Больше не хочу иметь что-либо общее с модой. Не потому, что меня уволили. А потому, что я не хочу смотреть в глаза всем этим злорадным, гламурным стервятникам. Ты все, что у меня было в этом жестоком мире. Понимаешь? До тебя я сам не знал, чего хочу. Когда я стал с тобой работать, я осознал весь смысл жизни. Я обещал домам, что справлюсь, если все буду тянуть на своих плечах. Но я не справился с тобой.

- Это не так, Оливье!

- Нет, так! Это правда! Ева, я пытался сделать с тобой, все что думал. Я хотел слепить из тебя материал. Но ты сама себе хозяйка. Ты не позволила мне это сделать. Ты сама по себе. Твой образ независим. На него невозможно влиять. Понимаешь? И это твое главное отличие от всех остальных моделей. Ты ничем никому не обязана. Ты и есть причина самой себя. Ты сама создала своего Гермафродита.

После данных слов Ева еще больше захотела избавиться от всего того, что ассоциировалось с Евой Адамс. Она не хотела иметь отношения к этому образу теперь. Она понимала всей глубиной своей души, что лишь заставила страдать людей своим гордым образом Гермафродита. Она лишь причиняла боль и вела их жизни к краху. И она хотела прекратить все это.

- Да. Ты прав, Оливье. Я сама породила Еву Адамс. Я сама должна погубить ее. – сказала она.

Ей не терпелось закончить лечение и выписаться из этой клиники. Теперь у Евы было новое стремление.

Поначалу ей казалось это очень сложным и длительным процессом. Дни шли словно годы. Ее беспокоила ломка, мысли и стрессы. Ей больше не снился сон с Синди. Но она часто думала о нем. Вспоминая слова Синди в нем, она все больше ловила себя на мысли, что все меньше думает как Ева. Ее мысли стали казаться ей противны. И когда шел пятый месяц ее нахождения здесь, она уже была уверена в своих мыслях. Она знала, чего хочет. Чего хочет она, а не Ева Адамс.

Вероятней всего, Оливье уже готовился собирать виноград и жать его ногами. А в мире вдоволь назлорадствовались и забыли о Еве. Ей очень хотелось туда. Ей хотелось выйти на улицу, в мир, на волю. И когда врачи выписали Еву, она с нетерпением вернулась на улицы Парижа. Ей хотелось гулять. Только ей не хотелось, чтоб ее узнавали.

Придя домой, она встала перед зеркалом и сказала:

- Хватит. Я больше не могу тебя видеть. – после чего открыла ящик и достала оттуда ножницы.

Она хотела сделать это, но с каждой секундой ей становилось все тяжелее подносить ножницы к своим волосам. Ей было жалко эти длинные деревья молодости. Ее пленило сомнение. Но глубоко вдохнув, она собрала в себе все силы и решительность и начала процесс ликвидации приевшегося ей образа. Она хотела раз и навсегда покончить с ним. И собрав все свои волосы в пучок, она завела ножницы и стала давить лезвиями с двух сторон. Они стали врезаться ей в волосы и прорезать слой за слоем, пока не встретились и не смокнулись.

Огромная прядь волос рухнула на пол. Все, что осталось на голове Евы, так это подобие каре, что больше напоминало ужасную попытку отрастить волосы из ничего, нежели избавиться от их длины. Передние пряди были самыми длинными, и Ева, долго не раздумывая, состригла их на уровне глаз, после растрепала их в челку. Остальные волосы небрежно прикрывали уши.

- Так-то лучше. – наблюдая первые результаты самострижки, говорила Ева.

В ее голосе прозвучала некая тоска. Но ее чувства лишь набирали уверенности в себе. Теперь ее стрижка была более приближенной к мужской. Лишь немного поправив концы над ушами, Ева подумала, что с нее хватит. Теперь остается перекрасить волосы в черный цвет. Она была уверена, что так и надо. И она сделала это.

Смыв с себя остатки макияжа и напялив дутую осеннюю куртку, Ева вышла из дому и пошла гулять в те районы, где люди не имели ни малейшего отношения к моде. В Париже таковые места было найти весьма сложно, но Еве было под силу все. Она нашла какую-то безвкусную забегаловку с бильярдом и решила зайти в нее.

Еще больше спустив свою челку на глаза, она осторожно внимала контингент и все, что было вокруг. В принципе, ее ожидания оправдались. И в этот момент она подумала, как давно она не носила джинсы. Если вообще когда-нибудь носила. С непривычки она чувствовала себя в них как петух в колготах.

«Главное, чтобы поверили, что я парень. И чтобы не узнали во мне Еву Адамс» - параноидально думала она. Стоило ли переживать Еве, если людей, пребывающих здесь, интересовало максимум – футбол, бухло и бильярд, в который они здесь играли. Еве нужно было освоиться.

Усевшись за барную стойку, она почувствовала, как ей жарко. Но ей нельзя снимать куртку, иначе все увидят ее грудь. Ева словила себя на мысли, что изображать парня порой намного сложнее, чем девушку.

Она заказала себе выпивку, осторожно осматриваясь по сторонам. Промелькнув своим взглядом, она заметила парочку бородачей с пивными животами, парочку заядлых игроков с киями. Остальные перемешивались в одной массе. Лишь грудастая мелированная блондинка с коротким топом, поддерживающим ее грудь, привлекла внимание Евы. Она разбавляла всю эту унылую обстановку, сидя в углу, весело проводя время со своими менее заметными подругами.