Через двадцать лет (СИ)

* * *

Первая читка – волнительная, долгожданная, наполненная вдохновением – оказалась не такой, как представлялось вначале, нет. Более волшебной. Эрика чувствовала себя Алисой, попавшей в Зазеркалье, где самые невозможные герои встречаются на пути, а самые невероятные события реальны. Процесс вертелся и закручивался, создавая из вымысла правду – объёмную и достоверную.

Знакомство с актёрами принесло забавную смесь восхищения и смущения: они были настоящими, приятными и вполне нормальными людьми; драматург Рубинштейн здоровалась с каждым, улыбаясь и преображая мысленно в отобранного героя. Всё вышло профессионально, но в душе при этом сидела счастливая маленькая девчонка, готовая прыгать, вопить и танцевать буги-вуги от радости.

- Ведите себя естественно, - шепнул перед началом Александр, появляясь в зале, - представьте, что собралась одна славная большая семья – перед ними нет смысла напускать на себя пафос.

Эрика приняла совет к сведению и в ходе коллективного обсуждения поняла, что имелось в виду. Актёры смеялись и шутили, приветствовали друг друга и активно интересовались её взглядами. Большинство она знала по разным фильмам и сериалам – включая упомянутую Дэном Оливию Уэйн, которой предстояло играть мачеху главной героини. Лукас Латимер – будущий брат Бэзила – пронизывал натренированно сверлящим взглядом, но, стоило отвлечься от текста, он враз становился собой, далёким от злодейств и интриг мастером перевоплощений. Сама «Беатрис», в реальности – Николь Фокс, была худенькой русоволосой девушкой, студенткой второго курса актёрской школы. И смущалась едва ли не больше Эрики.

- Можно я сяду не в центре, а с мисс Рубинштейн? Как подумаю, сколько на мне ответственности, сразу зубы стучат от страха, - честно призналась «леди Батлер», предлагая актёрам поменяться местами.

- Хорошо понимаю ваши ощущения, - заметила автор, когда собравшиеся расселись, - только прошу, давайте, по примеру остальных, без фамилий?

- Давайте, - согласилась Николь, - тем более, нам предстоит много работать и, если повезёт, сдружиться.

Эрика подумала, что к тому есть все предпосылки. Процесс читки – своеобразное налаживание контакта – прошёл отлично и без затруднений. Возможно, люди и уютная атмосфера действительно способствовали нужному настроению и заставляли возвращаться к мыслям об описании театральной жизни. Александр, теперь-то соответствующий определению «режиссёр», хмурился и сыпал замечаниями на серьёзных репликах в тексте; Абрахам, активно жестикулируя, расписывал чувства лорда и его стремление найти родную дочь – то, каково этому «немыслимо отважному и сильному духом человеку». Эрика зарделась от высокой оценки, подтвердив сказанное:

- Роль нуждается в проживании, со всеми её инстинктами и непотопляемой выдержкой.

Дэн, сидевший рядом с боссом, листал свою копию текста, делая цветными ручками ремарки возле диалогов. Актёры пробовали произносить фразы с различными интонациями, меняя, тем самым, настроение отдельных сцен. Запах горячих напитков и песочного печенья, витавший в зале, перемешивался с духом общей эйфории. Эрике не хотелось, чтобы день, переходя в вечер, заканчивался – владелец театра был прав насчёт большой семьи.

Но встреча всё-таки не могла не завершиться: разные дела и разные (пока ещё) графики преобладали. После читки присутствующие несколько минут не отпускали девушку, спрашивая о деталях и тепло принимая оценку намечавшейся работе. Для них она была не бездарная особа с отказом на Бродвее – для них она являлась Автором. А кое-кто из исполнительниц ещё и кулинарный раздел в «Лэдис Тайм» почитывал:

- Вашу фамилию трудно не запомнить и не узнать, мисс Рубинштейн, - фраза принадлежала Шелли Стивенсон. Дэн, стоя неподалёку с Александром и как раз напоминая тому про «экскурсию», обернулся и одобрительно поднял большой палец.

* * *

Автомобиль, припаркованный на Корт Сквер, через дорогу от театра, ничем особенным не отличался – ни вмятин на бампере, ни царапин на дверцах, ни грязи на идеально чистых номерах. Машина была взята напрокат, как и несколько других, использовавшихся до неё. Женщина, сидевшая в салоне, не включала ни фары, ни свет над приборной панелью – завернувшись в толстую куртку и не отстёгивая ремень, она просто сидела на месте водителя, срастаясь и сливаясь с темнотой подступающих сумерек. В автомобиле не играло радио, не работал кондиционер и не пахло сигаретами или духами. Если бы не сжимавшие руль руки в перчатках, можно было бы подумать, что в салоне обитает равнодушный к удобствам призрак.

Взгляд женщины приковывало здание театра Гордона – великолепное, манящее и недоступное. Сколько подобных взглядов она уже бросала на него? Сколько разного передумала, сколько писем написала, сколько вот таких вечеров провела, замерев на манер укоряющего изваяния? Сама со счёта сбилась... А тот, кому были обращены письма, не сдавался и не реагировал, не делал попыток признать очевидное и необходимое. Кожа перчаток скрипнула по рулю – пальцы наверняка побелели от усилия сдержать бурную ярость. Ярость, которая с некоторых пор не поддавалась контролю. Теперь, когда, по информации из Интернета, он собирается ставить новый спектакль, желанных изменений не случится – новые послания опять будут напрасными. Уговоры, угрозы, мольбы – нет уж, умолять она не станет! Хватит и того, что десять лет жизни были загублены в попытке достучаться до самодовольного самонадеянного типа, прибравшего к рукам наследие семьи.

- Пора выходить из тени, - сказала себе Исси Йорк, подводя черту, - из нас двоих умолять будешь ты, Александр Гаррет…

Примечание к части [56] На кладбищах США распространена установка GPS-маяков, что существенно облегчает поиск нужной могилы.

  Глава 12. На два города

Они ещё не встречались, не были парой и мало знали друг о друге. Но, конечно, рабочее знакомство сделало своё дело.

Эрика никогда не считала спешку полезной, особенно – в сердечных делах. Как-никак, а небольшой опыт имелся: помимо археологически ньюманского, был весёлый школьный, похожий на хрустящие кукурузные хлопья, и скучный редакционный, напоминавший заветренные суши. Теперь же… Теперь приближалось нечто новенькое, вроде тропического коктейля. Возможно, «новенькое» началось с читки в компании актёров, но скорее точкой отсчёта послужил первый визит в театр и диалог в кабинете: чем Дэн Спаркс напоминал своего босса, так это умением смотреть. Правда, в отличие от Александра, взгляд которого оба раза решал невидимые стратегические задачи, помощник режиссёра будто конфетти взором распылял. Потом делал передышку и распылял ещё сильнее.

Дэн Спаркс… Встрёпанный, воодушевляющий, взрывной театрал-мотоциклист, разбирающийся с мрачными бородатыми типами в пальто… Эрика так и не определилась, почему на читке он периодически поглядывал именно в её сторону. Из-за сцены на улице? Тогда почему улыбался? Или дело в другом? Другое, надо полагать, к истине было ближе – с режиссёром-то она разговаривала исключительно на профессиональные темы и ушла раньше. И напоследок вновь поймала на себе взгляд мультяшно-голубых глаз…