Звездное вещество

– А чем ты у нас будешь заниматься?

– Да есть тут у нас одна идейка. Хотим использовать спин элек­тронов или протонов, они потяжелее, в практических целях... Извини, я тороплюсь.

Два года потом лаборатория Селезнева трудилась над поисковой НИР "Волчок" под грифом "совершенно секретно". Два десятка селез­невских кадров, набранных Стаднюком "по лимиту", угрюмо и бди­тельно хранили тайну. Скорее всего, ее просто никто не знал, потому что Стаднюк и Селезнев не очень-то посвящали их в общий замысел, нагружая конкретными узкими заданиями. С легкой руки Юры Сере­гина это называлось "Аскольдова могила"...Причина наших неудач с уип-эффектом в водородно-литиевой плазме немного прояснилась, когда Валерка Глушко выдал "детское" предложение – посмотреть уип-эффект в парах чистого лития, без во­дорода. Здесь схлопывание наступало так же исправно, как и в чистом гелии. Добавка водорода, даже в мизерных количествах, гасила уип-эффект! Стало очевидно, что виной всему большое различие в массе ядер лития и водорода. Я испытывал нешуточное потрясение. Если это принципиально, ни о какой чистой реакции УТС мечтать не приходит­ся. Приехали!.. Но почему? Каким образом проявляет себя это разли­чие в массе ядер? Собственное мое понимание уип-эффекта теперь ка­залось мне примитивным и неглубоким. Нужны были новые данные о жизни явлений, происходящих в циркотроне. Но как проникнуть в суть явлений, длящихся одну миллиардную долю секунды? С помощью ка­кого постороннего "свидетеля" понять драму взаимного "непонимания" между литием и водородом?Все это стало темой ежедневных дискуссий на "совете стаи". Так ироничная молодежь стала называть наши лабораторные совещания. На телевидении только что прошел мультфильм "Маугли", и аналогия была естественна, хотя какое-то время меня смущала собственная роль вожака стаи Акелы... В результате решили:– Черт с ними, пусть литий с водородом пока не схлопываются. Разберемся!.. Нужно все практические наши работы сейчас сосредото­чить на уип-эффекте в чистом литии. Повысить мощность СВЧ накач­ки. Переделать конструкцию циркотрона, как задумано.Коллектив разделили на две рабочих группы. Одна, во главе с Серегиным, как раз и должна была заниматься новым циркотроном. Вторая, с Герой Латниковым в качестве первой скрипки, занялась тео­ретической проработкой уип-эффекта "в двухкомпонентной смеси с различием по массе ядер". Я же сам в середине июня вышел в отпуск. И не потому, что устал и хотел отдыха. Скорее наоборот, мне предстояли в отпуске немалые труды и хлопоты. Семья Величко получила двух­комнатную квартиру. Квартиры же в наших новостройках сдавались с жуткими недоделками. Прежде чем вселиться, нужно было проводить капитальный ремонт. Надежда Максимовна взяла путевки в дом отды­ха на озере Селигер и увезла с собой племянниц. Мы с Женей за месяц вкусили счастье и горечь новоселья... Дочки вернулись в отчий дом уже на новое место.

В конце июля 72-го года установилась в Подмосковье невиданная жара и сушь. До конца сентября не выпало ни дождинки. В сухом зное, без росы и хоть какой-нибудь прохлады, душно тянулись нескончае­мые ночи, и солнце поднималось в дымной мгле. Горели леса и торфя­ники. Плотность недвижной дымовой завесы становилась все ощути­мее и безнадежнее. От дыма не было нигде спасения – на улицах, в доме, в лесу и на реке. Охватывал ужас: еще чуть-чуть и начнем зады­хаться, ничто не спасет, потому что в сотне километров вокруг не отыщешь клочка чистого от дыма пространства. Женя занялась шить­ем новых форменных платьев для дочерей к школе, втянула в это заня­тие и девчонок, поручив им шитье белых фартуков. Все были при деле. Но приходя с работы, я видел осунувшиеся личики, в момент потеряв­шие свою селигерскую свежесть. Я предложил Жене уехать с дочками куда-нибудь, где торфяники не горят.– Ты поедешь с нами? – спросила она. – Мы тебя на погибель здесь не оставим.Отчаяние охватило меня и в лаборатории. Как я и ожидал, теоре­тические изыскания наших "термоядерных волков" нечего существен­ного не показали, кроме различия в скоростях ионов лития и водорода. Водородные ядра носились быстрее тяжелых литиевых. Ну. и что из этого следует?.. Подоспел макет новой лабораторной установки. Это был циркотрон с СВЧ накачкой в 10 раз более мощной. Мои инженеры и Рябинкин поработали на славу. Уип-эффект в парах лития показал уплотнение 50 единиц. Но добавка в смесь водорода срывала схлопывание. Меняли режимы: давление, ток, напряженность поля, мощность накачки. Результат был единый – отрицательный.Как же невыносимо это состояние бессилия при неудачах! В рас­терянности разводишь руками, совсем не представляя, что еще пред­принять. Подходишь к раскрытому окну и с тоской смотришь, как торчат из желтовато-сизой дымной мути верхушки молодых сосенок. Со злым прищуром светит в опаловой мгле задымленных небес солнце. И липнет к телу мокрая рубашка, теряющая свежесть через полчаса после одевания. Напрасно пролистываешь в библиотеке института иностранную периодику, напрасно роешься в толстенных томах | "Рефератного журнала" за последний десяток лет. Никто еще не стал­кивался с проблемой, в которую уперлась тема "Дебют". Никто в мире вообще еще не дошел до идеи термоядерного циркотрона. Ни у кого не возникло претензии – получить УТС в чистом протонно-литиевом цикле. Но не радует этот приоритет. Не дикостью ли было принимать­ся за исследование чистой реакции, требующей куда более жестких ус­ловий, чем дейтерий-тритиевая? Ведь и в дейтерий-тритиевых проектах успехи весьма искушенных научных коллективов пока более, чем скромны. По Сеньке ли шапка, товарищ Величко? Вернее, по Саньке ли шапка? Вот так!..Стала в те дни мне казаться собственная моя деятельность какой-то безнравственной претензией на исключительность, тем более по­стыдной, что она приобрела министерские масштабы и обойдется го­сударству в миллион рублей, пущенных на ветер. Все валилось у меня из рук. Благо, "стая" почти вся оказалась в отпусках и не видела, что ее доблестный Акела выбросил себя на свалку самоуничижения и валяет­ся там, как шелудивый пес. Меня сковывала вялость и робость. Домой я приходил поздно, хотя мои долгие размышления, прикидки и расче­ты по вечерам в лаборатории можно было без греха оставить. Просто, я страшился смотреть в глаза Жене.Облегчение пришло в конце сентября... С вечера закрапал роб­кий дождик, но еще не верилось в его серьезность. Разве такой спра­вится с подземными пожарами в торфяниках, если его следы тут же высыхают на асфальте?.. Ночью мы проснулись под настойчивый и деловитый шум обильно льющейся с неба воды. Так отраден был телу и душе влажный холод, втекавший в окно и разбудивший нас. Душа принимала очищение. И меня потянуло на исповедь. Женя мало что поняла в сути переживаемой мною научно-технической драмы, но чут­ко уловила истоки моих душевных мук. Она поняла, что ее милый Са­нечка просто-напросто запаниковал, как мальчик, отбившийся в лесу от взрослых. Она для начала успокоила меня. Чем? Пожалуй, я не смог бы дать себе в этом полный отчет. Тоном ли тихой ночной речи, ис­кренним ли доверием к этой моей исповеди? Или нежным объятием? Или тем поцелуем в мои закрытые веки, каким она, случалось, утешала и дочерей своих, склонных к меланхолии так же, как и их папочка?.. Когда же я успокоился, благодаря исповеди и ночному дождю, и жаж­да жизни восстановилась в моей душе, она спросила далеко не с напу­скной строгостью:

– Это как же тебя, Санечка, понимать? Ты разуверился в ценности работы, которую свершаете со "стаей"?– Вовсе нет. Напротив, когда все задыхались от дыма, я думал об экологической катастрофе, на которую человечество обрекает себя, продолжая сжигать органическое топливо. Углекислый газ, парнико­вый эффект и так далее, ты это все представляешь. Как раз ничего нам всем не нужно так, как источник чистой энергии... Я усомнился в себе самом. По Саньке ли шапка?

– Понятно, Величко, ты явно "пережимаешь" в своей скромности. Болтать о высоком, верно, мерзость. Но нести в себе высокое, осознавать свое достоинство человек обязан... Какой славный дождь, и я тебя очень-очень люблю. Спи, мой хороший.Та ночь отразилась в Женином дневнике: