Звездное вещество

– Пожалуйста, Станислав Васильевич, – сказал уже спокойно директор.– Саша, я не совсем понял, где тут у тебя в циркотроне лошадь запрягается, хоть это и дерби...

И посыпались вопрос за вопросом, касаясь той части плакатов, которые я еще не успел тронуть указкой... Этим славным мужикам хорошо знающим цену крови исследователя или разработчика, был жаль прерванный доклад. И они, будто скомканную бумажку, подняли и разровняли и принялись читать, что там дальше написано. И снова вдохновение стало разгораться в моей душе, горькое и бесполезное, но в силу этого как раз, глубокое и свободное. Мне ведь нечего было уже терять! Слушал и Бердышев, сидя в прежней своей позе, полуоборотясь и к докладчику и к аудитории...– Саша, – пробасил Красилов, – Я забыл эквиваленты. Сколько, ты говорил, энергии содержится в литре простой воды? Скажем, в этой.Леонард Гаврилович постучал авторучкой по бутылке боржоми, стоявшей перед ним на столике. Я ответил:

– Тяжелый водород, содержащийся в литре обычной воды, имеет энергию трехсот литров бензина.

И тут дрогнули сердца автолюбителей, каковыми и были в боль­шинстве своем эти мужики. Сразу же последовал вопрос:

– А мыслимо ли, Саша, хотя бы в отдаленном будущем так уменьшить размеры термоядерной установки, чтобы она разместилась в капоте "жигуля"? Наверное, свинца все равно потребуется столько, что его на пятитонке не увезешь.

Далекий, вихрастый и ясноглазый, мальчишка-автор проекта атмосферно-электрической станции вдруг ожил в тридцатипятилетнем инженере Величко, уже вдоволь хлебнувшем житейской горечи и научившемся хранить нежную ткань романтики под корой осторожности, рассудительности и иронии... Я и сам не заметил, как вдохновение вы­несло меня в область научной фантастики, весьма рискованную для серьезного сообщения на семинаре, но вполне допустимую, как оказа­лось, когда это сообщение уже с треском провалилось. И Бердышев не сдерживал меня, автолюбитель ведь жил и в Генеральном директоре ...

– Дело в том, – сообщал я своим слушателям, – что природа, как и всегда, положила поближе к человеческим рукам то. что поплоше, а настоящие сокровища спрятала подальше– не сразу дотянешься... Очевидно, брейкивен и первые промышленные установки будут осуще­ствлены на основе дейтерий-тритиевой смеси. Она требует относитель­но скромных усилий на поджиг и поддержание реакции. Но эта реак­ция сопровождается мощным нейтронным и рентгеновским излучением. Здесь на первом плане будет стоять проблема долговечно­сти камеры сгорания и защиты персонала. Энергетическая установка будет иметь такие размеры, что не поместится и на ледоколе Арктика"... Но есть реакции, например, протоно-литиевая, в которой исходные продукты, обыкновенный водород и литий, совершенно не радиоактивны, а продукты реакции представлены только альфа-частицами, которые имеют электрический заряд и поэтому могут удерживаться электрическими и магнитными полями. В этом смысле установка типа нашего циркотрона идеальна, так как заряженные продукты реакции можно заставить генерировать СВЧ колебания, и реакция станет самоподдерживающейся, только топливо подавай...– "... и шахматная мысль станет средством междупланетных со­общений!" – закончил за меня Царев. Зал грохнул смехом, но мягко, незлобливо. А Бердышев спросил:

– Ну хорошо, товарищ Величко, вот если вам в настоящий мо­мент выделить средства, обеспечить оборудованием, материалами, на­брать персонал, когда можно было бы рассчитывать на термоядерный мотор для автомобиля?– Этого я не могу сказать, Владислав Петрович, – ответил я, чув­ствуя смущение при такой постановке вопроса. – Вот на этой диаграм­ме я пытался прогнозировать выход на брейкивен с помощью цирко­трона. Получается пять-шесть лет при весьма напряженной работе исследовательской группы.

– Это прогноз для дейтерий-тритиевой реакции?– Разумеется. Других смесей мы еще не изучали.

– Жаль, – сказал Бердышев. – Но ничего не поделаешь. Дискус­сию по этому докладу предлагаю не проводить. Мы и так на целый час затянули ответы на вопросы. И не о чем тут, друзья мои, дискутиро­вать. Не наша это тематика, не наша!– Если не мы, Владислав Петрович, так кто же это еще сделает? -прогудел Красилов. – Такая красивая техника, аж руки чешутся. И жаль будет, если американцы нашего Величко снова опередят.– Мне тут ясно одно, – ответил Бердышев, – мы этим заниматься не имеем никакого права. Не хватало еще мне в институте радиоактив­ности и хлопот с радиационной безопасностью нашего городка. По­корно благодарю, дорогой Леонард Гаврилович!.. Перерыв на обед.

Засидевшиеся и истосковавшиеся по куреву "семинаристы" груп­пами толпились на террасе. Я слышал там и сям обсуждение своего доклада. "Как они вообще в это влезли?" – "А ты Пересветова Алешку не знаешь? Ему только дай, а уж там куда кривая вывезет!" – "Но ра­бота блестящая, ей богу, братцы!" – "Да-а-а! Моторчик бы такой для "жигулька" – вещь!" Я спрыгнул с террасы и зашагал через березняк, Вдруг знакомая рябина, отяжеленная своим урожаем, словно за рукав меня схватила: "Ну, и как?" Я остановился. "Скверно, рябинушка, ох и скверно же! Может быть, и худо гибнуть за чьи-то интересы, но еще хуже, когда ты становишься совсем не нужен... А ведь это действи­тельно "мое место", прямо-таки по Михал Михалычу Пришвину. На этом месте я уже на сажень сквозь землю вижу, а еще бы поработал, стал бы видеть и на все три сажени. Жаль... И ведь этого "своего" ни­кому не передашь, прав старик! Никакими статьями и диссертациями не исчерпаешь этого... Какой же это будет для моей Женечки стра­шенный удар! Вынесет ли она все это, или же опять начнется, как тогда в марте, если не пострашнее?.. Сунул в рот горсть рябиновых ягод. Ки­словатая горечь вроде бы подбодрила. Я обернулся. Рядом стоял и смеялся Пересветов. Тоже сорвал горсть ягод и бросил их в рот.

– Ну, что, Величко, "в то утро он проснулся знаменитым"?

– Что толку? Хожу вот и хочется взвывать за Дубровского: "Еще вчера имел я хлеб и кров родимый, а завтра встречусь с нищетой..." Сам я, понятное дело, как щенок слепой. А ты на что же рассчитывал?– С нашим Генеральным в таких делах рассчитывать не прихо­дится. Эх, рановато мы с тобою выскочили, Сашка! Надо было протонно-литиевую реакцию попробовать. Под это Бердышев дал бы тебе кредит доверия! А так – его понять тоже можно. Радиоактивность -штука поганая.

– Что же теперь мне делать, шеф Алексей Сергеевич?– Металлоэлектроникой заняться не хочешь?– Да иди ты!..

Семинар продолжался еще два дня, и я вроде бы все слушал, но мною владело чувство невосполнимой утраты. Такое же состояние у меня было в прошлом году, когда схоронили бабусю Марию... В мае старушка своим ходом приехала в гости к внуку, снохе и правнучкам. Но не скрывала и своего пристального интереса к Москве. В Москве же всему остальному предпочла Красную площадь, дивясь ее реально­сти. Очень была польщена возможностью походить внутри Кремля. А у Царь-пушки сказала с обезоруживающей наивностью: "То и хорошо, что не стрельнула. А то еще при тех бы царях вышел "атом"! Бомбы у нее вон какие здоровенные". Бабка Мария отказалась от Жениного предложения поселиться у нас, ссылаясь на то, что дома у нее осталась "скотинка". Имелась в виду дюжина кур. Расстались спокойно и без лишних слез. А в конце июня пришла телеграмма...При прощании во дворе, заполненном односельчанами, гроб сто­ил под старой вишней, и зрелые красные ягоды свисали над лицом мирно и навсегда уснувшей хозяйки. В тот же день мы с Женей, про­щаясь с усадьбой, отходившей сельсовету, сорвали все цветы и устели­ли ими свежую могилку со сварным крестом. Звонко заливался над деревенским кладбищем жаворонок... По дороге на станцию зашли проститься и к родной криничке в Котовой балке... Я очнулся от вос­поминаний и сосредоточился на очередном докладе.В субботу было только утреннее заседание. В заключительном выступлении Бердышев подвел итоги. О моем докладе он даже не об­молвился. Инцидент, как говорится, был полностью исчерпан. А ведь я ожидал от Бердышева позволения продолжить хотя бы физические исследования периодического уип-эффекта, без всяких там нейтронов. Такими работами ведь не занимается никто в мире! Пересветов теперь уже и не пытался меня утешить. Все было кончено...Вечером был банкет, но он тек сам по себе как бы мимо моего сознания. Разумеется, я выпивал и закусывал, но не веселило меня вино и не вызывало горячих мыслей о сопричастности к величию родной фирмы... Самым ярким впечатлением за вечер оказалось выступление "инициативной группы" во главе с Царевым. Они предложили внима­нию присутствующих частушки, отразившие самые яркие события се­минара. Острое словцо под баян сопровождалось взрывами хохота. Я вдруг услышал: "Дерби вроде бы не в моде, но при всем честном наро­де наш Величко – вот нахал! – на Нейтроне проскакал. Лучше б, Саша, не в седле – да-а эх! – а на атомном "жигуле"!" Не оставалось ничего другого, как только подняться в полный рост и раскланиваться под оглушительные аплодисменты.– Видишь, как ты всех задел за живое? – толкнул меня в бок Пере­светов. – Не горюй, будет продолжение. Что-нибудь придумаем!Нет, не верилось мне в продолжение. Может быть, попробовать еще пробиться в какую-нибудь академическую "контору", занятую проблемами УТС? Но кому я нужен за пределами родного НИИ – без степени и звания, и даже без каких-нибудь прав на собственное изобре­тение и открытие!В конце ночи я вместе с теми, кто не жаждал больше ни вина, ни танцев с женским персоналом базы отдыха, переместился в "каминную". Ее специально выстроили на самом берегу этим летом, чтобы отвадить любителей ночных костров, которые могли, того и гляди устроить пожар в ближайших торфяниках. Это была крытая площадка с камином, который мог заправляться чурками и горел до утра. От камина шел сухой жар, побеждавший влажное дыхание боль­шого озера. Сидели перед огнем на бревнах молча. И вроде бы не хо­лод и влага время от времени приходили из черной темноты за несуще­ствующими стенами "каминной", а дышала в спины сама судьба, напоминая "семинаристам", что вот и еще один год минул, хоть и не­напрасный и даже успешный, но приближающий к тем неумолимым временам, когда уже не захочется ни творить, ни веселиться, ни любить... Незаметно стала сереть тьма за пределами освещенного пространства, и четко вдруг проступили прибрежные березы и гладкая вода у кромки песчаного берега, накрытая дальше плотным туманом.