Звездное вещество

– Но всего этого мало, дорогие мои, мы с вами ни на минуту не должны упускать из виду экономику. Пусть ваши новые идеи и разра­ботки обеспечат наши заводы выпусками достаточно массовой или гибко изменяемой продукции.

Циркотрон меньше всего подходил для освоения на серийных за­водах с целью подъема их экономики. Снова вчерашняя тревога вер­нулась в мое сердце, и я почти не слушал следующего докладчика. Я уже панически страшился собственного провала. Бердышев объявил короткий перекур.

– После перерыва, – сказал он, – заслушаем доклады наших "разведчиков" – начальника Проблемной лаборатории Пересветова и ведущего инженера Величко.

Во время перекура в разрыве облаков выглянуло солнце, согревая плечи и затылок. Я брел среди берез, стараясь унять сердцебиение, и вышел к прекрасной рябине. Предвещая суровую зиму, она только что не стонала под грузом сочных коралловых ягод. "Она весной рябина, а осенью – богиня! – услышал я тихий Женин голос. – За чьи же интере­сы грозит ей та погибель?" Ах, Женька моя милая, какая же это поги­бель? Дай мне Бог когда-нибудь достичь такого результата, как у этой рябинушки!...Доклад Пересветова шел, что называется, "на ура". Еще на хамсаринском плоту двенадцать лет назад я услышал впервые идеи, которые тогда казались завиральными. Длина свободного, без столк­новений, пробега электронов в кристаллической решетке некоторых металлов порядка микрона, то есть поток электронов может проходить через пленку металла свободно, как в вакууме. Значит, кроме полупро­водниковой твердотельной электроники можно мыслить металлоэлек-тронику, которая будет как бы аналогом старой, вакуумной, но не­представимо мощнее и эффективнее... В последние три года, путем виртуознейших опытов, Пересветов блистательно подтвердил давние свои, идеи.

– Научитесь выращивать пленки сверхчистых металлов, – обра­щался он теперь к нашим технологам, – дело за вами.

Пока шла жаркая дискуссия по докладу Пересветова, я развесил свои плакаты. Наконец директор повернулся ко мне вместе со стулом и

кивнул: "Начинайте!" Я тут же напрочь забыл первую уемистую фразу, которую заготовил с вечера и начал совсем просто:

– Мой доклад посвящен исследованиям недавно открытого явле­ния в неидеальной плазме, которое может стать реальным ключом решению задачи управляемого термоядерного синтеза, то есть УТС.

Дальше, что называется, беря быка за рога, я перешел сразу к критерию Лоусона, чтобы обозначить корень проблемы УТС... Легкие ядра, участвующие в реакции синтеза, заряжены положительно и сильно расталкиваются. Чтобы преодолеть эти, кулоновские, силы расталкивания, необходимо столкнуть ядра с высокими скоростями. Для это го нужно нагреть термоядерное горючее до огромных температур. Но даже при высоких температурах ядра не обязательно сталкиваются. Вероятность взаимного рассеяния ядер в миллионы раз выше вероятности их слияния. Следовательно, нужно или удерживать температур газообразного топлива в 100 миллионов градусов достаточно долго, порядка секунды и более, что представляет огромные трудности, или же сократить время разогрева до миллиардных долей секунды, но при этом уплотнить горючее до огромных значений – порядка десятков сотен единиц плотности воды, то есть получить на земле крошечный лишь в силу своей малости, безопасный комочек звездного вещества, этом случае плазма удерживается исключительно за счет механической инерции самих ядер. Реакция синтеза должна произойти быстрее, чем они успеют разлететься. Такой способ называют инерциальным УТС Далее я развернул представления об инерциальном УТС на базе лазерного метода мгновенного разогрева термоядерного топлива и упомянул о методе, использующем для той же цели сверхплотные ускоренные пучки ионов. Подвергши критике оба эти метода, я перешел к "уип-эффекту". Сослался на собственную раннюю работу, благоразумно умолчав о причинах своих экспериментальных неудач, и отдал должное зарубежному коллеге Сандерсу. В достаточной мере заинтриговав аудиторию, я с помощью красочного плаката объяснил суть "уип-эффекта" или, если угодно, " эффекта кнута"...

– И пряника тоже? – не удержался кто-то на задних рядах. Грохнул добродушный смех, и я определенно почувствовал, что не только овладел вниманием, но уже и расположением к себе это очень взыскательной аудитории, состоящей из "китов" до "асов". Когда наступил черед циркотрона который является своеобразным СВЧ прибором, меня понимали с полуслова. Я чувствовал, слушатели оце­нили красоту идеи! Однако не следовало "растекаться мыслью" и я, экономя время, сразу же перешел к своим последним достижениям. Самый эффектный мой плакат назывался "Нейтронное дерби". Как в игровом автомате "Скачки", вдоль горизонтальных линий мчались наездники. Циркотрону соответствовала красная лошадка, прямо тебе Петров-Водкин! Я ткнул указкой в красного коня, привлекая внимание слушателей, и тут вдруг меня остановил Бердышев:

– Простите, что это у вас тут написано?– Ну, это метафора такая, Владислав Петрович. Дерби – это уже почти термин в специальной литературе по УТС.– Да черт бы с ним, с этим вашим дерби! Должен ли я верить сво­им глазам, красный ваш конь означает, что и вы получили нейтроны?

– Да, в полном соответствии с техническим заданием на НИР...

– Помолчите-ка!.. – оборвал меня Генеральный. – Товарищ Пере­светов, кто вам разрешил в нашем институте такие вот развлечения?– Вы, Владислав Петрович.

Бердышев побагровел и поднялся со стула, не на шутку обозлен­ный.

– Вы мне бросьте, Пересветов, эти шуточки! Я до такого дойти не мог. Я вам разрешил поставить тему по исследованию эффектов схлопывания в плазме, имея ввиду использование этих явлений главным образом в электронике. Ведь так? А вы опять самовольничали по сво­ему обыкновению!..

Немного побледнев, Пересветов хранил, тем не менее, полное присутствие духа, тогда как меня трясло в буквальном смысле. Я толь­ко себя во всем мог винить, ведь это я же впечатал на машинке у Дмит­риева те злосчастные нейтроны!

– Владислав Петрович, – спокойно объяснил Пересветов, – Это степановская фирма настояла вписать в техзадание такое требование. Мы его вписали, а вы не обратили внимание при утверждении доку­мента.– А если бы они от вас потребовали вписать такое: "биться голо­вой В стену"? – Бердышев уже не мог найти слов от возмущения. – Черт знает что творится в институте! Имейте в виду, Пересветов, это вам с рук не сойдет.

Он размашистым шагом стал ходить вдоль первого ряда. Его распахнутая спортивная куртка всякий раз обдавала меня ветром. Пе­ресветов неловко переминался с ноги на ногу, не решаясь сесть, потом снял очки и стал протирать их носовым платком. Без очков Лешкино лицо было невидящим и незащищенным... Вдруг Генеральный, резко остановив свое движение, уставился на Пересветова, и тот поспешно напялил очки и поправил их своим привычным манером, надавил бе­зымянным пальцем у переносицы. Бердышев сердито сказал ему:

– Знаете, Алексей Сергеевич, вы как та хитрая девочка из анекдо­та, что, собираясь на очередное свидание, спросила у отца, можно ли ей поцеловаться...

В зале наступила тишина, потому что никто не увидел пока ника­кой аналогии, а сравнение казалось обидным. Но Бердышев продол­жил:

– Папа ей сказал рассеянно: "Ну, уж согреши разок!" Она и согрешила, только по-настоящему и с последствиями.

В зале грохнул такой смачный хохот, что уже никак невозможно было бы Пересветову обижаться. Смеялся и Генеральный, багровея задыхаясь. Отсмеявшись, сказал:

– Ну, Пересветов, что мне с плодом этого вашего "греха" теперь делать? Тема ведь министерская, и вы ее успешно, как помнится, завершили. Уже и документы Госкомиссии отправлены в главк, не так ли?.. Это же козыри для моих неприятелей. Заклеймят ведь: Бердыше мол, чужую тематику узурпирует и народные средства проматывает на дилетантство... Скверно! Ну, что же, и на том, как говорится, спасибо Садитесь на место, Величко.– А вопрос можно к докладчику? – раздалось в зале. Это был Царев.