Дорога издалека (книга вторая)

Вокруг мечети разрослись высокие тополя, ветвистые ивы. Деревья стояли густо, иные уже состарились, листву давно потеряли — одни корявые стволы с дуплами, полными трухи. Летом в развесистых темно-зеленых ветвях гнездилось видимо-невидимо всевозможных птиц, больше всего пегих проворных скворцов. Зимой на деревьях и на уступах здания теснились сизые голуби.

Долго подбиралась река к прославленной древней мечети Ишабаши. Подобралась на второй год революции.

Только сам-то имам Абдурахман Чорагасы, как говорится, и в ус не дул. Дело еще в том, что был он заядлым потребителем наркотиков. А когда насосется хмельного соку маковых зерен, то и вовсе ни о чем не помышляет.

Вот однажды утром сидит он в тени своего дома возле мечети, чай попивает. Вдруг — говор, шум шагов. Подходят дайхане, человек семь, с кетменями и лопатами.

— Саламалейкум, имам-ага!

— Алейкум, уважаемые. С чем пожаловали?

— На хошар к вам.

— Что такое? — Абдурахман всполошился.

— Да ведь река второй день бушует. Вот-вот берега станет крошить. Уже смыло два меллека со всем добром… Давайте, имам-ага, пока не поздно, мечеть разберем, кирпичи сложим подальше от берега. Деревья тоже выкопаем. Не то беда неминучая!

— Как так?! — Имам от негодования даже на ноги вскочил. — Мечеть у самого аллаха под защитой! А без его волеизъявления ни одна былинка не шелохнется. Аминь, воистину так! — он возвел глаза к небу, на жирном щекастом лице изобразил благоговейное умиление перед силами неземными. — Нет, нет, о люди! Не позволено никому касаться священных стен сего храма! Вот увидите, завтра же безумная река отхлынет, угомонится!..

Дайхане постояли еще немного, потолковали, видят — имама не переубедить. А беда меж тем грозит их собственным жилищам. Туда они и поспешили.

Наутро глянули на то место, где высилась мечеть Ишабаши, окруженная вековыми деревьями, а там пусто. Желтые волны Аму пляшут возле свежего среза нового берега. Мечеть с деревьями будто языком чудища-дэва слизнуло за одну только ночь. Сам Абдурахман-имам каким-то чудом успел спастись, после чего ушел куда глаза глядят от стыда перед людьми, утратившими веру в святость и неприкосновенность мечети, которую сам аллах не смог уберечь.

В тот год разлив реки достиг невиданной силы. Волнами смыло много меллеков на землях, где селились люди родов Эсенменгли, Гюнеш, Чатрак. Оросительная сеть Бешира, дотоле имевшая в плане вид почти правильного овала, целиком была нарушена. Осевые арыки трех названных родов, а также родов Кабырды, Берашли полая вода особенно сильно повредила в головной части. В разгар лета, когда половодье сходит на нет, это грозило тем, что засеянные участки будет невозможно поливать.

В те дни только и было разговоров по всему аулу, что о воде, о бедствиях, которые причинила беспощадная Аму, о том, как напоить влагой посевы в засушливую пору.

Как говорится, от воды — радость, от нее же и погибель.

Но времена пришли новые. Какая ни случись беда, власть не допустит, чтобы слепые силы стихии угнетали, омрачали судьбу трудящихся дайхан.

Оросительная сеть аула Бешир в том виде, в каком унаследована от предков, была во многом несовершенной. Во-первых, голову магистрального канала там, где он соединяется с рекой, то и дело забивает илом. Нужно тратить много сил и времени на очистку. Далее. У головы русло канала приходится делать глубоким да широким, чтобы вода беспрепятственно проходила в глубь орошаемых земель. Из-за этого тем родам, чьи меллеки расположены ближе к голове канала, вода поступает более обильно, нежели тем, кто селится дальше от головы. А раз так — нескончаемые споры, взаимное недовольство, попреки, временами перерастающие в открытые столкновения. Тогда и за ножи хватаются, кровью землю могут обагрить…

Дайхане родов, что сидят ближе к голове магистрального канала, обычно снимали урожаи богаче, нежели те, кто на дальних арыках, меньше труда вынуждены были вкладывать в свою землю. Значит, и достаток бывал неодинаков. Для вражды — первый повод!

Все это стало очень тревожить людей, которых народ облек властью и ответственностью за дела края. Пришла пора навести порядок в распределении воды, заодно уберечь аулы от злодеяний Джейхуна-неистового.

Едва только выпадал час досуга, Нобат пешком направлялся к берегу Аму. Стоял, глядел, как убегают вдаль мутные торопливые волны, раздумывая всегда об одном. Могучая, щедрая река, тысячелетиями дает она жизнь обширной стране. И столько же времени терзает людей. Пора за нее приняться. Силы-то у народа теперь не прежние. «Что, не веришь? — Нобат обращался к реке, точно к живому собеседнику. — Погоди, недолго тебе еще буйствовать. Одолеем!»

Такие мысли рождали в его сознании те бесконечные жалобы на несправедливое распределение поливной воды, просьбы о помощи после паводков, что шли и шли в райком из аулов района. Споры обычно удавалось разрешить, помощь пострадавшим неизменно оказывали. Но в целом положение оставалось прежним, что ни день — чревато бедами и неурядицами.

Совещались поначалу у себя в районе, затем в округе. Ведь почти во всех районах на юге Лебаба обстановка была одинаковой.

Нобат не ограничивался совещаниями официальными, а стремился побольше выведать у знающих людей, как ведет себя река в разное время. Много дельного узнал он по части того, как регулировать поступление воды в арыках головной и хвостовой части магистрального канала, как предупреждать размыв берегов и главных узлов оросительной сети. Огромные затраты труда при неустанной бдительности, плюс многолетний опыт, плюс абсолютная честность каждого, причастного воде, — и при всем этом лишь кое-как, с потерями и жертвами можно сберечь и использовать оросительную сеть в ее нынешнем состоянии, весьма и весьма далеком от совершенства. Да и надолго ли?

Нет, здесь необходимы какие-то коренные перемены!

Крепко запомнились беседы с теми, кто хорошо знал поведение реки. Одним из таких людей был бывалый амударьинский лоцман Андрейченко, живший у сына в Керки. Этот старик водил по Аму пароходы от Термеза до Нового Ургенча на протяжении трех десятилетий, а позже плавал по Волге и Каме.

— Отчего, думаешь, товарищ Гельдыев, она буйствует, наша Дарья-то? — попыхивая трубочкой, старый лоцман из-под кустистых бровей с хитрецою поглядывал на собеседника. — Перепад уровня воды велик, вот в чем суть! Выходит, почитай, на каждые шесть верст по полсажени. Тут и покрепче береговой грунт не устоит, а у нас пески, да все низины. Смекаешь, к чему веду речь?

Не сразу Нобату раскрылся ход мыслей старого речника. Чтобы приручить Аму, нужно каким-то способом ослабить силу ее течения, хотя бы на коротком отрезке русла. И, возможно, не для всей массы воды, а лишь для частично это пришло уже позже, когда Нобат свел дружбу еще и с техником-ирригатором, которого прислали из Ташкента. Вместе с ним писали в Чаржуй, Ташкент и даже в Москву — спрашивали совета у сведущих людей, изучавших реки, подобные Джейхуну. Сами мозговали вдвоем, втроем с Андрейченко, потом еще и мирабов собрали. Ходили, ездили вдоль обоих берегов реки, на лодках выбирались на стремнину, береговую кромку обследовали.

Паводок прошел, а там середина лета, за ней осень. Зима — на реке затишье. Тут и время подумать, прикинуть, подсчитать заранее, схемы вычертить. И вот к весне у Нобата и его «штаба» был готов проект — как накинуть на Аму хотя бы первую, зато крепкую уздечку.

Вкратце проект сводился к следующему. Вблизи Керкичи, в низине, где береговой грунт послабее, начать рыть магистральный канал параллельно реке, на небольшом от нее удалении. Длина трассы — 80 верст. Отвести в него воды немного — процентов пять всего количества. И вот из этого канала подавать воду в оросительные сети аулов вдоль правого берега, до самого Бешира, где капал должен иссякнуть. В голове соорудить плотину, чтобы регулировать забор воды в зависимости от нужд орошения.

Первая и главная выгода — оросительные сети аулов избавляются от опасности быть нарушенными в результате паводков. С небольшим потоком воды легче справиться.