Яна и Ян

Прошло десять дней, похожих один на другой. Я не обращаю внимания ни на небо, ни на пение птиц. А цветут ли еще крокусы? Этого я тоже не знаю. На работу теперь езжу трамваем. В подсобке надеваю рабочий халат и встаю за прилавок.

— У вас есть новая пластинка Карела Готта с портретом?

— А мне нужен альбом «Супрафона» с записями Горничека.

— Пожалуйста, какую-нибудь популярную мелодию для жены к пятидесятилетию. Танго или что-нибудь в этом роде…

— Я слышал, что оркестр Чешской филармонии записал «Славянские танцы» Дворжака. У вас есть такая пластинка?..

В полдень, как всегда, мы закрыли магазин на обед и остались с Даной вдвоем — заведующая ушла в парикмахерскую красить волосы в морковный цвет. А мы подогреваем себе сосиски.

— Яна, ты бы вышла замуж за человека с достатком, если бы ему было, скажем, лет сорок пять?

— За такого дедушку? Никогда!

— А я бы — не задумываясь. Какой толк от молодых! У них почти никогда не бывает денег. Даже за билеты в кино приходится самой платить. Меня такая жизнь не устраивает. Да и работа надоела.

— А чего же ты хочешь?

Она блаженно потянулась:

— Наслаждений! — и, подмигнув мне, рассмеялась: — Ты ведь даже не догадываешься, что это такое, правда?

— Наверное…

— С такими потрясающими глазами да с такой фигурой ты бы могла сделать неплохую партию, если бы не была глупенькой.

Я молча откусила кусочек сосиски. Она как резиновая, и я с отвращением положила ее обратно на тарелку.

— Да, забыла сказать, опять «Мастроянни» заходил, спрашивал о тебе. Я же говорю, что при желании ты можешь удачно выйти замуж. Вот хотя бы за него. Своя машина…

«Мастроянни» покупает только серьезную музыку, преимущественно записи старых мастеров.

После обеда мой поклонник появился снова:

— Вы не забыли о своем обещании, Яна?

Я взяла с полки пластинку с записью концерта Гайдна. В пустом магазине послышались величественные звуки органа.

— Вы сегодня грустны, Яна.

Мне хотелось сказать: «Я не грустна, а глупа. Влюбилась в человека, который встречается с другой. Вот и все», но сказала я совсем иное:

— Это вам показалось. Завернуть пластинку?

— Будьте добры. — И «Мастроянни» продолжал тихим голосом, потому что заведующая уже воцарилась на своем «троне» в кассе: — Вы когда кончаете? Я мог бы подвезти вас домой.

Я молча заворачивала пластинку.

— Так в котором часу заехать? — настойчиво переспросил он.

Я отрицательно покачала головой.

И тут в разговор вмешалась заведующая:

— Здесь магазин, а не бюро знакомств. Извольте частные разговоры с продавщицами вести по окончании их рабочего дня.

Наша заведующая — мужененавистница. В свое время у нее была большая любовь, но потом ее парня призвали в армию и там он нашел себе другую. А заведующая так и не вышла замуж. И теперь время от времени она произносит перед нами речи, обличающие вероломство мужчин. Как, например, сейчас:

— Вот ловелас! Я рада, Яна, что ты не клюнула на его машину. Он наверняка женатый.

— От вас умереть можно! — смеясь, сказала Дана.

— Прежде чем умирать, протри витрину. Ведь это лицо магазина. Вот тебе тряпка, и давай пошевеливайся. И не вздумай там кокетничать с молодыми людьми!

— Я?

— А может, я? Или Яна? Чтобы витрина блестела как зеркало, иначе еще раз протрешь ее после работы!

— У вас совсем как в армии! — отрезала Дана, но взяла тряпку и вышла на улицу.

В этот момент я ей страшно позавидовала. То и дело меняет кавалеров, всегда весела, ничего не принимает всерьез, и при том в общем-то неплохая подруга. А я, должно быть, кончу, как наша заведующая. Нет, надо перебороть себя, ведь в этом мне никто не поможет.

И все же помощь пришла. От того, от кого я ее меньше всего ожидала, — от Моники. Она появилась в магазине в пятницу, вернувшись после поездки в горы, с красивым бронзовым загаром, в отличном брючном костюме. Дана пришла в восхищение, а я разозлилась. Не на Монику, на себя. Рядом с ней я выглядела как ощипанная курица. А добило меня ее заявление, что завтра вечером к ним придет Ян, поэтому ей нужны какие-нибудь хорошие записи.

Из магазина я отправилась прямо в парикмахерскую. Потом купила светло-голубую кофточку с большим вырезом, которые только начали входить в моду.

Вечером мы с Иркой и Орешком пошли в клуб метростроевцев, славившийся хорошим оркестром. Пригласил нас один парень, работавший на строительстве метро, — Ирка с Орешком помогали ему ремонтировать «фиат». Парень оказался умным и очень общительным. Он рассказывал мне, что можно найти глубоко в земле.

— Угадай, — разжигал он мое любопытство, — до какого слоя горной породы мы добрались при работах на трассе «С»?

Я ответила наугад:

— Слой этот, наверное, являлся поверхностью Земли миллион лет назад…

Парень рассмеялся и сказал, что я ошиблась всего на каких-то триста сорок девять миллионов. Ну и ну! Потом он разоткровенничался: мол, скоро поедет в Советский Союз изучать геологию, не только самую древнюю, но и самую интересную науку на свете. Он рассказывал о геологии с таким восторгом, с каким говорят о любимой девушке. И я вдруг осознала, что у меня нет ничего такого, чем бы я была так же страстно увлечена. Может быть, музыка? Но я лишь слушаю ее.

Перед сном я долго думала о горной породе, насчитывающей триста пятьдесят миллионов лет, и о своих страданиях, продолжающихся всего четырнадцать дней, но кажущихся мне вечностью. А может, я такой человек, которого любая мелочь повергает в уныние?

Но на другой день, когда в магазине появился Ян, все мои страдания сразу же улетучились и я почувствовала себя по-настоящему счастливой. Я была настолько взволнована, что даже оперлась о прилавок, чтобы устоять на ногах.

В субботу утром позвонила Моника и сообщила, что вернулась. В горы вместе с ней ездила и Эва, и, пока они там отдыхали, Иван переселился временно ко мне. Мы снова зажили той великолепной жизнью, какой могут жить одни мужчины, хотя нам и приходилось отчаянно зубрить, готовясь к письменным экзаменам. Зубрежка навевала скуку, но мы старались вносить в свою жизнь разнообразие беседами на всевозможные биологические темы.

— Возьми, например, саранчу, — начинал рассуждать Иван. — Она спокойно может перенести облучение, находясь в пяти километрах от эпицентра взрыва мощной атомной бомбы: отряхнется, и все. Я уже не говорю о скорпионе. Для человека смертельная доза — шестьсот рентген, а скорпион может свободно выдержать и семьдесят пять тысяч рентген…

Так мы установили, что нам далеко до саранчи и до скорпиона, что по сравнению с нами они неплохо приспособились к жизни в атомном веке. А ведь это мы, люди, открыли и научились использовать ядерную энергию.

— Ну чем не пещерные жители? Мы — пещерные люди атомного века! — утверждал Иван.

Вчера он уехал к себе. А сегодня звонила Моника. Блаженство мое кончилось.

— Ты не хотел бы вечером прийти к нам? Не бойся, никакой компании не будет, только мы одни. Я достала у Яны отличные пластинки…

Это приглашение меня почему-то взволновало. Ах да, Моника упомянула Яну. Ну так что же? Я ведь вычеркнул из Жизни всех женщин, в том числе и девушку с крокусами. До экзаменов никакой романтики, а там посмотрим. Но неужели Моника так дьявольски хитра? А может, она сказала правду?..

— Да, чуть было не забыла, тебе привет от Яны.

— Спасибо. Как она поживает?

— Спроси ее сам. Она будет вне себя от счастья… Как видишь, для меня это не секрет.

Но это же так не похоже на Яну! В «Манесе» она даже не обернулась, когда уходила. У Пушинки, после представления, я едва успел сказать ей:

— Спасибо тебе за то, что ты осталась со мной на Земле.

Она совершенно спокойно:

— С тобой?! Я просто хотела остаться, а с кем — мне было все равно…

Такая гордая девушка не будет делиться с подругами сокровенным. А впрочем, девушки народ особый, кто их знает…